Походы викингов - Андерс Стриннгольм

По смерти Агни, второго Упсальского короля после Эггви, королевство разделилось между двумя братьями.[265] Сыновья одного отца имели одинаковые права и поровну получали наследство. Было в обыкновении оставлять неразделенным наследство и жить вместе на отцовском дворе; считали особенным уважением к памяти доброго отца, если братья жили вместе, в полном согласии и общими силами умножали имение, скопленное отцовскою заботливостью; впрочем, в случае желания кого-нибудь из наследником иметь свою долю отдельно от прочих воля его уважалась, и тогда происходил законный дележ наследства.

У бургундов и франков, южных соплеменников скандинавов, это равенство сыновних прав на отцовское наследство соблюдалось и в королевских семействах и подало повод к столь обыкновенным в то время уделам в королевствах и княжествах. Но такие уделы не раздробляли государств; на них смотрели как на отдельное управление страною, королевскими имениями и доходами — единственное средство, какое знали тогда для удовлетворения прав принцев и их приличного содержания. То же было и на Севере. В те времена еще не было государственного права, все находилось под общими гражданскими законами. Потому во всей Инглинга-саге вступление на престол нового короля означается только словами: «Сын наследовал отцу.»

Это было тем естественнее, что главная часть королевских доходов получалась с Упсальских имений, первоначальной собственности вождей из рода Инглингов, которую они присвоили себе при поселении в Свитьоде и которую умножили их потомки посредством заселения необитаемых земель. Эти имения потому и называются в сагах собственностью короля свеонов.[266]

Согласно с тем отправлялось и торжество, служившие как бы законным освящением прав нового короля на престоле и заменявшее венчание и присяги нашего времени. Оно называлось наследным пиром, или поминками, на который, по приглашению нового правителя, собирались все его родственники и своим присутствием как бы доказывали, что он имеет ближайшие права на наследство. Закон, равносильный для всех, предписывал, чтобы до этого никто не вступал во владение наследством.[267] Тому же закону подчинялся и король, почитавшийся только первым хозяином. Такие правила произвели наследственность королевской власти и общее управление многих стран, о котором упоминают древние памятники. Только этими правилами объясняются слова саги, что королевство и королевская власть распространялись в поколениях, по мере того, как эти последние разделялись на отрасли, но от частых разделов уменьшались королевские доходы и пределы населенной земли становились теснее. Тогда многие короли стали обрабатывать большие лесистые страны, селились там и таким образом умножали свои области.

Оттого возникло множество малых королевств и королей, упоминаемых в сагах. Эти короли устраивали свой двор по образцу двора Упсальского короля; вокруг них явились новые поселения и новые государства; сюда стекались желающие новых, удобнейших жилищ, искатели службы и счастья, одним словом — все, кого привлекала надежда лучших выгод. С приращением народа умножалась населенность: в странах диких и невозделанных чаще стали появляться дворы и деревни, из них поселения распространялись далее, из леса в лес, из пустыни в пустыню; новые херады возникали возле старых.

Так, многие из теперешних областей Скандинавского севера обязаны своим происхождением тому веку, когда все мелкие короли, подобно другим, домовладельцам, старались умножать свои доходы и забывали меч для плуга, чтобы собственными силами возделывать пустынную землю. И даже супруги их, королевы, сами занимались хозяйством, подобно простым поселянкам.

Эти мелкие короли имели полную королевскую власть, собирали налоги, созывали общий тинг, вели войну и наследовали свои королевства по прямому колену от отца к сыну. Все собирались, однако ж, в Упсалу на великие праздники воспоминания, оживлявшие в них ту мысль, что все они члены великой семьи, которой верховный глава король Упсалы. По крайней мере, так было в собственном Свитьоде (земле свеонов), как сказывает Инглинга-сага.

Но неопределенны отношения готов к Свитьоду и их зависимость от верховного короля Упсалы. В древних сагах они являются как независимый народ, под властью особенного королевского дома; о готской земле упоминают саги в таких выражениях, которые ясно дают разуметь, что она не принадлежит к королевству Инглингов; из этого можем заключить, что готы составляли самобытное государство, вовсе не зависимое от упсальского короля.

Но в таком случае готское и Свейское государства представляли бы пример, единственный в истории: они, совершенно независимые одно от другого, в продолжение 700 лет существуют без взаимной зависти, в согласии, в дружбе и мире, без покушений со стороны одного покорить своего соседа и не имея других уз, кроме дружбы. История, опыт, страсть к завоеваниям ясно говорят против вероятности подобных отношений. Притом сами саги приводят нас к другому мнению: они говорят, что Один и Гюльви вместе со своими людьми, состязались в разных искусствах и волшебстве, но что асы всегда оставались победителями.

Этот обычай норманнов символически изображать великие события под видом самых обыкновенных намеков на верховную власть Одина, утвержденную им на Cевере Гюльви говорят саги, что он признал свое бессилие и противиться Одину и заключил с ним союз.

Если нельзя открыть никаких следов несогласий и раздоров между свеонами и готами, то, конечно, одна религия сохраняла такой долгий взаимный мир. Оттого, когда с христианством явилась новая вера и рушилось основание, на котором утверждалась священная власть Упсальского короля, тогда разорвались и связи, соединявшие оба народа: готы более не хотели признавать первенство свеонов в насущных делах, и между ними вспыхнула война. Государства, незначительные по обширности, между которыми взаимные нужды сами собою уже вызывают постоянный раздор не столько еще требуют участия религии для прочности своего союза; ее высокое достоинство, ее важность и необходимость являются в полном блеске преимущественно тогда, когда союзы заключаются между могущественными народами. Так и между свеонами и готами основанием союза была религия Одина. Но всякое религиозное законодательство в древности обнимало и государственную власть, так что место главного святилища было пребыванием и государственной власти. Вот почему вожди называются в сагах единовластными.

Впрочем, одно название без существующей силы не дает власти над воинственными людьми, и готы оставались свободным, непокоренным народом. Они имели своих королей древнеготского племени; огромные леса отделяли их перебывания верховного короля Упсалы, и, окруженные могущественными соседями,[268] они, в опасных случаях, могли полагаться только на свои собственные силы. Такие обстоятельства делали очень возможным, что готы были гораздо независимее от Упсальского короля, нежели другое северное племя союза, жители собственно Свитьода, где находилась народная святыня и местопребывание верховной власти. Даже и эти последние, распавшись с течением времени на мелкие независимые государства, под властью особенных королей, больше и больше освобождались от государственного влияния Упсальского короля. Наконец эта власть обратилась в ничтожное название. Многие вожди викингов могли селиться в городах Упсальского короля и заступать его место: так, Хаки три года был королем Упсалы,[269] а Сельви долгое время владел Сигтуною.[270]

Восстановление древнего значения Упсальского короля было делом Ингьяльда Илльраде. Он был виновником тот первого переворота, о котором говорят древние памятники. Этот сын Браут-Анунда и последний Упсальский король из поколения Анундов имел высокие понятия о своем сане, он верил, что должен царствовать с той же властью, какой прежде пользовались его предки, дротты, и первые Упсальские короли. Препятствие тому он видел и независимых королях, ограничивавших власть и доходы Упсальского короля и нарушавших единство правления.

Но без насильственных мер нельзя было устранить это препятствие. Ингьяльд не мог, однако ж, противопоставить королям превосходного числом войска: силы их были одинаковы. Ему оставались средства другого рода, всего больше сообразные с его положением и духом времени. Он сделал великие приготовления для наследного пира или поминок по своем отце, выстроил новую комнату, нисколько не хуже старой, и в ней поставил семь престолов, поэтому она получила название семи королей. По всему Свитьоду разосланы были гонцы приглашать на пир королей и ярлов и других знатных людей. Шесть королей явились, а седьмой, Гранмар Седерманландский, не пришел. Гости введены были в новую комнату, короли заняли приготовленные им места, их подручники разместились на лавках.