Флорентийские маски - Роза Планас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чья могила? – заинтересованно спросил он.
Иногда профессору Канали казалось, что он живет не в реальном мире, а в мультфильме Уолта Диснея. В этом нарисованном мире автор сценария сначала прописывал все сюжетные ходы и поведение каждого персонажа на словах, и лишь затем их жизнь воплощалась в реальном для них двухмерном пространстве. Каждый герой действовал в строгом соответствии с тем, что ему было предписано автором фильма. Вот и сейчас, глядя на Антонио, Федерико не мог избавиться от ощущения, что он говорит с одним из утят – мексиканских родственников Дональда Дака из давней ленты Диснея. В последнее время Федерико вообще стал замечать за собой, что наблюдает за миром как бы через видоискатель кинокамеры. При таком восприятии окружающей реальности становилось заметно, что большинство людей ведет себя так, как требует от них заранее написанный сценарий и размеченная съемочная площадка.
– Интересный ты человек: вроде бы готов верить во все, что тебе скажут, в любую чушь и глупость, но, когда дело доходит до того, что может существовать на самом деле, ты почему-то начинаешь сомневаться.
Примирительный тон Федерико не смог скрыть его некоторого разочарования. Он с каждым днем все отчетливее понимал, что его внутренняя жизнь плохо совмещается с теми отношениями, которые он вынужден был поддерживать, существуя во внешнем мире. На несколько минут он позволил себе отключиться от всего, что его окружает, в том числе и от своего друга. Кроме того, сам мексиканец также уделял Федерико лишь ту меру внимания, которая была продиктована сложившимися обстоятельствами. «Как же, оказывается, все изменилось, – подумал Федерико, – мы так хотели встретиться и вот, оказавшись вместе, едва скрываем навалившуюся на нас скуку».
Иногда их воспоминания становились для обоих более важными, чем желание общаться, и друзья молча думали каждый о своем. Приближался полдень, тени съежились, и роскошные архитектурные формы старой Флоренции потеряли свою объемность, вроде бы и выставленные напоказ под отвесно падающими лучами и в то же время раздавленные этим светом до состояния плоских чертежей и декораций. Федерико вспомнил, что в Англии все по-другому: на его памяти солнце ни разу не поднималось там так высоко и у всех предметов неизменно оставались длинные тени, которые порой существовали сами по себе. Больше ему было не о чем думать, некуда направить высвободившиеся после долгих размышлений мысли. Он получил все отправленные ему сообщения, прочитал и как мог разложил по полочкам их содержание, но по-прежнему оставался все в той же мертвой точке, откуда не было никакой возможности получить достоверного ответа на вопрос, какую загадку хранит в себе носатый череп и восхождением на какую голгофу закончилось земное существование его обладателя.
Антонио был здесь, рядом, он стоял молча, с уважением воспринимая молчание друга. Перенесенные испытания не оставили особых отметин на его лице – ни пропажа черепа, ни даже смерть отца. Он был таким же, как всегда, разве что немного нервным и чуть менее самоуверенным; все свои внутренние переживания и конфликты с внешним миром он скрывал под маской легкомысленного безразличия. Пока Федерико предавался бесцельным и бесполезным размышлениям, мексиканец мысленно пытался поймать ритм той борьбы, которую он уже долгое время вел с ненавистным мажордомом из Сересас…
Хоакин не участвовал в разговоре Антонио с матерью, не появился он и на следующий день, когда они завтракали на террасе виллы втроем с Ласло. Позже Антонио искупался в бассейне – том самом, где он чуть не утонул в ту кошмарную ночь, когда копался в отцовской фильмотеке. Хоакин не то всучил, не то подарил ему пленку, которой как раз и не хватало в собрании. В том фильме вроде бы и не было ничего важного: просто похороны не то моряка, не то марионетки, очень похожей на Пиноккио. Иными словами, того Пиноккио, каким он мог быть, если бы действительно превратился в человека. Сама сказка Коллоди оканчивалась как раз в момент этого превращения. Судя по всему, больше о взрослой жизни деревянного мальчика не было написано ни слова, а следовательно, нечего было и ломать голову над загадкой мальчишки, на которого обрушилось столько несчастий, потому что он не родился, а был выточен из полена. К такому выводу пришел Антонио после долгих размышлений. Ласло помог ему направить подобные мысли в нужное русло.
На обратном пути в столицу Антонио все время болтал и изводил сидевшего за рулем Ласло вопросами. К его удивлению, адвокат вовсе не был расположен поддерживать беседу и отвечал односложно, а то и просто ссылался на плохую память, в чем раньше никогда не был замечен. Антонио очень интересовало, почему они не видели Хоакина, что именно делала на вилле его мать и какие особые условия были прописаны в завещании относительно коллекции фильмов, хранящейся в Сересас.
Ласло ничего не знал, ничего не понимал и ничего об этом не думал.
– Черт тебя побери с твоей дурацкой амнезией! Какой из тебя адвокат – видимость одна. Да я всегда так и думал. Уж не знаю, чего отец в тебе нашел!
Венгр спокойно кивнул, словно соглашаясь с раздраженным Антонио, чем раззадорил того еще больше.
– Уж ты-то должен был знать, что мать собирается в Сересас. Почему меня все время держат в неведении, почему я все время узнаю обо всем последним? А может, ты давно работаешь на Хоакина?
Услышав столь абсурдное обвинение, Ласло не сразу нашелся что ответить. Он свернул на обочину и остановил машину.
– Ты с каждым днем становишься все больше похож на отца. Никому не веришь, строишь какие-то абсурдные схемы, подозреваешь в чем-то людей без всяких на то оснований.
– Пожалуй, ты прав, – с раскаянием в голосе произнес Антонио, понимая, что просто сорвал на нем плохое настроение. – На самом деле я подозреваю всех на свете и никак не могу понять, в чем дело.
Ласло открыл дверцу и вышел из машины. Вслед за ним вышел и Антонио. Не сговариваясь, они подошли к придорожному кафе, где подавали мясо с соусом чили и какой-то резко пахнущий напиток, явно содержащий мескаль. В это время местных жителей в кафе не было, и их, как единственных посетителей, обслужили моментально.
– Твоя мать и Хоакин заключили что-то вроде пакта о ненападении. Они помогают друг другу, обмениваются информацией, прикрывают и выгораживают один другого. Я давно это заметил, но твоему отцу ничего не говорил: сам понимаешь, как бы он отреагировал. Я не думаю, что речь идет о каких-то личных отношениях, Хоакин не такой. По-видимому, у них некие общие интересы и они действуют заодно. Может, они решили прибрать к рукам все наследство.
Ласло одним глотком опустошил чуть ли не весь стакан с адским напитком, дурманящий аромат которого почувствовал даже Антонио.
– Да что за гадость ты пьешь? У тебя совсем уж крыша съехала. Хоакин был протеже моего отца и всегда оставался благодарен ему за это. Каким бы мерзавцем он ни был, но единственное, в чем я твердо уверен, так это в том, что он уважал отца и сохранил это чувство и после его смерти. Мать, конечно, играла определенную роль в жизни отца, но не более того. Я думаю, для Хоакина она – просто еще один экспонат из отцовской коллекции.
– Интересно, почему же тогда он оставил всю коллекцию именно ей? – перебил его Ласло, продолжая заливать в себя адское пойло.
– Что ты сказал? – с ужасом переспросил Антонио, глаза которого чуть не вылезли из орбит.
Венгр ожидал такой реакции. Он уже давно пытался выяснить, как обстоят дела на вилле. Этот неожиданный визит, нанести который его заставил Антонио, помог узнать кое-что важное. По крайней мере, он стал свидетелем эффектного театрального появления вдовы в сцене дележа наследства. Хоакин не только не выставил ее из поместья, но даже не сообщил никому о ее присутствии. Судя по всему, он не имел ничего против ее участия в заварившейся каше наследственного дела и предстоящей судебной тяжбе. В Сересас все время ощущалось его незримое присутствие.
– Ощущение такое, что мой отец был не одним человеком, а состоял из нескольких личностей, – мрачно произнес Антонио. – Вполне возможно, что мать теперь действительно в сговоре с Хоакином, ведь он знает об отце то, что не известно ни мне, ни тебе. Отец ему в самом деле слепо доверял – буквально во всем.
Постепенно Федерико и Антонио возвращались из мира своих мыслей в реальность. Пора было идти домой к комической паре.
– Извини, я что-то задумался. Да, ты прав. Пора идти.
Антонио чуть виновато улыбнулся Федерико, который ничуть не был на него в обиде. Он понимал, что скорее всего им предстоит напряженный вечер и времени на спокойные размышления у них не будет. Ведь Винченцо де Лукка собирался отвести их в то место, откуда можно было отсчитывать начало нового этапа или даже нового цикла истории.
– Слушай, но если череп куда-то пропал, что мы теперь можем сделать?