История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Неожиданная гибель императора в Петербурге была воспринята по-разному. Если одних она повергла в неописуемый ужас, то для других стала символом наступившей свободы. В день смерти Павла Петровича, как об этом вспоминают многие современники, на улицах открыто, не стесняясь радостных слез, словно во время Пасхи, целовались и поздравляли друг друга совершенно незнакомые люди. Рассказывали, что в день убийства многие видели, как по тротуару Невского проспекта галопом пронесся драгун, восторженно повторяя на скаку одну и ту же фразу: «Теперь все позволено!».

Уже после смерти Павла Петровича в его мистическую биографию решили внести свой вклад петербургские нумерологи. Оказалось, что Павел I царствовал четыре года, четыре месяца и четыре дня. Из трёх четверок сложилось роковое число двенадцать – дата его смерти 12 марта. И это ещё не всё. Вспомним количество букв в надписи на фронтоне Михайловского замка. Их было ровно 47. Столько же лет прожил Павел Петрович. И ровно столько же дней – 47 – можно насчитать от дня его рождения 20 сентября до вступления на престол – 6 ноября. Во всех этих числах присутствует роковая четверка – мистическая для Павла I цифра.

И как бы в подтверждение их выводов родилась легенда. Она утверждает, что каждую ночь, в 0 часов 47 минут, в окне комнаты Михайловского замка, где находился смертное ложе убитого в возрасте 47 лет императора, появляется призрак Павла I. Призрак со свечой в руках стоит до тех пор, пока мимо не пройдёт 47-й прохожий.

Александр Дюма в своих путевых заметках по России, пересказывает услышанную им легенду о том, что ещё при Николае I прохожим запрещалось останавливаться перед этим окном и заглядывать в него. Будто бы одного иностранца, «допустившего такую оплошность», тут же арестовали, «обрили и отдали в солдаты на двадцать лет».

Вопреки сложившейся российской традиции, убийство Павла I не вызвало к жизни сколько-нибудь значительных авантюр или мошенничества. По свидетельству декабриста Г.С. Батенькова, заключенного в Шлиссельбургскую крепость, караульные солдаты спрашивали, не он ли Павел Петрович, ибо в народе говорили, что свергнутый император был заточён там же. И в Восточной Сибири однажды объявился ссыльный бродяга, некий Афанасий Петрович, который добывал себе пропитание, называясь государем Павлом Петровичем. Вот и всё. В смерти императора никто не сомневался. Более того, распространилась молва, что «императора Павла удавили генералы да господа за его справедливость и сочувствие простому народу, что он – мученик, святой; молитва на его могиле спасительна: она выручает при неудачах по службе, в судебных делах, помогая каждому добиться правды в судах, в неудачной любви и несчастливой семейной жизни».

Неслучайно на могиле Павла в Петропавловском соборе всегда горят свечи, приносимые петербуржцами. Так же как могила Ксении Блаженной на Смоленском кладбище и фигура Христа на Новодевичьем кладбище, надгробие Павла обладает некими эзотерическими, тайными свойствами. Оно стало одним из чудодейственных мест современного Петербурга. Но опять же, как всё, что касается несчастного императора, рассказы об этом постепенно теряют свойства героического мифа, приобретая черты забавного анекдота. Согласно городскому поверью, прикосновенье щекой к крышке саркофага Павла I излечивает от зубной боли.

Легенда о призраке убиенного императора имела своё продолжение. Кадеты Инженерного училища, которому одно время принадлежал замок, уверяли, что каждую ночь, ровно в 12 часов, в окнах первого этажа появлялась тень Павла с горящей свечой в руках. Правда, однажды выяснилось, что этой тенью оказался проказник-кадет, который, завернувшись в казённую белую простыню, изображал умершего императора и ходил по карнизу второго этажа, заглядывая в окна. Другой кадет всерьёз отдавал рапорт призраку. Строители, ремонтировавшие Михайловский замок накануне передачи его Инженерному училищу, если верить легендам, «неоднократно сталкивались с невысоким человеком в треуголке и ботфортах, который появлялся ниоткуда, словно просочившись сквозь стены, важно расхаживал по коридорам взад и вперёд и грозил работникам кулаком». Не правда ли, это очень похоже на Павла Петровича?

Многие обитатели замка до сих пор утверждают, что видели призрак императора, играющего на флажолете – старинном музыкальном инструменте наподобие флейты. До сих пор в гулких помещениях Михайловского замка таинственно поскрипывает паркет, неожиданно и необъяснимо стучат двери и при полном отсутствии ветра распахиваются форточки.

Обитатели замка, как завороженные, отрываются от дел и произносят: «Добрый день, Ваше величество».

Как мы видим, эпоха Павла I не позволяет о себе забыть. Проявляется это по-разному. В 1950-х годах в Гатчине, любимой резиденции Павла Петровича, вдруг исчез памятник Ленину. Местный фольклор уверяет, что он «провалился в один из подземных ходов», устроенных под городом ещё во времена Павла Петровича.

Как свидетельствуют петербургские предания, в час гибели императора с крыши Михайловского замка взметнулась огромная стая ворон. С тех пор, говорят, раз в год, в марте месяце, это регулярно повторяется. Помните «Хождение по мукам» Алексея Толстого: «Из мглы Летнего сада, с тёмных голых ветвей поднялись взъерошенные вороны, испугавшие некогда убийц императора Павла».

Загородные резиденции Павла I

В БЛЕСТЯЩЕМ РЯДУ ПЕТЕРБУРГСКИХ пригородов, одни названия которых вызывают светлое, словно в детстве, предощущение праздника, пожалуй, только Гатчина стоит несколько особняком. То ли в силу ритмической четкости самого названия, волей-неволей произносимого с оттенком известной армейской определенности. То ли в силу навязчивой ассоциации с судьбой великовозрастного наследника престола Павла Петровича, гатчинского затворника, вспыльчивого и подозрительного, в лютой, почти физиологической ненависти к своей матери ожидавшего в Гатчинском дворце своего звёздного часа. Так или иначе, но Гатчина кажется более пригодной для военных парадов и демонстраций, нежели для массовых воскресных гуляний.

Впервые Гатчина упоминается в Новгородской писцовой книге в 1499 году как село Хотчино. По мнению большинства исследователей, этот топоним восходит к древнему новгородскому имени Хот. Фантастические попытки произвести его от немецкого «hat Schone» – «имеет красоту», от контаминации чужеземного «Got», то есть «Бог» и русского «чин», или от славянского корня «гать», что означает настил из брёвен или хвороста для проезда через болотистое место, не прижились. Все они остались не более чем предположениями.

В 1712 году Петр I дарит Гатчину своей любимой сестре Наталье Алексеевне. Затем оно последовательно переходит: к лейб-медику Блюментросту, дипломату и историку князю Куракину и, наконец, в 1765 году становится собственностью гвардейского богатыря Григория Орлова, получившего в подарок от коронованной любовницы графский титул, 45 тысяч душ государственных крестьян и огромные охотничьи угодья в Гатчине.

Гатчинский дворец во времена Павла

Тогда же Орлов начинает работы по благоустройству парка, одним из первых украшений которого стала беломраморная колонна, подаренная графу Екатериной. Колонну изготовили в Петербурге, перевезли в Гатчину и установили на искусственном холме в Английском саду. Скорее всего, первоначально колонна обозначала границу сада, а мраморное изваяние орла на её вершине было не более, чем данью признательности владельцу Гатчины, в фамильный герб которого входило изображение этого крылатого хищника. Колонна находилась в начале длинной просеки, ведущей к Белому озеру Уже при Павле Петровиче перспективу этой просеки замкнули павильоном, колоннаду которого, вероятно, следуя строгим правилам композиционного единства, тоже увенчали мраморным изображением орла. Возможно, это и дало повод объединить разновременные постройки во времени и закрепить в народной памяти романтической легендой. Будто бы однажды во время охоты в собственном парке Павел счастливым выстрелом сразил высоко парящего орла, и в память об этой царской охоте на месте падения орла возвели Колонну, а там, откуда прогремел выстрел, – Павильон.

В конце 1770-х годов в Гатчинском парке на западном берегу Белого озера был установлен декоративный обелиск, вытесанный из бело-розового мрамора. По преданию, он сооружен в честь брата владельца Гатчины – Алексея Орлова-Чесменского, в память о победах русского флота над турецким, одержанных под его руководством.

Ко времени первого владельца Гатчины относится и сооружение грота, известного как Грот «Эхо». Чисто декоративное парковое сооружение на берегу Серебряного озера на самом деле представляет собой выход из подземной галереи, которую соорудил Григорий Орлов между дворцом и озером, будто бы для того, чтобы не оказаться застигнутым врасплох в случае неожиданной опасности. Со временем эта функция подземного хода была забыта, а о Гроте начали говорить как об уникальном акустическом сооружении, насладиться эффектами которого специально приезжали из Петербурга. Рассказывали, что, если вы произнесёте какую-нибудь фразу, «она сейчас же бесследно пропадёт, но секунд через сорок, обежав по разным подземным извилинам лабиринта, вдруг, когда вы уже совсем позабыли о ней, огласится и повторится с необъяснимой ясностью и чистотой каким-то замогильным басовым голосом». Говорят, что если придать вопросу ещё и поэтический ритм, то эхо тут же подхватит правила игры и ответит тем же: