В когтях багряного зверя - Роман Глушков

– Высокий прицел! – прокричал я пушкарям. Они только что разместили орудия у носовых бойниц и приступили к наводке. Под руководством Сенатора Убби и Долорес задрали пушечные стволы вверх до упора и зафиксировали их в этом положении. Теперь мы могли пускать ядра под углом сорок пять градусов вверх, но стрелять на дальность я не собирался. Моя цель находилась не далеко, а высоко, и поразить ее мы могли лишь из нечистого еретического оружия.

Механик Джура был, конечно, не так опытен, как наш матерый волчище де Бодье. Но пока я не приступил к сложным маневрам, меня вполне устраивало то, как человек Габора исполняет мои распоряжения. Выехав к «Ною», я нацелил нос истребителя на его палубные надстройки и отдал приказ «Стоп колеса!». «Гольфстрим» замер в центре пространства, что считалось здесь главной площадью, после чего я вновь обратился к пушкарям:

– Внимание! Оба орудия – к бою! Цель – колокольная мачта! Мсье Сенатор – огонь по готовности!

– Вас понял, мсье шкипер! – откликнулся Гуго, беря с подставки зажженный факел, после чего счел своим долгом предупредить: – Заткните уши, мадам и мсье! Будет чертовски громко!

Несмотря на то что большинство жандармов отправились на битву с «армией Юга», у храмового корабля оставалось полным-полно народу. Заливать площадь реками крови мы по-прежнему не собирались. Как не собирались продвигаться к цели, ожидая, когда толпа уступит нам дорогу. Именно в разгоне крылся успех нашего замысла. И потому, чтобы разогнать отсюда народ, мы собирались хорошенько пошуметь и побуянить.

Колокольная мачта «Ноя» являла собой тот самый бывший шпиль храма Семи Ангелов. Водруженный на крышу главной палубной надстройки шпиль этот придавал плавучему сухогрузу довольно чудной вид. И выглядел примерно так, как выглядит бутафорский клоунский нос, нацепленный идущим по улице обычным человеком: глупо, неуместно и безвкусно. Для удержания этой громоздкой конструкции использовалось несколько растяжек, чьи нижние концы крепились к судовым бортам. И раз уж мы хотели поскорее очистить площадь от септиан, лучшей цели для наших пушек было не сыскать.

Де Бодье запалил оба фитиля один за другим, и пушки бабахнули с интервалом всего в пару секунд. Раскатистый сдвоенный грохот разлетелся не только над площадью, но и над всем Ковчегом, а также наверняка был слышен на удирающем «Торменторе». Габор получил сигнал, что его старания не пропали даром и что мы тоже вступили в игру. Но в первую очередь этот сигнал был адресован тем, кто стоял сейчас между нами и нашей целью. А угодившие в колокольную мачту ядра подкрепили «слова» наших орудий делом.

Вряд ли собранные из остатков Столпов пушки обладали хорошей точностью. Но мы стреляли по колокольне с такого расстояния, что не могли промахнуться даже из несовершенного оружия. Заткнув уши ладонями, я проследил, как первый снаряд уносится вверх, бьет в боковую поверхность шпиля и разрубает одну из его каркасных опор. От удара он качнулся, растяжки завибрировали, будто струны, и колокола отозвались дружным перезвоном. Как оказалось – прощальным. Второе ядро тоже задело мачту по касательной, но попало удачнее: в тот фрагмент каркаса, к которому крепились страховочные тросы. Несколько из них лопнуло сразу. Прочие, не выдержав возросшей нагрузки, начали рваться уже один за другим. А теряющая растяжки колокольня заходила ходуном и, продолжая трезвонить во все колокола, стала медленно крениться в сторону кормы.

– Заряжай! – проорал я, выводя из замешательства стрелков, таращившихся во все глаза на впечатляющий результат своей атаки. Да я и сам глядел туда же, поскольку такое зрелище было равносильно преступлению.

Сенатор и Убби встрепенулись и кинулись к обмотанным влажными тряпками протирочным шомполам. Остудив стволы откатившихся от бойниц орудий, пушкари приступили к перезарядке. А колокольная мачта тем временем, оборвав последние тросы, рухнула на кормовую палубу. При этом верхушка шпиля, ударившись о бортовое ограждение, отломилась и упала уже на землю. Туда, где у обычного судна должны были находиться винт и рулевая лопасть – механизмы, совершенно лишние на Ковчеге, которым двигала и управляла сила веры плывущих на нем септиан.

Правда, сейчас окружающими нас септианами руководила не вера, а обыкновенный страх. И впрямь, было отчего впасть в панику! Грохот и разрушения, что доселе будоражили северную окраину, внезапно докатились до сердца Ковчега! И мирный люд недолго думая бросился врассыпную. Весь, кроме клириков. Они остались на постах, но тоже были повергнуты в смятение. Их командиры понятия не имели, что противопоставить прорвавшему оборону неприятелю, стреляющему из дьявольского оружия. Чтобы сдержать «Гольфстрим», требовались другие бронекаты. А где их взять так быстро, ведь сначала за ними следовало послать конного гонца.

– Орудия к стрельбе готовы! – доложил Гуго, помахав рукой, чтобы привлечь мое внимание.

– Отставить стрельбу! – отозвался я. – Всем готовиться к штурму! Идем на таран! По местам и – держи-и-ись!..

Штурм – это, конечно, было сильно сказано. Наша ударная группа состояла всего из трех человек, причем один из них еще толком не оклемался от ран. Но так или иначе, а подготовились мы на совесть. И если я не оплошаю с тараном, мы с ходу отыграем у защитников «Ноя» преимущество. Главное, чтобы они не увели Владычицу из лазарета и нам не пришлось ее разыскивать. Потому что, согласно плану, наше отступление должно было пройти столь же быстро, как и атака.

Теперь, когда почти весь народ с площади разбежался, ничто не мешало «Гольфстриму» взять максимальный разгон. Велев Джуре трогаться и переходить на повышенную передачу, я вывернул штурвал вправо и, направив истребитель вдоль борта корабля, взялся объезжать его по кругу. Так разогнаться было проще и быстрее, чем отъезжать на полкилометра назад. Вдобавок это должно было ввести клириков в замешательство относительно наших дальнейших намерений. А заодно – не позволить нам стать легкими мишенями для вражеских стрелков, что рассредоточивались сейчас вдоль бортов «Ноя».

Де Бодье вернулся в рубку, собираясь вскорости снова взять у меня штурвал. Долорес и Убби спрятались под мостик, чтобы переждать обстрел, какой вот-вот на нас обрушится. Сандаварга уже держал в руках щит и кистень, а Малабонита – «Мадам де Бум». Также на поясе у нее висело три заряженных трофейных пистолета и несколько гранат, а на плече – моток тлеющего запального шнура для их воспламенения. Мое ружье, пистолеты, гранаты и огниво тоже лежали наготове, и едва Гуго меня сменит, я экипируюсь до зубов, как и остальные соратники. С голыми руками непрошеным гостям вроде нас на «Ное» делать нечего. Но прежде чем туда попасть, нам придется прорубить себе проход. И желательно поближе к лазарету, ведь чем меньше нам придется бегать по корабельной утробе, тем выше вероятность, что мы доживем до конца этой экскурсии.

Я пока не подводил истребитель близко к кораблю, но стрелы и пули, выпущенные по нам сверху из арбалетов и пневматических винтовок, до нас долетали. Они били по крыше рубки и по пустой палубе, портя настил, но сейчас его сохранность волновала меня в последнюю очередь. Прежде всего я переживал, как бы не промахнуться мимо нужного участка на корабельной обшивке. Успех предстоящего нам тарана зависел не столько от силы, сколько от точности удара, и мне очень не хотелось бы тратить время на повторную атаку.

– Держи-и-ись! – еще раз прокричал я и, повернув штурвал левее, пошел на сближение с «Ноем».

Таранить его под прямым углом было непрактично с технической точки зрения. Я не знал, насколько крепок корпус сухогруза, но был уверен, что Нуньес не доверил бы свою жизнь ненадежному судну. Вскрывать его борт следовало тщательно выверенным ударом, нанесенным под углом в стык обшивочных листов. Во-первых, это позволит идущему на полной скорости истребителю врезаться в огромную преграду и остановиться более плавно. А во-вторых, брешь, какую мы прорубим таким образом в боку «Ноя», выйдет гораздо крупнее, чем при прямом столкновении. Настолько крупная, что мы сумеем определить, куда нам затем двигаться, еще до того, как сунемся в нее.

Наконечник тарана столкнулся с обшивкой под углом примерно в двадцать градусов. Вмяв край одного листа, он подцепил следующий и выгнул его наружу. Удерживающие его заклепки оказались весьма прочными, и потому истребитель взялся вспарывать судовой корпус, словно трехсоттонный консервный нож. Раздавшийся при этом скрежет заглушил крики, что доносились до нас отовсюду, и мог бы, наверное, легко свести нас с ума, продлись он хотя бы пару минут.

Но все закончилось намного раньше.

Если бы не шпангоуты, два из которых таран также подцепил, сломал и выдрал наружу, пробоина получилась бы гораздо длиннее. Но и в таком виде она могла без проблем позволить нам проникнуть внутрь судна.