Альтернативная история России. От Михаила Ломоносова до Михаила Задорнова - Константин Пензев

Характеристику личности Ломоносова дал А.С. Пушкин: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник».

Русский ученый-энциклопедист знал и ценил философское творчество Лейбница и Декарта («Декарту мы особливо благодарны за то, что он ободрил ученых людей против Аристотеля и прочих философов – в их праве спорить и тем открыл дорогу к свободному философствованию»). Особое значение он придавал опытному познанию: «Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мыслей, порожденных только воображением». В то же время в своих гносеологических воззрениях Ломоносов стремился избегать крайностей сенсуализма, признавая исключительную роль рационального познания: «Те, кто, собираясь извлечь из опыта истины, не берет с собой ничего, кроме собственных чувств, по большей части должны остаться ни с чем, ибо они или не замечают лучшего и необходимейшего, или не умеют воспользоваться тем, что видят или постигают при помощи остальных чувств». Ученый не был склонен к мистицизму в понимании природы, утверждая, что «приписывать… физическое свойство тел божественной воле или какой-нибудь чудодейственной силе мы не можем». Ему казалось возможным и необходимым достижение гармонии между верой и разумом, наукой и религией: «Неверно рассуждает математик, если захочет циркулем измерить Божью волю, но не прав и богослов, если он думает, что на Псалтирье можно научиться астрономии или химии». Само научное познание для Ломоносова было своеобразным служением: «Испытание натуры трудно, однако приятно, полезно, свято». Один из основоположников новой светской российской культуры, Ломоносов был убежден, что научное и культурное творчество требуют высокого нравственного и даже религиозного вдохновения.

Умер Ломоносов в Петербурге 4 (15) апреля 1765.

Ученый-энциклопедист, Ломоносов написал ряд исторических сочинений – «Замечания на диссертацию Г.Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского», «Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 г.», «Краткий Российский летописец с родословием», ряд работ о петровских преобразованиях.

Обращение Ломоносова к вопросам российской истории было неслучайным – к этому его побудил доклад Г.Ф. Миллера о «норманнском» происхождении русской государственности. Встав на позиции «антинорманнизма», Ломоносов пытался доказать обратное. В научной полемике середины XVIII в. по этому вопросу присутствуют в большей мере эмоции и политические страсти. Это проявилось, в частности, в стремлении Ломоносова доказать славянское происхождение Рюрика, и то, что славяне были среди народов, населявших равнины юго-восточной Европы на протяжении тысячелетия до появления варягов. Тем не менее, Ломоносов сумел убедительно показать, что Миллер использовал для своего доклада и всей системы доказательств исключительно западные концепции и источники, игнорируя русские летописи, а также те материалы, которые не подтверждают его точку зрения. Верно была определена Ломоносовым и территория расселения славян. В этом состояла сила исторических сочинений Ломоносова. Слабость же их проявлялась тогда, когда задачи исторического исследования он подчинял потребностям текущей политики.[238]

М

МАКАРЕНКО Вадим Владимирович. Заместитель главного редактора журнала «Новое время»; родился в 1953 г.; окончил Военный институт в 1977 г., кандидат экономических наук; с 1971 г. по 1994 г. служил в Вооруженных Силах СССР, занимался радиотехнической разведкой, служил в частях Дальневосточного и Ленинградского военных округов; преподавал на кафедре военного страноведения и иностранных армий Военного института; сфера научных интересов: экономика Японии, генезис японского капитализма, урегулирование этнополитических конфликтов, проблемы миграции, технология военной реформы; публиковался в журналах «Народы Азии и Африки», «Новое время», «Рубежи»; подполковник запаса.

Автобиография. На дежурный вопрос, чем занимаюсь, отвечаю: «Стал писателем». Что не совсем верно, поскольку пишу не прозу, а историю и занимаюсь геополитикой. Некоторым может показаться, что нельзя заниматься геополитикой, сидя дома. Собственно говоря, именно из книги по геополитике «Кто союзники России?», вышедшей в 2000 году, родилась и моя следующая книга «Откуда пошла Русь? Новая география Древнего мира».

Разбирая парадоксы геополитического мышления российских политиков, сформулировал проблему, с которой, как мне кажется, до сих пор не может справиться Россия: противоречие между локальной ментальностью и безмерной территорией, которая в эту ментальность никак не укладывается. Другой особенностью русской и даже российской ментальности я назвал «ветхозаветность», такую черту, которая свойственна дохристианскому религиозному сознанию. Это стремление к Правде, вера в высшую справедливость – в Закон, и явное недоверие к евангелическому христианству с его идеей благодати. Основная парадигма русской и российской ментальности заключена в словах «Бог в Правде». Осталось только найти эту правду, а для меня попытаться понять, откуда такая идеология, откуда такой народ, здесь – среди евразийских просторов, которые столь не похожи на условия его изначального формирования, задавшие ему его неизменяемую ментальность.

Откуда пошла Русь? Этот вопрос стоял до меня, стоит сейчас и, несмотря на то, что я уверен, что какую-то часть русского исторического кода мне удалось понять и найти ключ к разгадке этой «русской ветхозаветности», вопрос останется и после меня, хотя бы потому, что каждый русский будет искать свою правду.

Но случайно жизнь подготовила меня к поиску ответа на вопрос «откуда?».

Когда я в 1977 году закончил с отличием Восточный факультет Военного института иностранных языков, то за излишнюю проницательность и догадливость попал не в какую-нибудь хорошую контору в Москве, а был отправлен в распоряжение командующего Дальневосточным военным округом. В принципе это не было крушением надежд, поскольку, как шутили выпускники ВИИЯ, наша подготовка позволяла выполнять все роли от старшего на машине с песком до помощника министра обороны и выше. Я начал службу с помощника начальника командного пункта в части радио– и радиотехнической разведки на Сахалине.

Что такое разведка узнал, прибыв в часть, на командный пункт, где и научился тому, чем занят сейчас, – «идентификации объектов». Для обычного уха звучит ужасно. Но все просто, если человек пару раз выезжал за рубеж. «Идентификэйшн кард» – паспорт. Документ, говорящий, кто ты. Конечно, тогда никто не использовал это понятие, просто нужно было привязать тот или иной позывной, проявившийся в работе в радиосети, к тому или иному штабу. Я еще не понимал, что не просто служу, а осваиваю основу ремесла историка – учусь идентифицировать объекты («штабы» – это цари и их столицы, «районы учений» – это поля важнейших битв, «места дислокации войск» – это границы держав, «многократные пеленгования цели» – сопоставление многочисленных свидетельств, «вскрытие кодов и шифров» – понимание того, что скрыли или пытались скрыть комментаторы или прямые фальсификаторы, «проверка сведений из разных источников» – перекрестное изучение источников и т. д.). Термин идентификация объектов, которым я сейчас пользуюсь, усвоил тогда же от одного начальника КП, который случайно попал к нам из Москвы.

Тогда на Сахалине служба казалась мне слишком рутинной, слишком простой, слова «аналитик» никто в обиходе не использовал. Наш шеф (ему было лет 35!) по оперативной работе Геннадий Тимофеевич Степашкин называл нас не иначе как «профессора»: «Что надумали, профессора?». Обращение воспринималось, как признак доброго отношения начальства. Мы выявляли новые объекты, идентифицировали их («привязывали»), они периодически меняли позывные, по крайней мере, в ходе учений, мы занимались этим снова и так ежедневно пять лет службы на Сахалине. Я читал, сопоставлял, сравнивал, систематизировал, по букве догадываясь, что происходит от меня за сотни километров.

Этим можно заниматься всю жизнь, но для меня это казалось игрой, которая не могла удовлетворить. Я начал писать диссертацию.

В начале написал работу, где анализировал пути развития третьего мира. С этой рукописью, где рассматривались концепции в основном советских авторов, обратился к Нодару Симония, чью работу тоже не пощадил. К счастью для меня, Нодар Александрович не обиделся, по крайней мере, не сильно на мою «простоту», и даже ответил, правда, по телефону, что в работе есть некоторые мысли, но они настолько сильно перекрываются другими местами, что… В общем надо работать.