Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Антип принялся озабоченно ходить взад-вперед, о чем-то размышляя. Через несколько минут он остановился возле Егорки и, положив руку на его плечо, взволнованно спросил:

– Число их како?

– Што пальцев на руках и ногах вместе, – вставая, выпалил Егорка. – Мож, и больше, но не меньше.

– Должно быть, сладим! – Антип нахлобучил шапку и, сгорая от нетерпения, крикнул: – Ну, чаво расселись, сурки вислозадые? Седлать коней немедля, мать вашу. Да оружия, глядите, не позабудьте. Седня славно повеселимся, ребятушки.

* * *

В лагере кочевников горят костры. Воины, оставленные Танбалом для охраны, жарят мясо. Огонь трещит, женщины готовят ужин, а музыканты услаждают слух мурзы Арунгазы, которого султан оставил вместо себя на время похода к берегам Сакмары. Весело! Далеко вокруг нигде нет врагов, а они поджидают возвращения войска султана! Весело, люди!

Грянул выстрел.

– Вай! Шайтан! – вскрикнул стоявший с копьем у шатра Арунгазы воин и, схватившись за грудь, рухнул на землю.

Второй, третий выстрел: что это? Люди всполошились, как дикие голуби. В ночи зачернели какие-то фигуры. Высокие шапки. Да это казаки!

– Вай! Вай, – заметались по лагерю киргизы, хватая оружие и готовясь к обороне. – О-о-о… Шайтан…

Грянул выстрел, и мурза Арунгазы упал прямо в костер, лишь успев всплеснуть руками.

– Гей, гей, гей… Руби! Пали! – раздались крики, а из ночи в лагерь на полном скаку ворвался отряд.

Не ожидавшие такого дерзкого нападения почти не вооруженные воины были охвачены паникой. Как обезумевшие, бросились они в степь. Трещит выстрел за выстрелом, летит пуля за пулей, один за другим падают кайсаки. Они бегут, а за ними, размахивая саблями, несутся разбойники. У повозок началась давка. Кочевников не могли спасти и кони, которые в этот поздний час мирно паслись неподалеку в степи.

Не зная, что делать, сбившиеся в кучу кайсаки остановились. От рук казаков уже пылают шатры. Оставшимся воинам ничего не оставалось, как вступить в бой с отважным врагом. С гиканьем быстро катится на них клубок всадников. Вот они уже совсем близко, рукой подать. Кайсаки отстреливаются стрелами, бросают пики, но казаки не дрогнули, а, вращая саблями, храбро вступили в навязанный самими же бой.

Когда оставленный ханом отряд воинов был изрублен в куски, разбойники отступили, не тронув лишь детей и женщин, посчитав убийство безоружных хлопотным и унизительным делом. Но это не означало, что они собирались оставить их в живых. Нравы того далекого времени не позволяли проявлять снисхождение к врагам, будь то воины или их жены и дети.

В спину сидевшему на коне Антипу подул свежий утренний ветер. Атаман послюнявил указательный палец и поднял руку над головой. Довольно ухмыльнувшись, он повернулся всем корпусом к присмиревшему Никифору и, обращаясь к нему, сказал:

– Што, брат-казак, порезвимся?

Не дожидаясь ответа, он расправил могучие плечи, после чего подозвал к себе Егорку, все еще находящегося под впечатлением боя.

– Поджигай…

Не прошло и минуты после поданной команды, как в руках разбойников вспыхнули факелы. Один за другим, гуськом, они ускакали в степь, и уже вскоре запылала трава, подожженная их факелами.

– Для чево ты энто затеял? – впервые за ночь обратился с вопросом Никифор к довольно ухмыляющемуся Антипу.

– Хочу вота тигров маленько подбодрить, – после непродолжительной паузы ответил тот. – Засиделись оне в траве-то, обленилися.

– Но для че все энто?

– Поглядишь.

Уже скоро объятая пожаром степь подняла из укрытий отдыхающих тигров. Недовольно урча, животные потянулись в сторону лагеря кайсаков, так как больше пути для отступления им не оставили. Разносимый усиливающимся ветром пожар набирал силу. Огонь буквально лизал задние лапы животным, которые, спасаясь от смерти, ускорили свой бег. Прошло совсем немного времени, и тигры достигли стоянки кайсаков, где оставшиеся в живых люди пытались навести хоть какой-то порядок, не ожидая, что на них надвигается беда еще страшнее нашествия казаков.

Прижатые бушующим пожаром к лагерю кайсаков, тигры остановились. Инстинкт подсказывал им, что впереди враг, которого следует опасаться. Но надвигающийся огонь не оставлял испуганным животным выбора. Вскоре они осторожно вошли в лагерь, не желая причинять людям вреда, а желая лишь быстрее убежать от огня, гибель от которого жестока и неотвратима.

Но Антип рассчитал все верно. Он знал, что кайсаки встретят опасных зверей с оружием в руках, чем совершат роковую для себя ошибку.

Как рассчитывал атаман разбойников, так все и случилось. Пока женщины паковали жалкий скарб, готовясь бежать от надвигающегося пожара, остатки воинов попытались уничтожить вторгшихся тигров с помощью стрел и пик. Но их отчаянные попытки привели лишь к тому, что звери обратили на них всю свою ярость. Почуяв запах крови, струящейся из ран, тигры набросились на мечущихся в панике людей, безжалостно убивая всех, кто только попадался им на пути.

Никто не смог бы противостоять большому числу разъяренных тигров. Тем более остатки кайсаков, большую часть которых составляли женщины и дети. Рассыпавшись по лагерю, тигры в каждом видели своего врага. С рычанием они набрасывались на мечущихся людей, в считаные секунды разрывая их на части.

Тем временем лагерь уже весь был объят пожаром. Огромное пламя злобно свистело и выло, точно ему радостно уничтожать людей и их жалкие жилища. Уже ничего не было слышно, только ревел бушующий огонь да искры трещали и плясали в столбах дыма, взвивавшихся к небу.

Антип и разбойники наблюдали за пожаром с безопасного расстояния. Атаман пристально смотрел на огонь; спутанные волосы покрыли лоб, рот был открыт, нижняя челюсть отвисла и порой судорожно вздрагивала. Он отомстил не так, как подобает честному человеку. Эта жуткая расправа, устроенная им, накладывала несмываемое пятно на его имя.

Сидевший рядом Никифор скрестил руки на груди и смотрел, сердито кусая губы, на то, что сотворили его спутники. Он знал, что не друзья, а враги нашли свою погибель в объятой пожаром степи. Но это его не радовало.

– Хосподи, прекрати деяние сее, – чуть слышно прошептали его губы, и казак трижды перекрестился.

Антип, хотя и услышал эти слова, не повернул головы и не проронил ни слова. Только тихо, едва заметно покачал головой.

– Слышь, Никифор? – тронул казака Егорка. – Твоих и наших обчих врагов щас жрут тигры и жарят живьем черти. Тя энто веселит?

Антип услышал и эти слова, но снова промолчал. Но на этот раз по его лицу скользнула легкая усмешка, которая говорила: «Все за жинку мою вам, свиньи. Но это ешо не все! Жизнь положу без остатку, но ешо Танбал мне за ее полон сполна заплатит».

Наконец, отряд развернул коней и легкой рысью поскакал в направлении леса. Разговоров не было слышно. Даже