В когтях багряного зверя - Роман Глушков

…Храмовый колокол ударил спозаранку – как раз, когда строители Ковчега выходили на работу после утренней молитвы. Звон был неторопливым и протяжным. Таким звоном в столице обычно предваряли объявление важных и хороших новостей. Сегодня Нуньес также призывал паству выслушать его обращение и разнести его по округе, чтобы оно дошло до всех без исключения единоверцев.

Памятуя о том, что клирики будут высматривать в толпе тех, у кого весть о грядущей казни Владычицы вызовет недовольство, я решил не рисковать и не пошел к храмовому кораблю. Вместо этого, прихватив сумку с инструментами, я направился туда, где рассчитывал отыскать сестру Патрицию.

Судно «Святой Игнатий», на котором трудилась ее бригада, мне указали строительницы, спешившие к «Ною» на зов колокола. Сама госпожа Зигельмейер вряд ли пошла бы толкаться среди ангелопоклонников только ради того, чтобы послушать последние новости. Тот факт, что она приняла веру и покровительство церкви, говорил лишь об одном: в Аркис-Грандбоуле, как и во всем мире, настали тяжелые времена. Но какими бы тяжелыми они ни были, я отказывался поверить в то, что знаменитая распутница и интриганка обратилась своими помыслами к Септету Ангелов. Уж кто-кто, а я ее прекрасно знал. Да скорее сам Септет сойдет однажды на землю и ударится в разврат, чем Патриция чистосердечно раскается и признает себя грешницей…

Я узнал ее гораздо раньше, чем она меня. «Ной» находился неподалеку отсюда, и, похоже, почти вся бригада Патриции отправилась сейчас к храму. Сама же она стояла на носовой палубе «Святого Игнатия», опершись на бортик, и внимательно прислушивалась к звукам, что долетали сюда со стороны сборища.

Я привлек ее внимание лишь тогда, когда ступил на сходни и стал подниматься на корабль.

– Доброе утро, брат! – без особой радости поприветствовала меня госпожа Зигельмейер. И, покосившись на мою инструментальную сумку, осведомилась: – Чего тебе угодно? Ты случайно не ошибся адресом? У нас все в порядке, мы не вызывали ремонтника.

Взойдя на палубу, я отметил про себя, что раз даже бывшая жена меня не узнает, значит, мои отросшие борода и патлы действительно служат хорошей маскировкой. Продолжая помалкивать, я приближался к Патриции и следил за тем, как меняется ее лицо. Раздражение, что возникло на нем при виде молчаливого гостя, вскоре сменилось недоумением. А оно, в свою очередь, переросло в такое испуганное удивление, что бригадирша даже попятилась. Это произошло, когда нас разделяло уже несколько шагов и она наконец-то меня опознала. Что обрадовало ее не больше, чем если бы она узрела перед собой призрака.

– Ты?! – произнесла госпожа Зигельмейер вмиг севшим голосом и схватилась за бортик, дабы не упасть на подкосившихся от волнения ногах. – Сам проклятый Проныра! Здесь! Живой!

– Да, как видишь, я в добром уме и здравии. Спасибо, что спросила, – отозвался я, опустив сумку на палубу и прислоняясь к бортику рядом с Патрицией. – Только умоляю: давай обойдемся без поцелуев и объятий, а то, боюсь, твои подруги нас не поймут.

И я указал кивком на двух ангелопоклонниц, что тоже решили не ходить к храму и размешивали краску в корыте на кормовой палубе.

– Пропади ты пропадом! – все никак не могла успокоиться Патриция. – Да разве мыслимо вот так запросто являться к бывшей жене после того, как она тебя, можно сказать, похоронила!

– Я тоже грешным делом успел тебя похоронить после того, как побывал на руинах твоего дома, – отшутился я, – так что, будем считать, мы квиты. Поэтому – с днем рожденья нас обоих!

– Позубоскаль еще у меня, мерзавец! Смотри, выкрашу твою наглую рожу краской так, что вовек не отмоешься! – Бригадирша незаметно для своих работниц погрозила мне кулаком. Руки у нее были уже не такие холеные, как раньше, но грязи и пятен краски я на них не обнаружил. Лицо строительницы-отделочницы тоже выглядело довольно ухоженным и чистым – не таким, как чумазые лица ее сестер. Лишь на одежде Патриции были видны следы ее принадлежности к рабочему братству, да и то чисто символические.

– Ну и какого черта тебе здесь понадобилось?! – поинтересовалась она, немного придя в себя после свалившегося ей на голову сюрприза. – Только не говори, будто соскучился и пересек Атлантику лишь для того, чтобы увидеть свою возлюбленную подругу бурной молодости!

– Поверишь, если скажу, что я приехал забрать тебя отсюда в прекрасный новый мир, где нет наводнений и не надо носить эту дурацкую накидку?

– А что стало с той маленькой ревнивой злючкой, которая раскатывала с тобой на бронекате последние несколько лет?

– С Долорес все в порядке. Она тоже здесь и рвалась навестить тебя, но у нее внезапно отыскались неотложные дела…

– Значит, не поверю. Я ведь не дура, Еремей, чтобы подумать, будто ты, имея под боком молодую и искренне любящую тебя жену, вдруг вспомнил о какой-то развратной старухе, с которой тебя давно ничего не связывает.

Насчет «старухи» она, конечно, преувеличивала. Но отчасти все же была права. Очутившись в непривычной для нее среде, вдали от светских приемов, роскоши, интриг и пылких любовников, госпожа Зигельмейер утратила прежнюю любовь к жизни. Ту самую любовь, что всегда наполняла ее энергией и заставляла выглядеть лет на десять моложе своего настоящего возраста. Она по-прежнему была чертовски миловидна, и даже грубая септианская накидка не могла скрыть ее благородную осанку и элегантность движений. Вот только усталые глаза, заметные морщинки на лишенном косметики лице и проступающая в давно не крашенных волосах седина давали понять, что Патриция, увы, понемногу сдает позиции в своей войне со старостью.

– Ладно, буду с тобой откровенен, – сдался я, не став утешать женщину, которая отродясь не нуждалась ни в чьих утешениях, а особенно бывших любовников. – Я здесь не только затем, чтобы предложить тебе отправиться со мной на Великое восточное плато. Вряд ли я вообще вернулся бы в город, где меня и мою команду приговорили к смерти, не будь у нас здесь действительно серьезных дел. Настолько серьезных, что мы хотим снова бросить вызов Нуньесу и устроить здесь еще одно громкое бесчинство.

– Вот это уже больше похоже на правду! – Патриция наконец-то наградила меня своей неотразимой улыбкой, какую я мечтал увидеть с того самого момента, как узнал от Октавия, что госпожа Зигельмейер находится на Ковчеге. – И кого же из твоих друзей на сей раз обидел Нуньес, ради чего вы готовы опять перевернуть Аркис-Грандбоул вверх дном?

– Ты не поверишь своим ушам, когда я тебе расскажу, – предупредил я. – Это долгая история, которую не передашь в двух словах. Но мне так и так придется дожидаться твоих работниц, поэтому время у нас есть.

– Зачем тебе вдруг понадобились мои сестры? – недоверчиво нахмурилась Патриция. – Ты что, хочешь и их тоже спасти от Нового потопа? Помешался на благородстве или решил осуществить свою давнюю мечту – устроить себе походный гарем?

– И рад бы спасти твоих сестер, да вряд ли это получится. Нет, они нужны нам затем, чтобы ты не сочла меня конченым психом. Новости, какие они тебе принесут, докажут, что я не рехнулся и что мне можно верить…

Отделочницы вернулись на «Святой Игнатий» спустя четверть часа. То есть как раз к тому времени, когда у Патриции уже свело отвисшую челюсть, потому что слушать мой рассказ, не открыв от удивления рот, было невозможно.

Доставленные из храма Семи Ангелов вести тоже могли взбудоражить кого угодно. Но поскольку история пленения блудницы Багряного Зверя уже не являлась для бригадирши сюрпризом, она лишь сделала вид, что удивлена. После чего велела сестрам возвращаться к работе, а мне – сойти на землю. Сама Патриция при этом последовала за мной. Наш разговор был еще не окончен, но продолжать его на корабле, где нас могли подслушать, было небезопасно.

– Ну и что ты теперь на это скажешь? – подытожил я и свою историю, и известия с «Ноя».

– А я-то уже решила, что в этом проклятом мире совсем не осталось авантюристов, – грустно усмехнулась госпожа Зигельмейер, поглядев на хмурое небо, откуда начинал накрапывать дождик. – И не думала, что однажды свершится подобное чудо: ко мне вернется один из моих «принцев» и предложит тряхнуть стариной. Прямо как в те славные времена, когда ты был еще парень хоть куда, а я цвела и пахла, словно роза в саду у бургомистра…

– Это означает «да»? – поторопил я с ответом увядающую красотку, пока она не ударилась в ностальгические воспоминания.

– Какой глупый, неуместный вопрос! – наигранно возмутилась она. – Конечно – да, черт тебя побери! Если ты всерьез считаешь, будто мне нравится понукать чумазыми кликушами и слушать их бредни, значит, ты крепко ушибся головой и забыл, кто я такая! Даже если в конце концов Нуньес окажется прав, а ты – нет, у меня давно отпало всякое желание бороздить океан на корабле, набитом скопищем идиотов, которые по полдня ползают на коленях, вымаливая у своего Септета милость.