История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Павловск. Дворец и памятник Павлу I перед ним

Подобных павильонов в Павловском парке было несколько. Например, по желанию Марии Фёдоровны возникла так называемая Хижина пустынника – романтическая затея, напоминавшая ей родину – Монбильяр, в парке которого была такая же хижина. По легенде, в ней некая цыганка нагадала Марии Фёдоровне «дальнюю дорогу, расставание со всеми родными и прекрасного принца, за которого она выйдет замуж».

В конце Тройной липовой аллеи, чуть в стороне от неё, на небольшой живописной поляне, стоит романтическое эффектное сооружение, сложенное из диких валунов. Это так называемая Молочня – павильон, построенный также по желанию Марии Фёдоровны архитектором Камероном. Первоначально Молочня предназначалась для содержания голландских коров, подаренных, согласно легенде, Екатериной II своей невестке с тем, чтобы, заинтересовав хозяев Павловска сельским хозяйством, отвлечь наследника от большой политики. Простота внешнего облика Молочни резко контрастировала с её внутренним убранством. По сути это был обыкновенный коровник. Внутри него находилась комната для отдыха, где уставшие и проголодавшиеся придворные могли выпить кружку парного молока из большой фарфоровой японской вазы с серебряным краном и отдохнуть в золочёных креслах.

В 1796 году великовозрастный наследник престола становится императором. Нетерпение, с каким он ожидал своего звёздного часа, превратилось в поспешность, с которой он начал всё в государстве переиначивать. Последовали смена министров и реорганизация армии, опала одних и возвращение из ссылки других, запреты на то, что ещё недавно дозволялось в обществе, и, напротив, разрешение всего, что при Екатерине имело нелегальный характер. И всё это исключительно для того, чтобы досадить матери. Посмертно.

Павловск. Колоннада Аполлона

В Павловске от должности главного архитектора отстраняется любимец покойной императрицы Чарльз Камерон и на эту работу приглашается Винченцо Бренна. Екатерининский дворец в Царском Селе предается забвению, и официальной царской резиденцией становится Павловск. И сам дворец, и подъезды к нему уже перестают удовлетворять его новому статусу. Бренна начинает спешно перестраивать дворец, возведённый Камероном.

Это нетерпение, как в капле воды, отразилось в предании, на первый взгляд, мелком и незначительном, но тем не менее сохранившем характерные особенности того времени. Поскольку перестройка дворца началась во время сильных морозов, известь приходилось растворять спиртом, который, как и во все времена, рабочие предпочитали использовать не в технологических целях, а «по прямому назначению».

Одна из самых поэтических легенд Павловского парка – легенда о Колоннаде Аполлона, построенной Камероном на высоком берегу Славянки посреди открытого луга, что полностью соответствовало представлениям древних греков о местоположении храмов, посвященных Аполлону. По настоянию Павла, желавшего постоянно видеть этот храм из окон дворцовых покоев, Колоннаду перенесли на новое место. Камерон решительно воспротивился этой идее, и установку Колоннады на новом месте поручили другому архитектору, Кваренги.

Колоннаду переместили на высокий холм, будто бы олицетворяющий гору Парнас – обиталище Аполлона, и дополнили каскадом, который, по замыслу архитектора, должен был ассоциироваться с дарящим поэтическое вдохновение Кастальским ключом. Воплощение этого поэтического замысла, как утверждает легенда, и привело к катастрофе. Однажды во время ночной грозы подмытый фундамент не выдержал, и часть Колоннады рухнула. Наутро обитателям дворца показалось, что это придало ещё большую эффектность всей композиции, и Колоннаду решили не восстанавливать, а живописно разбросанные обломки оставили там, где они упали. По одной из дворцовых легенд, проснувшись ранним утром и увидев раскрытую в сторону дворца Колоннаду, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна будто бы воскликнула: «Это Аполлон хочет любоваться моим дворцом!»

По другой легенде, молния ударила в Колоннаду ещё тогда, когда она находилась на открытом лугу, и жители Павловска приходили любоваться удивительным творением стихии.

Остается добавить, что ни один серьёзный историк ни о какой грозе, вмешавшейся в замысел архитектора, вообще не упоминает, а такие признанные авторитеты, как Владимир Курбатов и Игорь Грабарь, считали, что эти разрушения сделаны намеренно, с тем чтобы придать Колоннаде более выразительный вид. Тем более, что имитация древних развалин в то время была очень модной. Свидетельством этому только в Павловском парке могут служить Руинный каскад, Руины у Краснодолинного павильона и Пиль-башня.

Пиль-башню – оригинальный романтический павильон с соломенной крышей и узкой наружной лестницей на подпорках, ведущей на второй этаж, – создал в 1797 году возле декоративной водяной мельницы Винченцо Бренна. По сохранившемуся в Павловске преданию, на этом месте некогда находилась настоящая пильная мельница, оставленная будто бы Марией Фёдоровной жившему там крестьянину, которого, кстати, никто никогда не видел. Ещё про Пиль-башню рассказывают, что в комнатах первого этажа при Павле I содержались под стражей камер-пажи, наказанные «за шалости и нерадение к своим обязанностям».

Наружные стены Пиль-башни были расписаны выдающимся театральным художником и декоратором Пьетро Гонзаго, создавшим поразительно правдоподобную иллюзию разрушенной временем античной постройки. Блестящий мастер «обманных» картин, Гонзаго создавал ложные перспективы, рассказы о которых как о великолепно исполненных фокусах, восторженно передавали из уст в уста посетители парка. Говорят, что на стенах Розового павильона Гонзаго ухитрился так изобразить стекла оранжереи, за которыми были видны фруктовые деревья, что возникала полная иллюзия реальности. Существует предание, рассказанное одним французом, восторженным почитателем Павловска, будто какая-то бедная собачка «расквасила себе морду, пытаясь вбежать в несуществующее пространство другой фрески Гонзаго, написанной под библиотекой Павловского дворца». Живёт в Павловске и легенда о птицах, которые насмерть разбиваются, влетая в галерею с фресками и принимая изображения за подлинный уголок природы.

Выдающиеся архитекторы прошлого придавали исключительное значение архитектуре малых форм, соразмерных человеку Миниатюрные мостики и уютные беседки, каменные балюстрады и гранитные ступени, мраморные вазы и чугунные скамьи придавали парковым уголкам редкую выразительность. Особое место в этом ряду занимают различные ворота. Они гармонично вписываются в зелёную архитектуру и легко сочетаются с каменной. Среди многочисленных ворот Павловского парка есть легендарные. Одни из них открывают крутой спуск к Холодной бане. Чугунные пилоны этих невысоких ворот увенчаны низкими широкими вазами с фруктами. Мысль о таком украшении, согласно преданию, была подсказана «одним влюблённым, пообещавшим прекрасной дачнице, что ваза фруктов, стоявшая во время беседы на столе, сохранится навеки».

Несмотря на превращение Павловска в официальную резиденцию императора, Павловский парк в то же время оставался его семейной собственностью, и в этом качестве сохранял все приметы частной жизни. Это был обыкновенный, характерный для того времени дуализм, который проявлялся буквально во всем. Имение… но царское. Усадьба… но дворцовая, гипертрофированная до размеров гигантского парка. Здесь принимали гостей во дворце, завтракали в Вольере, музицировали в Круглом зале, отдыхали в Молочне. Здесь были площади для военных учений и светских развлечений, которые естественно уживались с алтарями скорби и уголками памяти.

Императрица Мария Федоровна

Соответственно многообразными и многожанровыми были и павловские легенды. Одну из них автор этой книги услышал из уст известного профессора-кулинара Николая Ивановича Ковалева. При Марии Фёдоровне в Павловск был приглашён один из известнейших поваров английского двора. По-русски он не понимал и поэтому «молча недоумевал» русской привычке шинковать для салата свеклу. За границей этого не знали. Но когда русские повара начали заливать салат уксусом, англичанин будто бы что-то понял и впервые разверз уста. Он воскликнул всего одно слово: «О-о, винегр!» – то есть уксус. С тех пор эта простая русская закуска, если верить легенде, и стала называться винегретом. Между прочим, во всем мире она называется «салат де рюсс».

Одним из самых интимных уголков Павловского парка при Марии Фёдоровне стал небольшой мыс, образованный прихотливым изгибом Славянки вблизи дворца. В центре мыса Чарльз Камерон установил на пьедестале «урну судьбы» из алтайской яшмы. Вокруг урны постепенно возникла идиллическая Семейная роща, образованная деревьями, которые высаживались по случаю рождения каждого члена многочисленной семьи Павла I. Родоначальником рощи был сибирский кедр, посаженный ещё в Петербурге в день рождения долгожданного наследника престола, великого князя Павла Петровича. Затем кедр перевезли в Павловск. Среди старожилов живёт предание, будто однажды во время грозы кедр был расколот, но стараниями садовника, искусно сложившего половинки дерева, снова ожил и разросся. Остается только сожалеть, что этот легендарный кедр не стал символом долголетия несчастного императора.