Флорентийские маски - Роза Планас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федерико по-прежнему молчал и, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, пытался сосредоточиться на пейзаже за окнами машины. Кроме того, он уже подумывал о том, что ему, вполне возможно, придется возвращаться домой одному. Винченцо время от времени искоса посматривал на Федерико. Вскоре они свернули на совсем узенькую дорожку, которая вывела их к каменной арке, напоминающей искусственный грот. Вообще этот уголок больше всего походил на фрагмент какой-нибудь романтической картины, изображающей заброшенную старинную виллу. Антонио был просто в восторге. Коломбина тоже улыбалась, довольная тем, какое впечатление местные красоты произвели на мексиканца.
– Слушайте, все это чем-то похоже на дом моего отца. Занятное совпадение, ведь Пиноккио тоже был сыном Джеппетто.
Эти слова Антонио произнес по-испански, с привычным ему ярко выраженным мексиканским выговором. Федерико мысленно порадовался за него: с момента приезда в Италию он общался со всеми знакомыми только по-итальянски, а в испаноговорящем парне Федерико вновь узнал своего друга, куда более похожего на того Антонио, к общению с которым он уже давно привык. Услышав знакомые интонации, он почувствовал, что вновь по частицам восстанавливает в душе образ старого друга.
Дорожка становилась все уже и уже, а буйная растительность обступала ее все теснее. С правой стороны стена зелени была особенно плотной. Судя по всему, где-то там, вдоль дороги, тянулся оросительный канал или проходило русло небольшой речушки. Время от времени даже сквозь шум мотора и шелест набегающего потока встречного воздуха доносилось журчание воды. Вдоль обочины, почти на придорожных камнях, словно невысокая изгородь, поднимались плотные шеренги маков. Вскоре дорога уперлась в преграждавший ее большой крест из черного камня.
Наконец они оказались у того самого кладбища, путь к которому занял так много времени. Антонио вновь вспомнил о своем отце, которого похоронили на современном кладбище без всяких знаков религиозной принадлежности. Вся территория отцовского кладбища между могилами и дорожками была засажена яркими разноцветными цветами. Это буйство ароматов и красок не могло не привлекать внимания тех, кто приходил навестить усопших или же сопровождал траурные процессии. Любуясь пышными проявлениями жизни, человек волей-неволей участвовал в акте отрицания смерти, отказывался признавать ее торжество. Мексиканского актера, согласно его завещанию, похоронили в белом, сверкающем лаком гробу с золотой инкрустацией в виде его монограммы. Закатившаяся звезда кинонебосклона потребовала снимать ее на пленку и после смерти. Таким образом, помпезная траурная церемония осталась запечатленной навеки, как и лица людей, скорбевших по умершему. Естественно, организовал съемку не кто иной, как Хоакин, причем даже Антонио вынужден был признать, что сделано все было в высшей степени профессионально. Позднее на изображение наложили студийную запись музыки, которая – опять же по воле актера – сопровождала похоронные мероприятия. Теперь несколько песен Карлоса Гарделя и фрагменты из Героической симфонии Бетховена навсегда запечатлелись в слуховой памяти Антонио. Документальный фильм о похоронах актера стал свидетельством смерти, с одной стороны, наносящим болезненную рану жизни, а с другой – лекарством, помогающим противостоять всеразъедающей ржавчине забвения. Отец Антонио не собирался и не хотел умирать, но, как истинный актер, позаботился о том, чтобы в завещании, как в сценарии, были изложены все детали предстоящего спектакля под названием «Похороны звезды».
Винченцо заглушил мотор, остановив машину у высокой каменной ограды. Нигде вокруг не было видно больше ни единого автомобиля. Ощущение удаленности, изолированности от внешнего мира легко овладело сознанием профессора Канали. Они вышли из машины и прошли через узенькую калитку, открывавшую доступ на кладбище. За оградой центральная дорожка, уводившая вглубь участка, была достаточно широкой, чтобы четверо посетителей могли идти по ней в один ряд. Повсюду, и справа и слева, виднелись склепы и могильные плиты, увенчанные крестами, сделанными из разных материалов: кованое железо, старинное литье, уже тронутое ржавчиной, а кое-где и полированный белый мрамор, эффектно отражавший огоньки кладбищенских свечей, которые, несмотря на сильный ветер, горели у многих могил. Вдали над одним из холмов, за которым вот-вот должно было скрыться солнце, поднимался высокий столб черного густого дыма. «Кастаньоло, Джузеппе» – это имя было вырезано на первой расколотой мраморной плите, на которую упал взгляд Антонио. Чья-то заботливая рука соединила вместе осколки памятника и прислонила сломанную плиту к Дереву. Покойный, как гласила эпитафия, был портным, и его могильная плита была украшена изображением не то оскалившегося, не то улыбающегося черепа, перекрещенного двумя длинными портновскими иглами, чем-то напоминающими берцовые кости.
Кладбище казалось если не заброшенным, то по крайней мере редко посещаемым. Об этом красноречиво свидетельствовало состояние многих могил и склепов. Однако за отдельными захоронениями ухаживали тщательно и заботливо. Могильные плиты, кресты и памятники были очищены от мусора и отмыты. Лежали цветы, в основном желтые розы. Эти исключения одним своим существованием доказывали ошибочность постулата, согласно которому потомкам свойственно забывать ушедших в мир иной предков. Эпитафии – строгие, скорбные, иногда романтичные – будили воображение и лишь добавляли неуверенности и сомнений случайным прохожим: «Моей прекрасной супруге, которую в день ее девятнадцатилетия забрала у меня та, чье имя нельзя называть…» Коломбина как бабочка порхала между могилами и, прочитав очередную трогательную эпитафию, закатывала глаза, словно чувствуя себя виноватой за всех тех, кто покоился на кладбище.
– Да где же наконец эта проклятая могила, Винченцо? – нетерпеливо воскликнул Федерико.
– Я и сам не знаю. Мы должны найти ее. Мне известно только, что старик действительно похоронен где-то здесь. Зато когда мы ее найдем, само существование могилы станет доказательством для вас обоих. Надеюсь, после этого у вас не останется сомнений в реальности существования деревянного мальчика.
Коломбина скрылась за большим памятником, увенчанным статуей ангела, который, прижав палец к губам, призывал к молчанию. Рядом с ним на постаменте возвышался хрустальный куб с небольшим ковчегом внутри, на крышке которого значилось: «Здесь покоится человеческое сердце». На основании памятника была выбита краткая история двух людей, любивших друг друга при жизни. В самой могиле покоилась молодая женщина, а над ее останками в хрустальном кубе нашло упокоение сердце, учащенно бившееся при одном упоминании ее имени. На этом небольшом мавзолее не было указано никаких имен. По всей видимости, и мужчина, и женщина либо не захотели, либо не имели возможности даже после смерти открыть окружающим свои имена и признаться в связывавшем их чувстве. Теперь охрана тайны их трагической любви была поручена ангелу с прижатым к губам пальцем.
Антонио отошел чуть в сторону, за шеренгу цветущих кустов жасмина, посаженных так плотно, что они стали своего рода живой изгородью. Там, за этой зеленой стеной, находилась привилегированная часть кладбища. Памятники здесь были гораздо более помпезными – с коваными решетками и изразцовой отделкой. Даже после смерти богатые могли позволить себе выделиться, а их близкие – с особым шиком выразить свою скорбь. Федерико издали наблюдал за приятелем, чьи черные волосы были взъерошены ветром и небрежно убраны за уши. – Ты веришь в переселение душ? – спросила вдруг Андреа, угадавшая ход мыслей Федерико. – Думаю, что нет. Твоя индивидуалистская натура не позволит смириться с тем, что человеческая душа может принадлежать разным телам. По крайней мере уж свою-то душу ты точно никому не отдашь. Что ж, упаковка бывает разная, в том числе и одноразовая.
Не дав ему времени ответить, Коломбина отошла в сторону и, подойдя к Антонио, заговорила уже с ним. Только сейчас профессор Канали вновь вернулся к реальности и, оглядевшись, понял, что Винченцо куда-то исчез, а сумерки уже сгустились и вот-вот станет совсем темно. Он вновь почувствовал какую-то нереальность происходящего и в очередной раз задался вопросом, что он тут делает, – преподаватель университета помогает полусумасшедшим актерам найти нужное имя среди могильных плит на незнакомом кладбище.
Неожиданно послышался голос Винченцо де Лукки. Судя по интонациям, он все-таки нашел то, что им было нужно. Голос слышался отчетливо, но самого его нигде не было видно. Федерико жестом подозвал к себе Антонио и Андреа, и те лишь теперь обратили внимание, что голос Винченцо нарушает кладбищенскую тишину.
– Твой отец где-то тут рядом, но где именно – никак не пойму, – сказал Федерико, явно недовольный все новыми трудностями в их предприятии.