Детство 2 - Василий Сергеевич Панфилов

Постоял с ним ещё, побеседовали чинно – так, штобы заприметили его с сигарой да со мной рядышком. Форс! Мне несложно иногда, а ему лестно чутка. Ну и так, информация.

— Котяра! — форточнику я радовался вовсе уж искренне – такой себе человек, што на Хитровке из туды-сюды годков чуть не самый близкий. Не друг ещё, но вполне себе хороший приятель. — Экий ты стал! Не шпиндель уже мелкий, а плечи-то развернулись! И жилистый притом, без жиринки!

— Подрос мальца, — довольно щурится Котяра, хлопая меня ответно по плечам, — на нормальных-то харчах!

— А по ремеслу как?

— Так себе, — отмашечка небрежная, — могу ещё, но начал потихонечку картами баловаться, и скажу тебе, куда как интересней выходит! И по деньгам, и так – по азарту. Старые долги закрою, да и в шулера.

Угостил его сигарой, припрятанной бережно на потом, да и сели на корты с семками. Тут же зафыркалось обоим разом, вспоминаючи.

— Как будошник ногой тово – под сраку? А!? — Котяра пхнул меня локтем в бок.

— А то! Посейчас помню! Сценка! Не раз и не два такое видел, но вот ей-ей – тогда будто сценка из спектакля. Нарошно сыграть захочешь, а и не сразу выйдет!

— С-сука! — сбившись со смешков, зло выдохнул приятель, хищно глядючи в сторону. Рысь перед броском!

Я туда же глазами, да самого и перекосило. Такая себе обыденная хитровская сценка, к которой так и не смог привыкнуть.

— …пащенок, — доносятся отдельные слова, — я тебя… рожала…

Простоволосая баба с сальными лохмами вместо волос, выскочившая на площадь полураздетая откуда-то из подвалов, дитёнка лет семи лупасит. Прохожие… а што прохожие? Жизнь как есть! Хитровская.

— Вот веришь ли, — потухше сказал Котяра, — помогать пытался. Толку-то… Деньгами бесполезно, уж я-то знаю! Сам так же, по малолетству, родителям на водку… Им, тваринам, сколько ни принеси, а всё мало! Кормить пытался, да куда там! Оброк подняли, да вовсе уж кормить перестали, раз уж есть кому.

— Тоже… — он харкнул смачно, — родители! Думал было собрать таких вот детишек, ну и на свой кошт. Ничево таково, а просто – комнату снять, да кормить как-никак, хоть два разочка в день. Так веришь ли? Выкуп родители запрашивать стали! Дескать, а для чево тогда рожали? Пущай кормят! Так и…

Он махнул рукой, ссутулившись плечами. Разговор как-то и не заладился. Не потому, што неприятно друг с дружой, а просто, што тут говорить? Посидели чутка молча, покивали, да и разошлись.

Настроение у меня сразу такое себе, минорное. Не грусть-тоска, но вполне себе рядышком. Но какое ни есть, дела делать надобно!

Наткнулся взглядом на мальца лет девяти, да и поманил. Только крупа льдистая из-под ног его взвилась, да и вот! Стоит.

— Федьку знаешь? — да поясняю, какого именно.

— Агась! — и вид самый што ни на есть лихой и придурковатый, даже сопля под носом замёрзлая в образ легла. Обрывистый, лохматистый, давно не стриженный и не банящийся.

— Ну так зови!

Вместо денюжек пряник, да тот и рад! Деньги в таком возрасте если и зарабатываются детворой, да достаются совсем не им. А так хоть пузо порадует перед Рождеством.

Ждать долго не пришлось – нарисовался. Но один, без верных своих…

«Миньонов», — вылезло из подсознания.

— Ты как? — пожимаю Федьке руку. — От сыщицкого ремесла не отошёл?

Ухмылочка в ответ, да такая, што и без слов ясно – куда там отошёл! Продвинулся скорее.

— Ну и славно, — я достал бумаги с именами и адресами нужных людей. — Дядя Гиляй, слыхал?

— Кто ж не слыхал? — удивился Фёдор. — Журналист, а ныне и опекун твой. Вся Хитровка гудела такой удаче! Эк тебе подфартило!

— Не без того! — соглашаюсь важно. — Владимир Алексеевич, это ого! Опека лично мне – так, для документов только. А вот знакомства через него, это да! Он Саньку, дружка моего… слыхал? — сыщик хитровский закивал с пониманием. — Тоже под опеку свою. Его бы и Жжёный Федул Иваныч не против взять, да и как человек ничуть не хуже. Но тут такая закавыка, што Санька всё-таки по художницкой части идёт, а у Владимира Алексеевича с этой стороны возможностей побольше.

— Это, — встряхиваю бумаги, — по опекунской части чиновники. Принюхайся там, может и нароешь чего такого, чем надавить, а? Не для шантажа денежного, а просто ускорить и облегчить, с опекой-то! Как?

— Берусь, — Фёдор важно взял бумаги, — расценки знаешь! Скорость нужна? Тогда доплатить! Сам понимать должен, всех своих тогда на твоё дело. И етим, информаторам платить.

— Не без понимания! — соглашаюсь с ним, незаметно передавая пятьдесят рублей. — И штоб все силы!

Домой, в Столешников переулок, пошёл через Сандуны. Загодя туда узелок с чистой одёжкой, вплоть до верхнего платья, отправил. Потому как ромашка персидская от вошек, это конечно хорошо, но ни разу не полная гарантия.

А так бы оно и ерунда, Владимир Алексеевич сам постоянно притаскивает их домой, потому как чуть ли не через день в трущобах бывает, но перед Рождеством, оно как бы и не тово.

«Не кошерно!» — вылезло изнутри, и я ажно тормознулся. Эт-то откуда?! Вестимо, не кошерно! Рождество, оно вообще как бы далековато от жидовских традиций, а вошки так вообще от любых!

Но в этот раз без пояснялок вылезло, што там и к чему. Тьфу!

Накупался и напарился на целый рубель, да с превеликим удовольствием. А после, розовый и свежевымытый, домой на извозчике. А што?! Можно иногда и побаловать себя. Разомлел после парной так, што и ноги идти не хотят!

Раздевшись, скинул Татьяне шинелку на руки. Я-то не барин, могу и сам раздеться, руки не отвалятся. Но тут такое – воспитательный момент.

Горнишная повадилась было обфыркивать меня – незаметно почти, по-кошачьи. Ну и так, по мелочи. За столом не сразу чего передать, не услышать и такое всё.

А Мария Ивановна, она хоть вполне себе и добрая, но ух! В кулаке всех. Ещё чего не хватало, фыркать! И приказ. Обоим причём.

Мне всё по возможности через прислугу делать, хотя бы и обувь снимать, ну а Татьяне не фыркать и вообще – как к хозяину ровно, поперёд Нади даже. Неудобственно – страсть! А надо. Мне – манеры и вообще, уметь с прислугой обращаться, а горничной нрав смирять. А то ишь! Характер у неё!

Надя с дружком моим в гостиной, над украшениями ёлочными стараются. Гирлянды всякие там, теперь вот открыточки Рождественские. Настарались уже так, что гирляндами всю квартиру занавесить можно так, што и стен видать не будет, с трудом хозяйка дома их