Кандидат - Роман Корнеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело было не в самих следах, а в том, кто их оставил. Словно глубокий ров пролегал в океане колышущегося тумана. Скрученные щупальца трудолюбиво делали вокруг своё дело, но стоило им коснуться этих следов, как они отчаянно бросались прочь, трепеща и конвульсируя.
Нескоро странный пустынный мир залечит этот шрам чужой, могучей, неподвластной воли. Слишком похоже было их происхождение, но слишком чужды они были друг другу.
По крайней мере, пока.
Пока он несёт свою ношу, пока он не достиг своей цели, пока не завершилось нечто, в своей грандиозности недоступное сознанию Носителя, что нужно не только ему, но всему вокруг, той Вечности, через столько парсек и тысячелетий протянувшейся сюда и замершей в немом ожидании.
С каждым шагом оживал, преображаясь, его незримый груз.
Будто в скрученном железной волей предначертанного призрачном тумане оживала некая сущность, тень, сгусток мрака.
В отличие от самого Носителя, эта тень была чуждой этому миру, как если бы она ещё даже не родилась на свет, только выстраивая внутри себя самой нечто неведомое, только ожидающее боль своего рождения. Незримый груз Носителя только казался ему чем-то чрезвычайно древним, могучим и смертельно усталым. На деле всё обстояло куда сложнее.
Как и сам Носитель, неизвестное существо, что дарило ему непрошенную жизнь, оказалось здесь не по своей воле, и даже те крошечные отголоски давно забытых событий и слов, которые доносились из этого средоточия мрака и одиночества, казались ему чем-то жутким, от него хотелось убежать, скрыться и никогда больше не вспоминать.
Что станет в таком случае с ним самим, безымянным, бесплотным Носителем, не стоило и гадать — он просто перестанет быть прежним. Да и можно ли было этого избежать, учитывая все обстоятельства. Он даже не стал пробовать. Поступи он так — всё потеряет смысл — и тот прыжок в объятия Иторы, и бесконечное умирание по пути сюда, и эта дорога по пыльным просторам пустой планеты, до краёв наполненной жизнью.
И эта жизнь давала о себе знать. Призрак прошлого становился сильнее, приобретал плотность и чёткость очертаний, словно это его, Носителя, тень отбрасывал какой-то незримый свет на поверхность клубящегося тумана. Сперва только легчайший призрак, с каждым шагом он приобретал новые силы, торопясь проявить свою древнюю, скованную бесчисленными воспоминаниями волю.
Тень сама почувствовала след, и сама поспешила вперёд, с каким-то уже вполне разборчивым ожесточённым рычанием прорубаясь сквозь заросли волокон тумана.
Носитель понял, что больше не нужен, но всё равно спешил ей вослед в непонятом стремлении удовлетворить последнее, что ему осталось — собственное детское любопытство.
Кто это существо впереди, и что у него общего с посланцем из недр Иторы. Как будто он мог тогда хоть что-нибудь понять из увиденного. Доживающая свой век бабочка рвалась навстречу огню, надеясь на… да ни на что уже особо не надеясь. Надеясь хотя бы прикоснуться к смыслу своего затянувшегося посмертного существования.
Они встретились.
Окружённое тенями прошлого сверкающее юной радостью открытия нечеловеческое дитя и непроглядно-чёрная тень из прошлого, полубезумная, страшная и одинокая.
А позади них — безымянный, беспамятный осколок чего-то такого незначащего, такого забытого.
Носитель попрощался с ними взглядом и стал оседать, обессиленный, на сухую пыль Аракора.
Он дошёл. Теперь его путь закончен.
Их — ещё только начинается.
Снова повалил снег, снижая область сносной видимости до считанных метров. Закатный свет Штаа уже был способен прорваться сквозь серую мельтешащую завесу, но когорта продолжала упорно двигаться вперёд уступом, чтобы не терять друг друга из виду. Носимых сканеров только и хватало, что указывать на подозрительные пустоты в толще льда под ними, вроде той трещины, которую они преодолели часа два назад. Остальное время визуализация давала лишь смутную топограмму поверхности, смазанную рыхлым слоем свежего снега.
Те едва различимые следы, по которым они шли первые часы, давно затерялись в этих заносах, так что двигаться вперёд приходилось по неверной координатной сетке, старой привязке предполагаемой точки аварийной посадки да слабеющему сигналу маяка биосьюта.
Изрыгая чёрные космические проклятия, сержант Оденбери пытался добиться от оборудования хоть какой-то чёткости пеленгации, когорта же шла молча, под мерные подёргивания фала, про себя дожидаясь того неотвратимого момента, когда видимость снизится настолько, что придётся включить нашлемные прожекторы. После этого движение можно было прекращать, двигаться вслепую в плотном вихре сверкающих отражённым светом хлопьев — проще было самим поубиваться, чем кого-то в этой каше найти.
Между тем нейтринная буря продолжала давать о себе знать, сигнал то вроде появлялся, то снова надолго пропадал, словно маяк биосьюта Ковальского накрывало непроницаемым пологом, так что приходилось двигаться фактически вслепую, опираясь на везение и остатки сил.
Вымотались все, даже верзила Экхарт, не говоря уже о Синтии и Мороке, и только сержант продолжал упорно шагать вперёд, словно точно был уверен — они там по-прежнему нужны.
Джон в этом так уж уверен не был, но, как и остальные, предпочитал помалкивать, для себя он решил, что пусть сержант думает, как ему угодно, а для них четверых это просто испытание на подготовленность к работе в непривычных условиях. И всё.
Джон резко обернулся, который раз пытаясь ухватить нечто, словно никак не желающее попадать в поле его зрения. Нечто словно забытое, но продолжающее щекотать далёкие уголки памяти. Снова безуспешно. Не хотелось себе признаваться, что это просто усталость, замороченное свистопляской снежной бури сознание рисует себе образы того, чего нет на самом деле. Да и призрак этот, будь он трижды нереален, продолжал его упорно преследовать, будоража какие-то потаённые уголки сознания, будя какие-то непрошенные смутные воспоминания о том, как почти также призрачные щупальца шевелились в уголках глаз.
Ну вот, опять. Тряхнув головой, Джон попытался сосредоточиться.
Ещё немного, совсем немного, как только закончатся эти длинные полярные сумерки, сержант даст команду остановиться, вынужден будет. А там, глядишь, стабилизируется связь, и сюда за пару минут прибудут спасательные глайдеры.
Ковальский же… он наверняка в порядке. Отчего-то у Джона не проходила в этом уверенность.
За бесконечный день устали глаза, не было сил продолжать ежесекундно вглядываться то в призрачный приборный планшет, то, будто разочаровавшись в пустых глазах радарных систем и трепещущей как на сильном ветру координатной сетке, по новой пытаться высматривать в
