Механизм преступного насилия - Игорь Петин

В ст. 80 действующего УК Дании 1930 г. при определении наказания признано необходимым учитывать наряду с тяжестью преступления также и информацию, относящуюся к личности преступника, включая его общие личностные и социальные обстоятельства, его условия до и после преступления и мотивы совершения преступления. Наказание может быть уменьшено, если деяние было совершено в состоянии сильного волнения, вызванного незаконным нападением или грубым оскорблением со стороны потерпевшего (§ 84), при наличии иной особой информации, касающейся психического состояния преступника или обстоятельств деяния. При наличие же особо смягчающих обстоятельств наказание может быть отменено (§ 85)[985].

В ст. 8 УК Латвийской Республики 1998 г. при определении формы вины лица, совершившего преступное деяние, необходимо установить психическое отношение данного лица к объективным признакам преступного деяния[986].

Статьей 29 УК Республики Беларусь 1999 г. предусмотрена уменьшенная вменяемость, а в общих началах назначения наказания на суд возлагается обязанность исходить из принципа индивидуализации наказания, в частности учитывать мотивы и цели содеянного и личность виновного (ст. 62)[987].

В § 2 ст. 53 УК Республики Польша 1997 г. на суд возлагается обязанность при назначении наказания учитывать в особенности мотивацию и способ поведения виновного, личные особенности и условия жизни виновного, образ его жизни до совершения преступления и поведение после[988].

Статьей 39 УК Голландии 1886 года предусмотрено, что не подлежит ответственности лицо, совершившее преступное деяние в условиях необходимой защиты своих прав или другого лица. В случае же превышения необходимой обороны, если оно явилось непосредственным результатом сильного эмоционального возбуждения, вызванного нападением, субъект также не подлежит ответственности (ст.41)[989].

В ст. 1 УК Швеции 1962 г. по состоянию на 1 мая 1999 г. сказано, что деяние, совершенное в состоянии самообороны, образует преступление с учетом характера преступного нападения, важности его объекта и обстоятельств в целом только в том случае, если оно явно неоправданно. При этом в ст. 4 деяние признается совершенным по необходимости, если опасность угрожала не только жизни и здоровью, но и собственности и другим важным интересам, охраняемым законом[990].

В ст. 122-7 УК Франции 1992 г. предусмотрено общее положение об исключении уголовной ответственности лица за необходимое действие по защите человека или имущества перед существующей или надвигающейся опасностью, грозящей ему самому, другому лицу или имуществу. В соответствии со ст. 122-6 считается действующим в состоянии правомерной обороны тот, кто совершает действие, чтобы: а) воспрепятствовать ночью проникновению в жилое помещение путем взлома, насилия или хитрости; б) защитить себя от преступников, совершающих воровство или грабеж с применением насилия[991].

В УК штата Нью-Йорк в разделе, посвященному вопросам защиты от посягательств, предусмотрены оправдывающие поведение человека обстоятельства. В частности, оговариваются общие положения (§ 35.05), применение физической силы вообще (§ 35.10), применение физической силы для защиты лица (§ 35.15), применение физической силы для защиты помещения и любой недвижимости, а также для защиты лица в ходе совершения берглэри (§ 35.20), применение физической силы для предотвращения или пресечения кражи, либо причинения уголовно наказуемого ущерба (§ 35.25), запрещающие применение физической силы для оказания сопротивления аресту (§ 35.27), применение физической силы при производстве ареста или при предотвращении бегства из-под стражи (§ 35.30). Об отсутствии виновности свидетельствует совершение деяния под влиянием физического принуждения при определенных условиях (§ 40.00), вовлечение в «ловушку» (§ 40.05), добровольный и полный отказ от намерения совершить преступное посягательство (§ 40.10), психическая болезнь или неполноценность (§ 40.15) [992].

В ст. 32 УК ФРГ сказано, что тот, кто совершает деяние, вызванное потребностью необходимой обороны, поступает не противоправно. Если происходит превышение пределов необходимой обороны из-за замешательства, страха или испуга, то лицо также не подлежит наказанию (§ ЗЗ)[993].

Даже в Уголовном кодексе Чеченской Республики Ичкерия существует понятие «злого умысла», под которым подразумевается «цель незаконного приобретения чего-либо в свое владение или владение другого лица или же цель нанесения незаконного ущерба другому лицу» и «добрые намерения», под которыми понимаются действия, преследовавшие благие цели (или убеждение в этом) при условии соблюдения при этом необходимых мер предосторожности[994].

В перечисленных источниках права определенным образом учитываются мотивы или цели поведения субъекта, либо характеризующее их эмоциональное состояние лица, совершающего деяние.

В российском уголовном законодательстве принцип субъективного вменения, как отмечает Ю. Ляпунов, не нашел полного отражения в законодательстве[995]. Так, С. В. Бородин считает, что мотив не может не учитываться при квалификации убийства, но тут же поясняет, что имеет в виду мотив как квалифицирующий признак[996]. Получается, что при «простом» убийстве мотивы не имеют значения при квалификации, т. е. обладают «нулевой» величиной. Откуда и как у мотивов появляется значение при «квалифицированном» убийстве, где и в чем происходит качественный скачок, почему в одном поведении мотивы его обязательно учитываются, а в другом – нет, неизвестно. К тому же, рассматривая общие условия квалификации преступлений против жизни, С. В. Бородин, несомненно, правильно подчеркивает, что «деяние не может не быть индивидуальным»[997], но это свойство проявляется именно через мотивы и цели. Вряд ли возможно, не учитывая то, к чему стремится лицо и почему, решить качественно вопрос о его виновности.

П. С. Дагель определял содержание вины как «совокупность взаимосвязанных элементов (сознание, воля, эмоция, мотив, цель), составляющих психическое отношение лица к совершаемому деянию»[998]. Ученый последовательно и научно подходил к изучению личности субъекта преступления и понятия виновности, выступал против разделения учения о личности преступника и учения о субъекте преступления[999].

Сложный мир человека определяет и сложность познавательного процесса при квалификации преступления. Мышление человека при этом играет не последнюю роль. Не зная законов мышления, как средства познания и опосредованного отражения действительности, связанного с языком, невозможно достичь однородного смыслового поля сторон уголовного процесса. Необходимо раскрывать особенности мышления обвиняемого, обобщать однородные и сходные предметы и явления, конкретизировать их, выявлять важные именно для него связи между предметами и явлениями в окружающей действительности. В данном случае промежуточным звеном является разум взаимодействующих субъектов, который обладает индивидуальностью и избирательностью. Лишь учитывая все в совокупности, можно прийти к установлению истины по делу.

Кроме того, В. А. Петровский обращает внимание на несоответствие данным психологии вывода о невозможности формирования человеческой активности из неосознанного побуждения. И если всякое действие имеет мотивы, то из этого не следует, что они всегда могут быть осознаны, поняты или объяснены самим субъектом либо другими людьми[1000]. Многие субъекты не всегда могут пояснить мотивы своих действий, порой чрезмерно жестоких. В этих случаях, поставленные перед фактом, предположим убийства, причастные к этому лица, пытаясь как-то объяснить мотивы поступка, могут ссылаться на причины, которые не играют определяющую роль в поведении человека, в частности нахождение в нетрезвом состоянии, наличие неприязненных отношений и т. д. Д. Бруно в свое время утверждал, что в природе не существует ничего без целевой причины[1001].

Действительные причины насильственного поведения, в том числе и на подсознательном уровне, можно и необходимо устанавливать правоприменителем. Как правильно отметил Фрейд, «тот, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может быть уверенным в том, что человеку не дано хранить секреты. Если его губы молчат, разговаривают кончики пальцев; то, что он хотел скрыть, сочится из каждой поры на его теле»[1002]. Критериями подсознательных мотивов в объективной реальности являются чувства, эмоции. Д. Н. Узнадзе говорил, что «сознательное состояние может сделаться бессознательным и, наоборот, это последнее может перейти в состояние сознательное»[1003]. Мышление человека и его поведение неразрывно связаны. Более того, по мнению И. Фихте, «мысль только отражает это чувство и заключает его в форму, в форму мышления»[1004].