Механизм преступного насилия - Игорь Петин

4. Лишь на четвертой ступени можно разрешать вопрос: сознавал или не сознавал субъект свое деяние, а если не осознавал, то должен был или мог осознавать.

5. Только после выполнения предыдущих действий решается вопрос о форме вины обвиняемого.

6. На шестой ступени при необходимости определяется разновидность умысла.

7. После выполнения всех перечисленных действий правоприменитель делает свое заключение о степени вины субъекта преступления[1039].

С учетом последних достижений философии, психологии, криминологии и социологии данная схема может стать практическим руководством для работников правоохранительных органов и судов при установлении вины признаков субъективной стороны насильственного преступления. В ходе установления причин и условий, способствующих совершению противоправных действий, суду в обязательном порядке необходимо определять меры по их устранению, включая оказание качественной психологической и (или) психиатрической помощи преступнику.

К. Муздыбаев утверждает, что люди поступают определенным образом, исходя из своего непосредственного понимания причинно-следственных связей в мире[1040], которые определяются в соответствии с мировоззрением. Поэтому для достижения целей уголовного наказания более важным представляется вскрыть характерные ошибки в восприятии и интерпретации человеком окружающей действительности и разъяснить их субъекту, что возможно при выявлении мотивов и целей субъекта, а также в ходе пенитенциарного или постпенитенциарного воздействия. Если этого не делается, то не помогут ни новые наказания, ни увеличение их размера. Среди криминологов известен факт, что отбывание 5–7 лет уголовного наказания приводит к устойчивым и труднообратимым негативным изменениям психики, а также к обрыву положительных связей с родственниками[1041].

Фактическое нарушение принципа субъективного вменения привело в историческом аспекте к бесцельным попыткам увеличения криминализации явлений, в частности терроризма, и размеров уголовного наказания. Если ст. 34 УК РСФСР предусматривала лишение свободы до 10 лет[1042], в ст. 24 УК РФ ответственность повышается до 15 лет[1043], то в настоящее время криминологическая ситуация усугубилась до такой степени, что в УК РФ 1996 г. ст. 57 вводится пожизненное лишение свободы[1044]. Дальше некуда – за пределами жизни только сфера религии.

Поэтому необходимо начать все сначала, но качественно по-иному. Представляется разумным вновь установить максимальный предел наказания в виде лишения свободы до 10 лет с дальнейшим снижением до 5 лет. Иной подход означает находиться постоянно в детском возрасте и наступать на одни и те же грабли. И. Кант отмечал, что «просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине.

Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого»[1045]. Как образно отметил В. Н. Кудрявцев, «в связи со складывающимися криминологическими условиями человечество в конце XX века оказалось в сжимающемся криминальном капкане, выбраться из которого без критического пересмотра традиционных стратегий и преодоления собственной инерционности не удастся»[1046].

Необходимым условием для разрешения проблемы является соответствие теории практике, криминологическая обусловленность норм уголовного права. А. Ф. Кони выражал надежду на скорое наступление такого времени, когда «наука, законодательство и судебная практика пойдут у нас рука об руку»[1047]. Для этого, как обоснованно считает С. С. Алексеев, необходимо встать на путь действительной науки[1048].

Такой переход представляется возможным, если мотивация поведения будет определять вину, характер и степень опасности деяния, а также лежать в основе классификации преступлений. По мнению В. В. Лунеева, «группировку преступлений по содержанию мотивации можно условно назвать первичной, а по объекту посягательства – вторичной»[1049].

Именно от мотивов, которыми руководствуется субъект в своей деятельности, зависит оценка его деяния. Особую проблему составляет учет подсознательных мотивов поведения индивида. Их также можно и нужно выявлять, поскольку они имеют первоочередную профилактическую направленность. В объективной реальности всегда существуют их критерии, которыми являются чувства, эмоции. Д. И. Узнадзе утверждал, что «сознательное состояние может сделаться бессознательным и, наоборот, это последнее может перейти в состояние сознательное»[1050]. Мышление человека и его поведение неразрывно с ними связано, более того, «мысль только отражает это чувство и заключает его в форму, в форму мышления»[1051].

В. В. Лунеев верно отмечает, что психологическая суть преступного деяния «заключена прежде всего в содержании мотивации, т. е. в том, ради чего субъект в ущерб интересам других лиц, общества и государства совершает общественно опасный и уголовно наказуемый поступок»[1052]. Результаты, которых достигает человек в своей жизни, на 70–80 % зависят от побудительных к этому мотивов[1053]. Несмотря на очевидную значимость мотива, данный признак не является обязательным признаком состава преступления, а понятие вины в уголовном законодательстве сформулировано без него и по принципу «или – или». Причина, побуждающая человека совершить деяние, предусмотренное законодателем преступным, т. е. мотив[1054], исключается законодателем из поля зрения. «Следует признать, что не столько предубеждения рассудка, сколько иллюзии сердца и установившаяся в мире тирания, когда дело касается чувств, создают громадные препятствия серьезному изучению морали и точному пониманию нами своих обязанностей»[1055].

Исследователи отмечают, что значительных трудностей применения уголовного закона можно было бы избежать, если бы законодатель признал, в частности за мотивами и целями, соответствующую им роль в поведении человека (О. Ю. Ситковская)[1056], и совершенно правомерно предостерегали от самодовлеющего влияния устаревших парадигм уголовного права (Ю. Ф. Блувштейн, А. В. Добрынин)[1057]. Последовательное осуществление очевидного и разумного принципа приоритета мотивов в квалификации деяния и оценке виновности в будущем приведет к конструктивному пересмотру действующих доктрин уголовного прав, к радикальному изменению его принципов, понятия преступления, виновности, наказания и достижения его целей.

Только учет мотивов и целей преступного насильственного поведения, обоснованных мировоззрением индивида и обусловленными ценностями с последующей переориентацией могут создать условия для освобождения человека от стремления к насилию и обеспечить эффективность уголовно-правовых, пенитенционарных, постпенитенционарных и иных мер по предупреждению преступного насилия в обществе.

1. Рост преступного насилия следует рассматривать как увеличение несправедливости в обществе, которое происходит, в частности, вследствие необоснованных приговоров за насильственные преступления. Этому в большей степени способствует неучет в качестве обязательных признаков состава преступления мотивов и целей сторон инцидента, а их учет, напротив, способствует разрешению проблемы насилия. В этом случае уголовные запреты будут не только криминологически обусловленными, но и нравственными, направленными на восстановление справедливости, достижение равновесия в обществе и гармонизации отношений между обществом и индивидом.

2. Законодательное определение умысла является чрезмерной обобщенной, юридической фикцией, не имеющей ничего общего с принципом субъективного вменения. Смысл поступка субъекта образуют его мотивы и цели, которые отражаются в эмоциональном состоянии индивида. Абстрактные понятия сознания, предвидения и желания или допущения без учета действительных мотивов и целей поведения ведут к объективному вменению при квалификации насилия, а также имеют негативное влияние на индивидуальное и общественное правосознание.

3. Вина не может и не должна служить лишь приложением для выражения характера и степени опасности объективного проявления преступной деятельности. Вина является самостоятельным элементом состава преступления, которую необходимо исследовать и выявлять в уголовном процессе.

4. Без сознания, мотивов и целей не существует ни человека, ни уголовно-правового значения его поведения.

5. Представляется целесообразным рекомендовать работникам правоохранительных и судебных органов к практическому руководству предложенную П. С. Дагелем и Р. И. Михеевым логическую программу установления вины, которая на высоком научном уровне дает обоснованную схему практических действий правоприменителя при квалификации насильственных преступлений.