В когтях багряного зверя - Роман Глушков

– Понятия не имею, кто вы такой и что о себе возомнили! Да будет вам известно, что я – полномочный представитель!.. – вознегодовал иерарх, и не подумав садиться на предложенный ему вместо стула ящик. Однако пощечина, какую я ему залепил, вынудила его заткнуться, попятиться и все-таки плюхнуться задницей на подготовленное для него сидячее место.

– Да как вы смеете!.. – задохнулся он от гнева и попытался схватиться за ушибленную щеку сломанной рукой. После чего жалобно запричитал, вмиг забыв про щеку и взявшись баюкать перебинтованное и зажатое в шине предплечье: – Ай-ай-ай, да что же это творится! Да как же так! Да разве же это мыслимо!..

Я посмотрел в рубку на рассевшегося в шкиперском кресле Сандаварга. Он менял на ранах повязки, и ему было слышно все, о чем я толкую с пленником. Перехватив мой взгляд, Убби отвлекся от работы, молча кивнул и показал мне большой палец: дескать, молодец, одобряю, продолжай в том же духе…

Я мысленно усмехнулся. Похоже, работа помощником дознавателя у северянина кое-чему меня научила. Забавно: я, перевозчик, столько лет оттачивал умение вести деловые переговоры, но, заключая сделки, все равно ощущал себя не в своей тарелке. И вот теперь, когда мне потребовалось забыть о дипломатии и просто грубо надавить на собеседника, я вдруг почувствовал уверенность в своих силах. И откуда она во мне взялась? Неужели я ошибся с выбором жизненного пути и всю жизнь занимался не своим ремеслом?

– Заткнись и слушай меня внимательно! – приказал я Октавию, вновь замахнувшись, но на сей раз не ударив его. Он вжал голову в плечи и, примолкнув, уставился на меня взглядом, в котором, кроме ненависти, читалась прямо-таки детская обида. – Твои игры в войну закончились! Пришла пора расплачиваться!.. Ты меня не узнаешь?

Он прищурился и, испуганно заморгав, всмотрелся в мое лицо.

– Что-то не припоминаю, – отозвался иерарх чуть погодя. – Хотя позвольте-ка!.. Нет, не думаю. Вряд ли мы с вами прежде встречались.

– Ну тогда, возможно, ты встречался вот с этим знаменитым человеком, – продолжал я и махнул рукой изучающему трофейные пушки де Бодье, приглашая его присоединиться к беседе. Сенатор еще вчера признался, что не помнит, участвовал год назад Октавий в его допросе или нет. В те дни Гуго был слишком подавлен и напуган, чтобы запомнить лица дознавателей, через чьи кабинеты он прошел. Чего нельзя сказать о самих дознавателях – они-то точно не забыли ангелоотступника де Бодье. Особенно после того, как он совершил дерзкий побег прямо с эшафота.

И действительно, второй мой вопрос Октавию угодил не в бровь, а в глаз.

– Святые Ангелы-заступники! – залепетал он, вылупившись на приближающегося Гуго. – Этого не может быть! Да ведь это же… это же сам!..

От волнения пленник задышал так часто, что, казалось, его сердце вот-вот выскочит из груди.

– О, мсье, я весьма польщен, что оставил о себе в синоде добрую память, – съязвил Сенатор, включаясь в игру. – А моя память, увы, стала с годами совсем дырявой. Вот гляжу на вас и никак не могу вспомнить, вы это или не вы приказали морить меня голодом, чтобы я поскорее покаялся в вероотступничестве?

– Кто угодно, только не я! – Октавий энергично замотал головой. – Подобные вопросы находятся не в моей компетенции.

– А какие вопросы тебе поручено решать в синоде? – осведомился я у пленника, мечущего испуганные взгляды то на меня, то на Гуго и гадающего, кого из нас ему нужно бояться больше.

– Ну э-э-э… всякие разные… – замямлил он. – В основном мелкие. По хозяйственной части. Да их так много, что все не перечислишь.

– Ты называешь мелким вопросом уничтожение Корабельной Рощи? – Я состроил грозную мину и хрустнул пальцами, намекая на то, что не прочь залепить иерарху еще одну пощечину.

– Нет, разумеется… То есть да, вопрос, конечно, серьезный, но я… я… – Октавий вконец сник. – Я э-э-э… Нет, вы не подумайте обо мне плохого! Я прибыл сюда лишь за тем, чтобы провести мирные переговоры с господином Шишкой. А если они сорвутся и война все-таки случится – оценить после боя техническое состояние здешних кораблей и составить об этом письменный отчет Его ангелоподобию. Вот и все! Метатрон свидетель! Клянусь вам в этом Септетом и своими четырьмя детьми!.. Что вы намерены со мной делать? Вы меня убьете? Но я же совершенно ни в чем не виноват!

– Ты прав: мы тебя совершенно ни в чем не виним. Поэтому у нас и нет резона тебя убивать, – пожал плечами я. – Мы просто ссадим тебя с бронеката и оставим на попечение хозяев этого славного городка. Эти радушные миролюбивые люди – истинные септиане, и они всегда рады помочь калекам и страждущим.

– Только не это, умоляю вас! – Октавий вскочил на ноги с поразительной для его возраста и комплекции прытью, но я толкнул его в грудь и усадил обратно на ящик. – Вы же прекрасно понимаете: если я попаду в руки к Шишке, он не станет разбираться, кто я такой – мирный дипломат или сообщник этих краснокожих убийц! Шишка меня вздернет на одном из своих деревьев, а ведь я же говорил вам, что в Аркис-Грандбоуле у меня остались больная жена и четверо детей! Вы не можете меня здесь бросить! Никак не можете!

– Почему вы в этом так убеждены, любезный мсье? – притворно удивился Сенатор.

– Я… Я не знаю! Но вы же позаботились вчера о моей сломанной руке, перевязали, напоили лекарством… А сейчас говорите, что намерены отдать меня на растерзание раскольникам? Почему тогда вы не сделали этого сразу?

– Правильный вопрос, – усмехнулся я. – Сам-то как думаешь?

– Думаю э-э-э… – Он судорожно сглотнул, и его глазки возбужденно забегали. – Думаю, вы намерены попросить меня о некой услуге! Да-да, так и есть! Ума не приложу, о какой услуге пойдет речь, но если я в силах вам помочь – просите, конечно же! Уверен, мы непременно договоримся, ведь мы же с вами разумные люди!

– Ты поможешь нам освободить Владычицу Льдов, – без обиняков заявил я. – Меняем ее жизнь на жизнь твоей семьи. Мы уезжаем из столицы с королевой Юга – твои жена и дети остаются живы. Ты сдаешь нас Нуньесу или обманываешь – твоей семьей займется вон тот человек.

И я указал на сидящего в рубке северянина. Вид у еще не отмывшего после перевязки кровь Сандаварга был, мягко говоря, не самый дружелюбный. Заметив, что Октавий обернулся и смотрит на него выпученными от ужаса глазами, он улыбнулся ему самой жуткой из своих улыбок. Которая была еще свирепее от того, что все лицо Убби заливала свежая кровь, текущая из раны на макушке.

– О, пресвятые Ангелы-заступники! – воскликнул иерарх, и его тело затрясла крупная дрожь. – О, Метатрон, да как у вас только язык поворачивается говорить такое!

– Точно так же, как у твоего ангелоподобного Нуньеса повернулся язык отдать приказ истребить жителей Корабельной Рощи, – невозмутимо ответил я. – А что ты хочешь? Война есть война. Раз уж вы вздумали проливать кровь невинных женщин и детей, будьте готовы, что вашим семьям это тоже аукнется. Хотя тебе-то чего переживать? У тебя же есть отличный шанс спасти своих близких от смерти. И ты можешь начать делать это прямо здесь и сейчас. Давай выкладывай все, что тебе известно о Владычице Льдов, о том, где ее содержат и зачем она понадобилась первосвященнику. Правда, слухи, домыслы – все без исключения. И чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее мы доставим тебя обратно к больной жене и детям… Ну так что, тебя это устраивает? Или ты хочешь пойти и покаяться перед женами и детьми тех раскольников, которые благодаря Нуньесу остались вчера сиротами?..

Часть четвертая

Последняя битва «Гольфстрима»

Глава 17

Детей у Октавия оказалось на поверку не четверо, а всего один, и супруга пребывала в добром здравии, но мы простили иерарху эту маленькую безобидную ложь. И не только простили, но даже обрадовались, узнав, что вместо шумной оравы ребятишек нам придется держать в заложниках лишь восьмилетнего мальчишку и его сорокалетнюю мать. Последняя оказалась достаточно разумной, чтобы смириться с участью пленницы в стенах собственного жилища, и придумала для сына сказку, почему им категорически нельзя приближаться к двери и выходить за порог.

Впрочем, для них это было не слишком суровым ограничением. После наводнения иерарх переправил семью из столицы на Ковчег, в свои апартаменты, располагающиеся поблизости от храмового корабля, на посудине под названием «Архангел Сариил». И потому напуганные Новым потопом жена и сын Октавия не больно-то рвались сходить с Ковчега на смертельно опасную землю. Как и большинство других септиан, боявшихся, что они не успеют вернуться на плавучий город до удара стихии. Поэтому с недавних пор самой привилегированной работой здесь считалась та, что не требовала уходить далеко от Ковчега. А еще лучше – та, которая протекала непосредственно на палубах и в трюмах сцепленных между собой судов.

Катастрофическая нехватка рабочих рук вынудила Нуньеса отрядить на стройку также слуг и клириков, поэтому из всей прислуги в доме Октавия осталась одна престарелая кухарка. С огнем она, естественно, не дружила, и нам пришлось поневоле вернуться к прежней диете. Которую наши желудки, привыкшие к горячим супам и жареньям, приняли не сразу. Но разводить костер, даже маленький, было слишком рискованно, поскольку идущий из покоев иерарха дым выдал бы нас с головой. Пришлось смириться с септианской кухней и харчеваться с хозяевами из одного котла, довольствуясь тем, что отсталость здешнего меню искупалась его разнообразием…