История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

В контексте нашего повествования этот короткий экскурс в историю установления авторства Михайловского замка преследовал только одну цель – ещё раз подчеркнуть фантастическую ирреальность всего, что происходило и происходит вокруг этого самого таинственного сооружения Петербурга. И какой простор для мифотворчества!

Оба архитектора – и Викентий Францевич Бренна, как его называли в России, и Василий Иванович Баженов – были любимцами императора и его придворными архитекторами. О жизни Бренны сохранилось одно мрачное предание, рассказанное со ссылкой на В.В. Стасова В.Ф. Левинсоном-Лессингом в книге «История картинной галереи Эрмитажа». Предание бытовало среди работников Эрмитажа. Одно время Бренна был хранителем эрмитажной коллекции рисунков и эстампов. Так вот, он будто бы их систематически похищал, вывозил за границу и распродавал в каких-то парижских лавках. Репутация Бренны, и в самом деле, не была безукоризненной. При дворе об этом говорили открыто. Известно, что в Михайловском замке есть зал, украшенный скульптурами греческих богов. Считалось, что многие из них чертами своими напоминают лица высокопоставленных чиновников. Так, архитектор Бренна будто бы изображен в виде Гермеса. Говорят, Павел, впервые взглянув на скульптуру, узнал Бренну и сказал: «А вот архитектор, который ворует».

Яркой личностью с необыкновенной драматической судьбой был блестящий выпускник Парижской академии, член Римской и Флорентийской академий архитектор Василий Иванович Баженов, который оказал колоссальное влияние на всё дальнейшее развитие русской, и в частности петербургской, архитектуры. По авторитетному мнению В.Я. Курбатова, грандиозные проекты Баженова «влили смелость» в последующие поколения зодчих, проектировавших в Петербурге величественные, поражавшие умы современников ансамбли. В то же время ни один из его собственных гигантских замыслов не был осуществлен. В Петербурге нет ни одной постройки, которую можно с достоверностью приписать великому мастеру. Предположительно его участие в создании Каменноостровского дворца. Предположительна его причастность к возведению загородной усадьбы Безбородко на правом берегу Невы. Ему приписывают авторство знаменитой колокольни Никольского собора на Крюковом канале, но считается, что это легенда. И, наконец, предположительно им спроектирован Михайловский замок.

Василий Иванович Баженов

Павел поддерживал с Баженовым дружеские отношения ещё будучи наследником престола. Убежденный масон, Баженов «ухитрился втянуть в масонство» и великого князя. По одному из преданий, Павел принял масонское посвящение. Это будто бы послужило причиной отстранения архитектора от построек в Царицыне. Правда, есть легенда, что Павел Петрович был «келейно принят в масоны» после визита в Петербург короля Швеции Густава III, который произвёл сильное впечатление на Павла Петровича, тогда ещё наследника престола. И к этому таинственному акту Баженов вряд ли имел какое-то отношение. Впрочем, с определенностью сказать, куда ведут масонские следы императора, трудно. Но вот что интересно. В ближайшем окружении Павла I оказалось много масонов, и все они были масонами так называемого шведского обряда.

В то время Баженов жил в Москве. Только вступив на престол, Павел вызвал его в Петербург. Согласно легенде, этому предшествовало одно случайное обстоятельство. Какой-то французский архитектор, беседуя однажды с Павлом Петровичем об известных зодчих, сказал ему: «Вы забываете об одном великом русском архитекторе, я видел его чертежи и дивился им, но не вспомню его имени». – «Верно, вы говорите о Баженове?» – «Точно. Где он и что он делает? Я ничего о нем не слышу». На что Павел Петрович доверительно ответил: «А разве вы не знаете, что нет пророка в своем отечестве?».

В Петербурге Баженов поселился на Екатерингофском проспекте в собственном доме, будто бы пожалованном ему Павлом I. Однако вскоре жизнь его внезапно оборвалась. Есть предание, что Баженов имел большое влияние на императора и потому был якобы отравлен завистниками.

Но был, если конечно верить петербургскому фольклору, и третий человек, так или иначе причастный к проектированию и строительству Михайловского замка. Это сам император Павел I. И снова мы вынуждены сослаться на литературные источники. В одном из них – путеводителе по Петербургу конца XIX века – говорится буквально следующее: «Архитектура Михайловского замка и его украшений принадлежали самому императору Павлу I, постройка же его была поручена архитектору Бренне». Это подтверждается находкой в архивах Академии художеств таинственной папки, на которой было написано: «Чертежи Михайловского замка, сделанные его величеством Павлом I». Всё бы ничего, но папка оказалась пустой.

Между тем в том, что замок в глазах многих представлял собой «ужасное, грубое несоответствие форм и тонов, странную смесь роскоши и крайней простоты, и полнейшее отсутствие гармонии и артистического вкуса», современники видели результат прямого вмешательства в проектирование импульсивного императора. Во всяком случае, по преданию, он требовал, чтобы эмблемы императорской власти «фигурировали в самом нелепом изобилии во всех орнаментах». А однажды, как рассказывается в легенде, император при всех расцеловал какую-то знатную даму, которая, поднимаясь по чудовищно крутым ступеням Михайловского замка, решила польстить императору: «Какая удобная лестница!».

Павел торопил со строительством замка. Остро ощущая недостаток в строительных материалах и рабочих, он прервал работы по возведению многих культовых и светских зданий в столице. Вопреки логике, здравому смыслу и строительной практике рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой. Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не было времени на просушку. 1 февраля 1801 года нетерпеливый и категоричный в своем нетерпении Павел вместе с многочисленным семейством въехал в новую резиденцию.

К первому обеду в Михайловском замке Марией Фёдоровной был специально заказан сервиз с видами замка. По преданию, Павел I целовал предметы с изображением его любимого детища.

Как и история Михайловского замка, жизнь его владельца насквозь пронизана мрачными тайнами и мистическими предзнаменованиями. В 1799 году к Павлу будто бы приходила какая-то цыганка и гадала ему на кофейной гуще. По преданию, она объявила императору, что «ему только три года быть на царстве, так как по истечении трёх лет он окончит свою жизнь».

Вспоминали слова матери Павла Петровича, императрицы Екатерины II, сказанные задолго до его кончины: «Трон смертельно опасен для коронованных безумцев».

Припомнили легенду о «вещем Авеле», который будто бы лично Павлу сделал страшное предсказание: «Коротко будет царствование твоё, и вижу я, грешный, лютый конец твой. От неверных слуг примешь мученический конец, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь».

Последние дни Павла Петровича были насквозь пронизаны предощущением катастрофы. Во всём виделись жуткие предзнаменования. Однажды Павел зашёл в комнату своего сына Александра и обнаружил у него на столе томик Вольтера. Книга была раскрыта на трагедии «Брут», и Павлу бросились в глаза строчки: «Рим свободен! Довольно, возблагодарим богов». Это показалось столь подозрительным, что Павел не мог не отреагировать. Согласно легенде, он поручил Кутайсову отнести сыну «Историю Петра Великого», раскрытую на странице, где рассказывается о смерти царевича Алексея. Обратил ли внимание на это Александр – нам неизвестно.

Накануне гибели Павла Петровича его младший сын, трёхлетний великий князь Михаил, играя в углу, на вопрос кого-то из взрослых, что он делает, ответил: «Я хороню своего отца».

Тем же вечером, во время ужина, Павел «беспрестанно перешёптывался с сидевшим с ним рядом великим князем Александром Павловичем». Это не осталось незамеченным участниками ужина. По свидетельству одного из них, он обратился к соседу за столом: «Заметил ли ты, как государь шептался с наследником? Точно ему царство передавал».

На этом последнем ужине присутствовал М.И. Кутузов. Если верить легендам, на пути в столовую между ним и Павлом состоялся короткий обмен репликами. Шёл довольно абстрактный разговор о смерти. Последними словами Павла будто бы были: «На тот свет идтить – не котомки шить».

Последний ужин был особенно драматичен. Павел, как всегда, сидел в окружении своей семьи. Все напряженно молчали. Вдруг его старший сын неожиданно чихнул. Павел повернулся к нему и печально произнес: «Я желаю, ваше высочество, чтобы желания ваши исполнились». Затем встал, подошел к зеркалу и горько улыбнулся. Он и раньше знал, что это зеркало искажает отражение, отчего лица кажутся кривыми, но только сегодня обратил на это внимание семьи: «Посмотрите, какое смешное зеркало. Я вижу себя в нем с шеей на сторону», – будто бы сказал он. ещё раз улыбнулся и направился к себе, сказав на прощание: «Чему быть, того не миновать».