Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

На другой день приходим на конференсыю[261]. Народу по́лно, зал забитой, свыше триста человек, впереди чиновники и преосвященныя разъелись сидят, один одного толше. Да, думаю, испостились, бедняжки.

Началось выступление, презентация, и нача́ли выступать, по чину, каждый высказывал, что приготовил к етой конференсыи, ето всё точки зрение о вероисповедание. Народу много было с разных стран. Да, интересно, но чувствуется, что решается судьба духовности во всем мире, и большинство разговор идёт о старообрядчестве. Мня задело крепко: значит, задели бо́лькую правду, и мы являемся героями, и после триста пятьдесят пять лет, после столькя пролития крови невинной, что[262] шли за правду. Некоторы выступали против старообрядцав, но ответы были категорически убедительны, разумны в защиту старообрядцав, и всё взято из архивах истории, ничего подложного здесь нету. Выступали и приглашённыя из разных стран. Мня вызвали как гостя́ и представителя Уругвая и Аргентине. Я нихто, но за свою веру душу положу – выступил, поблагодарил Москвина за такую честь, мне оказавшую. Я сказал очень мало:

– Без меня есть кому что сказать. Моя благодарность всем, здравствуйте всем и здорово живёте старообрядцам. Спаси Христос за такую большую честь. Мы являемся как представителями Уругвая и Аргентине. К сожалению, не нашлось боле грамотного лица, я безграмотный, за ето простите. Что я могу сказать? Да ничего, толькя одно: прибыл я в Москву, побывал в старообрядческих храмах, и мня удивило: одне старики да старушки, а где молодёжь? У нас, слава Богу, не так: все с малого до большого все в церкви. Сами видите, что получается в мире. Мы доложны молиться все, чтобы Бог помиловал и был мир и мир в миру. Не надо смотреть, что мы старообрядцы, толькя мы спасёмся, – ето для всех вероисповедованиях: католикам, протестантам, мусульманам, евреям, да всем-всем. От верующаго человека что-то можно ожидать доброго. Простите, большоя вам спасибо, и спаси Христос! – Я удивился, что так хлопали в ладошки: что я сказал? Да ничего.

После конференсыи объявили: завтра продолжается на Рогожеской кладбище и будет по сексыям. Все пошли на выход, многи подходили ко мне и благодарили и спрашивали:

– Почему так унижаешь себя?

– Я пои́наче не могу, так привык.

Конференсыя была на Таганке, в здании Фонда-библиотеки «Русскоя зарубежья».

Вечером в храме собрались до десятка парней, поморсов с разных консов страны и зарубежья, оне все присутствовали на конференсыи, молодсы ребяты.

На другой день на Рогожеским кладбище пошло всё по сексыям, всех семь сексыях, каждый выступал, что приготовил из истории и из архивах, и чу́дно: все выступление большинство о старообрядчестве. Изучается всё: вера, штение, пение, культура, быт и так далее. Никонияны выступали против старообрядцев, но ето для них был позор. Что ты сделашь против правды? Ето ваши предки натворили. Протестанты тоже шли против старообрядцев, но им доказали. Но са́мо чу́дно – выступали не старообрядцы, а учёные люди, академики. Я провёл время на одной сексыи, и всё интересно, но я переживаю: мне нужна вся информация, со всех сексыях. После окончания я стал спрашивать, где можно получить всю информацию о выступлениях, мне ответили: «Вон в двух томах». Я обрадовался, купил – теперь имею документ.

Вечером пошли по домам, идём на електричкю[263] человек двенадцать, подходит ко мне один из академиков, что выступал, вытаскивает книгу, показывает мне и спрашивает:

– Вам ето знакомо?

Смотрю, на корке[264] фотография, ету фотографию где-то видел, заглавия «Приморски старообрядцы»[265].

– Да ето же наши!

– Да, ето ваши.

– А где можно купить ету книгу?

– Да нигде. Ети книги выпустили для учёных и властей.

– Да ето же мы! Продай, пожалуйста, вам легче её найти.

– Да я автор етой книги.

– Ну вот, тем боле, продай ради Бога! Вы для себя найдёте.

– Я продавать не буду, а давай так: ты мне подари поясок, а я тебе книгу.

– Да два подарю, толькя продай книгу!

Он подарил мне книгу, а я ему два пояска. Стал читать – да, чу́дно. Здесь все походы старообрядческих переселенияв в Сибирь, и хто откуду, все фамилии указаны, переселение, быт, культура, страдания, закон, порядки, емиграция в Китай, репрессия царских властей и СССР, емиграция в демократическия страны, хто куда уехал. Я свою фамилию нашёл в Аргентине, ето именно мы. Тут мне раскрылось много что и хто хто. Басаргины – ето большоя племя богатых, авторитетных и гордых людей, также и Мартюшевы. Дак вон оно как! Значит, Коля и Иона именно с етого клана по матерям, синьцзянцев оне ненавидят, хотя бы ихны отцы с нашего Алтая, но оне были очень мирны и дружелюбны, также и Мурачевы были порядошны люди, но смесь Басаргиных сделала их врагами синьцзянцев. Дак вот, Коля и Иона, предателями являетесь не я, а вы, вы предали своих родителяв, вы полусиньцзянсы. Теперь понятно, почему Кузьмины, Черемновы разны: значит, которы не связанны с Басаргиными и Мартюшевыми, те порядошны, а хто связанными – вся и проблема, и то толькя те, хто именно угодил характером в Басаргиных, потому что у Коли есть братьи, и слухи идут – некоторы порядошны, значит, в отца, он Кузьмин.

На другой день Москвин организовал мне встречу в МИДе. Пришлось познакомиться с чиновниками МИДа. Ето был начальник отдела по переселению соотечественников, проживающих за рубежом, Поздоровкин Владимир Георгиевич[266], он стал спрашивать: откуду, сколь нас в Уругвае, и наши желания, и в чём помогчи, подарил мне книгу – все порядки переселение, пожелал успеху и удачи. Я горячо поблагодарил.

Вечером пришли ко мне Литвинова Наташа и её фотограф Бойко Иван[267], она писатель о старообрядцав-алтайсав, мы с ней познакомились на конференсыи, девушка молодец. Мы с ней пообчались, поспрашивали друг друга, наши интересы, и остались на тем, что ишо встретимся. Попозже пришла Дынникова Ирина[268], тоже писатель, она занимается духовным пением и часто ездит в Бразилию, знакома с нашими старообрядцами, была у Василия Килина, у Павла Кузнецова, у Ры́жковых и изучала наша крюковоя пение. Она узнала, что Килин Фёдор мой тесть, спрашивала:

– Что, всё ишо он пишет книги по духовному пению?

– Нет, уже не пишет, стал старый, и глаза плохо видят. – Она хочет с нём познакомиться.

На другой день Москвин организовал встречу с представителями Алтайского края. Оне приняли нас очень вежливо, приглашали нас на родину, спрашивали, в каки́ времена наши деды ушли в Китай, как проживаем в Южной Америке, желали бы вернуться на родину.

– Да, конечно, и очень даже, но надо посмотреть, какой предлог и условия.

Оне посулились помогчи, оне улыбаются и между собой говорят:

– Да, ето нам свои, он говорит по-алтайски, много слов совпадаются.

Для меня ето было чудо. Значит, вот оно что! Наш диалект именно алтайский. Мы пообчались, я их горячо поблагодарил и сказал:

– Ежлив соберёмся в Россию, то именно поедем в Алтай на родину. – Оне мне пожелали доброго возврата, и мы расстались.

Вечером приходит ко мне Ровнова Ольга, она как-то узнала, что я в Москве был на конференсыи, и была очень довольна, что мы с ней встретились. В Уругвае у Берестовых мало пообчались, и у нас дома не пришлось пообчаться[269]. Мы обои были с ней довольны, что встретились. Я ей сказал:

– Наверно, мы соберёмся в Россию.

– Да, ето было бы чу́дно. – Мы пожелали друг другу всего доброго и расстались.

В пятницу последняй раз встретились с Москвиным Виктором Александровичем, я попросил у него запись – презентацию и выступление конференции, он мог дать толькя моё выступление. Ну что, и ето хорошо. Я за всё его, как мог, поблагодарил, и мы с нём расстались как друзья, он мне пожелал доброй пути и скорого возврату.

Алексей угодил хорошим историком и хорошим честным гидом. По встрече он познакомил меня со своим другом Писаревским Александром[270], он работает начальником прессы, старообрядец Белокрынической иерархии, мне он душевно понравился, ето простая душа. Я у них ночевал. Но боже ты мой, как у них тесно! Он хорошо зарабатыват – и так жить! Он видит, что я удивляюсь такой жизни, говорит:

– Данила Терентьевич, ето ишо хорошо, ты бы посмотрел, как у нас живут в России, ето ужась.

– Саша, ты меня прости, но ето пасека, так толькя могут пчёлы жить.

– К сожалению, такая у нас жизнь в России.

Жена у него Наташа, с Урала, бывшая нашего согласия, добрая и вежливая женчина, и у них мала́я девочка. Был я у них на службе, последнюю субботу и воскресенье провёл я с ними. Мы ездили с ними по разным рынкам и магазинам, я брал сувениры домой.

В воскресенье в семнадцать часов мой вылет в обратну путь, оне увезли мня на аеропорт, и мы расстались хорошими друзьями. Ета поездка на родину получилась хоро́ша экспери́енс[271].