Коронованный странник - Сергей Карпущенко

- Ну же, ну?! Вы согласны? - нетерпеливо повторил вопрос военный губернатор.

- Согласен! - решительно кивнул Александр.

- Прекрасно! - сказал граф. - Ну, так сразу к делу... Вы французским хорошо владеете? - спросил Милорадович по-французски.

- Не хуже, чем русским. Едва ли не с пеленок меня учили говорить на этом языке, - так же, по-французски отвечал Александр.

- Это как раз то, что мне нужно, - удовлетворенно улыбнулся военный губернатор. - Итак, Василий Сергеич, едва я уйду, вас освободят и офицер, согласно моему приказу, отведет вас на квартиру, где вы будете жить...

- Однако, - усмехнулся Александр, - вы, понимаю, были заранее уверены, что я не откажусь.

- Признаться, я был уверен. Ну так вот. Возьмите эти триста рублей, Милорадович вынул из кармана деньги и подал их Александру, - и приоденьтесь. Купите фрак пошикарней и все, что необходимо, чтобы казаться совершенным бездельником и денди.

- И что ж потом?

- Потом? - заиграло красиво лицо Милорадовича. - Потом вы пойдете в гостиницу Демута, что на Мойке, и поселитесь в номере, уже снятом для вас. Номер этот соседствует с комнатой, где живет один французик, выдающий себя за доктора философии, хотя, как я знаю, он такой же философ, как я - конюх. Многие иностранцы, надеясь на крупный куш, приезжают в наше отечество под видом знатоков разных искусств и наук, но на самом деле они не более, чем фигляры и шарлатаны. Так вот сей мусью Плантен сильно интересует меня... Милорадович потер ладонью о ладонь.

- И чем же, посмею спросить, он вас так заинтересовал? - зажегся невольно Александр, а военный губернатор, придвинувшись к нему поближе, игриво зашептал: - А вот чем... Одна юная особа, дитя почтеннейших родителей, существо домашнее и в высшей степени комильфотное, оказалась в положении весьма интересном, н-да! Когда же родители приступили к ней с угрозами и увещеваниями, выяснилось, что она была соблазнена некиим французом, но это было бы полбеды... Девица наотрез отказалась говорить, при каких обстоятельствах совершилось сие... соитие, но почтенные родители по двум-трем словам, слетевшим с её уст, догадались о чем-то страшном и уж вовсе неприличном. Дитя была обесчещена не одним французом, а... побывала в целом обществе...

- Да быть того не может! - ахнул Александр, нравственные чувства которого немедленно восстали и возмутились.

Милародович же, почесав за ухом, широко улыбаясь проговорил:

- А вот может то быть или не может, и придется выяснить вам, милейший. Коль уж мы с вами решили улучшить нравы россиян, так и попытайтесь войти в доверие к мусью Плантену. Обольстите его, подружитесь с ним, деньги не жалейте, притворитесь полным повесой, распишите свои успехи у дам и вашу чрезвычайную привязанность к нежному полу, и вы окажете неоценимую услугу Российской империи. Смею вас заверить, - подмигнул Милорадович, - сие предприятие хоть и сопряжено с некоторой опасностью для жизни, но ему будет сопутствовать и море прелюбопытных деталей. Но ведь вы же русский офицер, капитан!

- Да, я офицер, - решительно сказал Александр.

- Ну, вот и прекрасно! - поднялся с койки военный губернатор. - Так и за дело! Не страшитесь ничего! Вам вручат хорошие карманные пистолеты. Можете воспользоваться ими в случае крайней нужды.

Он задержался в дверях, метнул на Александра орлиный взгляд и сказал раздумчиво:

- и все-таки, кого вы так сильно напоминаете мне?

- Не знаю - пожал плечами Александр. - Наверное, француза, ловеласа и повесу.

- Может быть, может быть, - согласился Милорадович и, резко повернувшись, так что забряцали ордена, вышел из камеры.

... После второй бутылки шампанского мсье Плантен, обладатель лица умного проныры и домашнего философа, украшенного густыми бровями, покачивая вилкой с наколотой на ней устрицей, с любезной непринужденностью, присущей мужчинам гальской нации, говорил Александру, с которым он ужинал уже третий вечер подряд:

- Не скрою от вас - вы совсем не похожи на француза, мсье Лефоше. В Арле, где вы изволили появиться на свет, совсем другие лица. О, я философ, а поэтому обязан знать типы человеческой физиономии. Но вы, почтеннейший, своим обаянием превосходите любого француза, а поэтому я могу считать вас своим верным другом. Ах, как нужны друзья здесь, в России, так и оставшейся варварской страной. Того и гляди, вас заподозрят в чем-то либеральном и отправят силком на родину или, того хуже, в тюрьму. О, эти русские тюрьмы мне рассказывали! Вонь, клопы и блохи, картофельные очистки вместо еды розги с утра до вечера.

- Неужели? - осторожно наколол устрицу Александр.

- Да! И либеральное правление царя Александра не смогло смягчить дикость нравов этого варварского народа. Но знаете ли, - поглядел по сторонам мсье Плантен, - реформы Петра Великого сумели-таки подарить русской нации одно очень полезное нововведение.

- Какое же? - придавил Александр устрицу между языком и верхним небом, а поэтому спросил невнятно.

- Сей умный царь раскрепостил женщину! - назидательно поднял вилку Плантен. - Русская женщина, очень горячая по своей природе, прежде, в течение тысячи лет, сдерживала свои любовные устремления, но сто лет назад они выплеснулись наружу, и плещутся через край до сих пор. Удержу нет!

- Что вы говорите? - поддельно удивился Александр, внутренне негодуя. Он продолжал в душе оставаться русским монархом, а поэтому всякое обидное слово в адрес своего народа больно ранило его.

- А вы что, ещё не были знакомы с русскими домами? - строго свел брови Плантен. - Ну, много потеряли! Знаете ли, я не раз бывал в наших колониях, и то, что демонстрировали мне в известных положениях чернокожие девки ничто по сравнению с тем, что умеют делать русские барыни.

- Даже барыни? - недоумевал Александр.

- Именно, именно барыни! - наставительно покачал головой француз. - У простого, черного, как здесь говорят, народа нет времени и сил на любовные проявления. Этим людям, работающим с утра до ночи, нужны только водка, еда и сон - для отдохновения. нам же, представителями нации в высшей степени культурной и умеющей ценить наслаждения всякого рода, необходимо отыскивать удовольствия, что мы делаем с успехом. Скажу точнее: мы научили царя Петра наслаждениям, он вывел русскую женщину в свет, и теперь мы пользуемся плодами этой полезной для нас науки, снимая на деревьях, посаженных нами, сочные плоды любви. А плоды вкуснейшие, мой друг Лефоше! У француженок тело плоское, как доска, а русские женщины, особенно купчихи, способны подарить массу удовольствий изголодавшемуся по вкусной любовной пище гурману. Они полны, вот в этом-то и прелесть! Сколько складочек, потаенных уголочков, спрятанных извивов! Везде - тайна, которую приятно разгадывать, хоть каждый день! Любовь и тайна - единство!

Александр, уже ненавидевший француза, изрек сквозь зубы:

- Да вы настоящий философ, мсье Плантен! Не пособите ли мне? Я бы тоже хотел преуспеть в разгадывании тайн такого рода.

Плантен, лицо которого так и таяло от ощущения власти над неопытным профаном, простоватым и таким "нефранцузом", сказал:

- А хотите сегодня же вечером разгадать волнующую всех нас, мужчин, загадку? Да и, возможно, не одну - насколько проницательным окажется, в переносном смысле, ваш ум? - И француз обнажил в улыбке длинные кривые зубы.

- Ничего, кроме признательности, за такое лестное предложение, я не смог бы извлечь из своего сердца, - постарался сказать Александр как можно более галантно.

- Ну так наденьте свежее белье, опрыскайте себя духами пообильней, вденьте в петличку фрака хризантему, и уже сегодня вы станете членом тайного общества "братьев-свиней".

- Позвольте, позвольте? - замер от неожиданности Александр.

- Как это - общество свиней?

- Ну да, именно, свиней! - ещё более оживился философ. - А назвали мы свое общество так потому, что, когда одну светскую даму уговаривали вступить в него и описали ей правила нашей жизни, она с негодованием воскликнула: "Так ведь это же свинство, господа!" Мы же ей спокойно возразили: "Ничуть не свинство. Впрочем, может быть, и свинство, но что в том плохого, если люди, как и свиньи - все те же дети природы? Мы с этих пор будем именоваться "братья-свиньи", а вы станете "сестра-свинья"!"

- И что же дама? - плохо понимая, о чем говорит француз, но едва сдерживая отвращение, спросил Александр.

- А ничего! - восторженным шепотом проговорил Плантен. - Поупрямилась немного да и пришла в наше общество! Ее сегодня вы тоже сможете увидеть, да и не только увидеть!

И француз заливисто расхохотался, предложил Александру побыстрее разделаться с ужином и пойти собираться на заседание общества "братьев-свиней".*

((сноска. Такое общество на самом деле существовало в Петербурге в то время.))

"Да, именно во время моего царствования расцвели тайные общества разного пошиба! - со скорбью и негодованием думал Александр, когда он, сидя рядом с Плантеном в карете, ехал в неизвестном ему направлении на заседание общества "братьев-свиней". - И поэтому я безо всякого сожаления предам этих "братьев" и "сестер" в руки правосудия, если увижу сегодня в их действиях что-нибудь предосудительное. Да, мне отмщенье, и аз воздам! Так вершится воля государей, так осуществляется самим Господом дарованная им власть! Я потерял скипетр и корону, но моя императорская совесть осталась при мне! Вперед! Вперед! Я своей державной рукой спешу искоренить зло!"