Совершенно секретно - Ральф Ингерсолл

На земле победа при Сен-Ло оказалась возможной потому, что английская и американская пехота почти два месяца изматывала находившиеся перед ней германские дивизии, наносила им потери, которые они не успевали возместить, вытесняла их отовсюду. В воздухе точно так же успех всей операции вторжения в Нормандию был обеспечен многомесячным вытеснением немцев из воздушного пространства над Францией и Германией. Борьба за это вытеснение началась задолго до высадки. Это был сложный процесс систематического нарушения нормальной работы немецких авиазаводов, навязывания противнику бесчисленных воздушных боев, завершавшихся в нашу пользу, сокрушения форпостов воздушной империи врага, в результате чего последний был отброшен на такое расстояние, при котором его самолеты уже не могли противостоять нашим как равные. Процесс этот был полон опасностей и кровавых жертв; многие из тех, благодаря кому он закончился победой, были биты и сожжены задолго до того, как мы явились во Францию вести наземные бои.

Мы не знали, смогут немцы сосредоточить против нас новые воздушные силы после нашей высадки или нет. Но уже за несколько недель до Сен-Ло вопрос был выяснен. Мы получили возможность разрабатывать и успешно осуществлять проекты посылки целых маневренных колонн, поддерживаемых лишь самолетами, необходимыми для прикрытия флангов. К тому моменту, когда началось наше продвижение по французской территории, мы уже перестали говорить об авиации противника как о факторе, с которым нашему командованию приходится считаться.

Это дело наших воздушных сил — принять меры против Люфтваффе. И они принимали их. Нанося удары по тылам противника, летчики союзников не только управились с Люфтваффе, но позаботились и о том, чтобы немцы были лишены маневренности также и на земле — из-за необходимости перекладывать железнодорожное полотно, заполнять воронки на дорогах и восстанавливать взорванные мосты. И когда мы пришли туда, где был ближайший тыл немцев, мы воочию убедились, с какими трудностями связано продвижение немецких армий среди подобных препятствий. По мере продвижения за Сену мы на своем опыте все лучше уясняли себе, в какой хаос ввергли наши собственные воздушные силы всю транспортную систему Европы.

Дойдя только до Парижа, мы уже растянули свои линии снабжения от побережья до ста пятидесяти с лишним миль, а от Парижа к ближайшему пункту германской границы — двести миль пути. Снабжение наземным путем осуществляется при помощи железных дорог, грузовиков и трубопроводов. Бензопровод можно прокладывать со скоростью лишь нескольких миль в сутки. К этому надо добавить перерывы, необходимые для восстановления мостов через широкие реки. Несложные участки железнодорожного пути поддаются быстрому восстановлению, но через глубокие ущелья и даже небольшие речки движение может осуществляться лишь по самым прочным мостам. Для восстановления шоссейной дороги достаточен понтонный мост, который можно навести в течение нескольких часов (если нет обстрела). Но шоссейные дороги — наименее эффективный из всех трех путей снабжения. Пользуясь ими, приходится расходовать те самые шины и бензин, которые должны быть доставлены на фронт; кроме того, этот вид транспорта требует огромного количества оборудования и обслуживающего персонала.

Мы прошли Париж всего через двадцать два дня после прорыва. Ясно, что, начиная с Парижа, удлинение коммуникаций должно было стать серьезной проблемой. Но сомнительно, чтобы в этом отдавали себе отчет в Америке, так как на карте положение выглядело так, будто, находясь в Париже, мы почти так же близко от Англии, как и тогда, когда находились в Авранше, а достигнув бельгийской границы — оказались даже еще ближе к ней. Но порты Ла-Манша были разрушены, и сама английская армия, занявшая их, была лишена возможности их использовать. А полевые склады находились позади, на побережье Нормандии: там лежали сотни тысяч тонн запасов — сгруженных, рассортированных, зарегистрированных и ожидающих тех, кто в них нуждался. И нам приходилось ездить назад, на побережье Нормандии, чтобы пользоваться ими.

Весь пройденный путь от Сен-Ло, через Авранш и Париж, до германской границы приходилось проделывать обратно, чтобы достать на побережье любой предмет — от 33-тонного танка до папиросы. Для англичан, занимавших побережье непосредственно к западу от Сены, доставка была сравнительно несложной, прямо по берегу; но даже и этот маршрут тянулся на двести с лишним миль. Американцам же приходилось доставлять свои запасы с занимаемого ими побережья, огибая полосу территории, примыкающую к английской зоне, чтобы избежать чудовищных заторов. Только наладив эту переброску, могли они начать свое продвижение к Германии. По мере продвижения путь все удлинялся: сто, двести, наконец, добрых четыреста миль. Получилось вроде того, как если бы каптенармусы, чтобы накормить бойцов завтраком, всякий раз совершали путешествие из Нью-Йорка в Буффало на грузовике.

На этом этапе кампании приходилось думать уже не о противнике, поскольку он из кожи лез, чтобы только уйти от нас. С 24 августа (момент форсирования Сены) до 13 сентября (момент первого прорыва Западного вала) не работники оперативного отдела — стратеги и тактики, а органы снабжения контролировали ход военных действий и определяли, где должен проходить фронт. Еще не окончив свою битву, они поставили по-новому всю проблему командования и управления союзными армиями в Европе, подвергли первому серьезному испытанию их верховного главнокомандующего, вызвали необходимость пересмотреть самое понятие об его обязанностях и породили дискуссию, которую историки, несомненно, будут продолжать еще лет пятьдесят.

В ходе самого преследования противника от Сены до Антверпена и далее до германской границы произошел только один имеющий историческое значение эпизод: союзники отрезали часть свежих германских сил, отступавших из района Па-де-Кале. Германское верховное командование никак не могло освободиться от владевшего им с самого начала беспокойства за Па-де-Кале и от мысли, что высадка союзников в Нормандии — в конце концов, быть может, лишь диверсия. В течение всей кампании в Нормандии оно держало свою Пятнадцатую армию близ Кале — на случай нового десанта. Видя, что положение в районе высадки ухудшается, немцы стали обирать Пятнадцатую армию, черпая из нее подкрепления, но, расходовав их крайне осторожно, так что главные силы их резервной армии оставались на месте, с тревогой следя за тем, что происходит по ту сторону пролива, в скалистом районе Дувра, и ни на мгновение не выпуская оружия из рук.

Когда американская Первая армия прорвалась через Сену на восток, этот германский резерв оказался под угрозой быть отрезанным. Его еще можно было бросить против американцев, чтобы сделать последнюю попытку помешать им форсировать Сену, но получилось так, что германский главнокомандующий Западным фронтом упустил момент и оказался вынужденным дать приказ о поспешном отступлении. До этого германская Пятнадцатая армия, о которой идет речь, не сделала ни одного выстрела.