Многополярный мир. Идеология и экономика. Конец доминирования Западной цивилизации. Что дальше готовит нам история? - Виктор Волконский

Защита внутренних товарных и финансовых рынков с помощью импортных и экспортных таможенных тарифов, ограничения вывоза и ввоза валюты и товаров должна быть признана вполне законным и часто не менее эффективным средством для развития отечественного и мирового производства, чем максимальная экономическая открытость. Ее необходимо считать важной частью национального суверенитета. Кроме таможенных тарифов, квот и т. п., имеется такой важный регулятор, как валютный курс. С его помощью можно существенно воздействовать на активность внутренних производителей и внешних партнеров. Но это только единственный экономический параметр (одна степень свободы) в целой системе взаимодействующих внешнеэкономических регуляторов. С его помощью не решишь таких структурных задач, как стимулирование спроса на отечественную наукоемкую продукцию, исправление структуры агрокомплекса и т. д.

2. Для выявления основных черт господствующей и альтернативной концепций, можно обозначить их как рыночно-финансовую и производственно-государственническую. Первая характеризуется полным доверием к измерителям, формируемым рынком, и считает главной целью экономической деятельности максимизацию таких показателей, как прибыль, денежно-финансовые ресурсы и т. д. Вторая требует подчинения ценовой и финансовой сферы задачам развития производства благ, имеющих реальную полезность[53]. Товарные, денежные и финансовые рынки и институты используются государством как важнейшие инструменты управления экономикой. Государство определяет их роль, сферу и масштабы деятельности.

Доминирование в мировой экономической науке рыночно-финансовой парадигмы является закономерным следствием победного шествия по миру в течение нескольких последних столетий экономической цивилизации и ее постепенного превращения в господство финансовой олигархии. Эта тенденция является доминирующей, но не непрерывной и не равномерной по разным аспектам. Наиболее серьезным ее нарушением было создание социалистических государств. Однако в период существования социалистического «второго полюса» (и наверняка под воздействием этого альтернативного образца) и в ряде капиталистических стран возникали политические режимы и социально-экономические уклады, которые по многим признакам можно было бы отнести к реализации второй, производственно-государственнической концепции.

Наиболее последовательным, а можно сказать и экстремальным осуществлением государственного управления экономикой была советская плановая система, где ценовые и финансовые условия функционирования каждой отрасли производства, параметры перераспределения финансовых и материальных ресурсов формировались, исходя из общего для всего хозяйства плана развития (долгосрочного и пятилетнего) и ежегодно корректировались. Ценовая и финансовая системы играли обслуживающую роль, а цели намечались в натуральных показателях производства и потребления. Эта экстремальная форма возникла из потребности сначала защиты республики в период гражданской войны и интервенции, а в конце 20-х годов из необходимости форсированной индустриализации для ускоренной подготовки к неизбежной следующей войне. Эта система сыграла свою роль в подготовке к Отечественной войне и победе над врагом и быстром послевоенном восстановлении хозяйства. Для мирного развития необходимы были глубокие реформы системы с целью придания ей большей гибкости, расширения экономической свободы и децентрализации принятия решений. Необходимость реформы осознавалась и учеными, и политиками.

Самые прозорливые из советских экономистов ясно видели, что сверхцентрализация плановой экономики не только снижает эффективность производства, но и не решает проблемы управляемости, т. к. сам план, заменяющий решения независимых экономических субъектов директивами из центра, оказывается чем-то в значительной степени случайным. В пик хрущевской оттепели в 1963 г. академик В. С. Немчинов ставил на одну доску «стихию рынка» и «стихию плана»[54]. В стране шел напряженный поиск совершенствования хозяйственного механизма, включения рыночных элементов в излишне жесткую централистскую модель. Но на самом деле нужен был глубокий политический и идеологический поворот, по радикальности сопоставимый с поворотом к НЭПу в 1921 г. На это в условиях холодной войны у страны, у российской цивилизации не хватило ни экономических, ни интеллектуальных сил. В конце 80-х – начале 90-х годов советская система была не реформирована, а разрушена.

Прототипом для ряда социально-экономических систем, которые можно отнести ко второй альтернативной парадигме, можно считать экономику советского НЭПа, который был фактически первым экономическим чудом XX века. В 1921 г. промышленное производство России составляло около 15 % от довоенного. Довоенный уровень был восстановлен уже к 1927 г. В 1929 г. по сравнению с 1921 г. его рост составил 11,4 раза. За этот же период объем промышленного производства Франции увеличился в 2,4 раза, в Германии – в 3 раза.

Опыт сочетания рыночных механизмов с государственным руководством экономикой по типу НЭПа в XX веке использовался большинством стран, преодолевавших тяжелый кризис (в США при Ф. Рузвельте), послевоенную разруху (Франция, Япония), достигших высоких темпов экономического роста (Китай, Южная Корея). Система управления народным хозяйством, близкая к НЭПу по принципам и структурам, была создана в КНР и позволила достичь фантастических темпов экономического роста: в 80-90-х годах – по 8-10 % в год в течение двух десятилетий. По прогнозам Всемирного банка к 2020 году объем ВВП в Китае увеличится еще примерно в 8-10 раз, тогда как в США, Японии, Германии, Франции – примерно в 2 раза.

В послевоенные десятилетия во Франции, Японии, Южной Корее государство разрабатывает среднесрочные планы и с помощью соглашений с промышленными группами, отраслевыми («профессиональными») ассоциациями предпринимателей и менеджеров, банками, профсоюзами добивается их выполнения. Смысл института государственного планирования – осуществление целенаправленной структурной перестройки экономики и обеспечение стабильности, точнее, предсказуемости экономического развития.

В этот период даже в странах, провозглашавших либеральное направление экономической политики, государство в тех или иных формах играло очень большую роль в руководстве хозяйственным развитием [87, с. 182–202]. В большинстве европейских стран делались попытки внедрить методы индикативного среднесрочного планирования по примеру Франции. Во Франции до 1986 г. государство регулировало большую часть цен. Когда правительство заключало «программные контракты» с отраслевыми ассоциациями в рамках разработки плана, оно разрешало в определенных пределах повышать цены, при условии, что ассоциации обязуются придерживаться запланированных объемов инвестиций в развитие производства. Отраслевые ассоциации совместно с плановыми комиссиями, министерствами экономики и финансов разрабатывали отраслевые программы и брали на себя обязательства по реорганизации, специализации и развитию производства в обмен на субсидии, налоговые льготы, льготные режимы амортизации и кредита и т. п. (Еще в 1972 г. во Франции сумма трансфертов, связанных с такими соглашениями, составила 31 % от валового объема капиталовложений, или 6 % от ВВП) [88, с. 4303–4305]. После войны во Франции именно государство долгое время играло роль основного посредника, мобилизующего свободные средства населения и предприятий и направляющего их на долгосрочные цели. Использовалось как прямое перераспределение через госбюджет, так и перераспределение через контролируемые государством кредитные институты [89].

Один из наиболее ярких образцов экономического устройства, соответствующего альтернативной концепции – экономика Японии. Здесь эта уникальная система отношений не будет описываться, поскольку большая часть ее черт обусловлена национальными (или цивилизационными) особенностями этого удивительного народа и вряд ли могут быть воспроизведены в рамках какой-либо иной культуры. Описание японских экономических и производственно-государственных отношений (с указанием источников) имеется, в частности, в брошюре [95, с. 78–90].

3. В разделе 3.3 описаны резкие различия разных отраслей и секторов экономики в эффективности и привлекательности для инвесторов. Причинами этих различий могут быть наличие природной ренты, возможность реализовывать свою продукцию на мировых рынках и в развитых странах, особая значимость для государства. Чаще всего причиной низкой рентабельности и депрессивности отрасли служит малый размер большинства ее предприятий, неэффективность по тем или иным причинам их укрупнения. Наоборот, отрасли с небольшим числом крупных компаний характеризуются высокой степенью монополизма, высокой производительностью труда и других рыночных показателей. Эти различия оказываются причинами хронических межотраслевых диспропорций, ценовых и финансовых диспаритетов, зависимость страны от импорта и иностранных кредитов. Они препятствуют экономическому росту, порождают «голландскую болезнь». Депрессивные отрасли попадают в порочный круг «бедность – неэффективность».