Летняя гроза - Кэтрин Харт

Когда заболела Пугливая Олениха, Стрелок озаботился вдвойне. Он точно не знал, как отразится болезнь на будущем ребенке. Как студент-медик он понимал, что беременность в ее возрасте опасна сама по себе, не говоря уже о таком осложнении, как серьезная болезнь. По счастью, ветрянка у Пугливой Оленихи протекала в легкой форме, она отделалась всего дюжиной пузырьков. И чувствовала себя сравнительно неплохо. Стрелок был рад этому небольшому облегчению среди повальной болезни. Этому и еще тому, что некоторые шайенны, среди них и Зимний Медведь, не заболели вовсе.

В конце первой недели Вольный Ветер пришел на окраину деревни, чтобы узнать новости. С расстояния разделявших их тридцати шагов он и Гроза обменялись жадными взглядами. Молодая женщина машинально поправила растрепанные волосы и одернула мятую одежду, понимая, что являет собой ужасное зрелище. Единственным утешением служило то, что в настоящее время все в деревне выглядели подобным образом. Даже Ветер, который не был болен, казался уставшим от тревоги.

— Ты не должен подходить ближе, любовь моя, — крикнула ему Гроза. — Это еще опасно.

— Как моя сестра? — спросил он. — А родители?

— Звонкого Жаворонка больше не лихорадит. Она выздоровеет, но теперь, кажется, заболела твоя мать. Еще четыре человека умерли, но многие поправляются. Остальные только что заболели.

— Как там Две Стрелы и Поющая Вода?

— Они уже почти поправились, их сын тоже. Белоснежный Цветок очень плоха, но Серая Скала еще пока не заболел, твой отец тоже.

— Ты выглядишь усталой, — сказал Ветер. — Ты не больна?

— Нет, просто устала. Стрелок тоже. Он работает как проклятый. Ты тоже выглядишь усталым.

— Я все время беспокоюсь за всех вас.

— Идущее Облако здоров?

Вольный Ветер приподнял младенца, чтобы Гроза его разглядела.

— Он чувствует себя отлично, но скучает по своей маме, и я тоже.

— Я тоже скучаю по тебе, мой милый, но вы оба должны держаться отсюда подальше, чтобы не заболеть.

— Как долго все это продлится?

Гроза тяжело вздохнула.

— Стрелок говорит, что по меньшей мере две недели, а может, и больше.

Наконец спустя какое-то время, показавшееся вечностью, а на самом деле не прошло и месяца, вспышка болезни угасла. Когда Гроза убедилась, что ее последний пациент выживет, она вернулась в свой вигвам и заснула мертвым сном. Она проспала целых два дня, а когда открыла глаза, то, к своей радости, увидела рядом Ветра и сынишку.

Чтобы отблагодарить духов за окончание эпидемии и за то, что они пощадили большую часть людей, вождь Зимний Медведь устроил празднество. Во время церемонии Грозе и Стрелку были возданы особые почести за их самоотверженную работу, так же как и знахарке, которая без устали врачевала своих соплеменников, как только сама оправилась от болезни.

Потом, к большому удивлению Грозы, во время праздника состоялась еще одна, особая, церемония. Молодой женщине велели встать перед вождем Зимним Медведем, который украсил ее волосы ценным орлиным пером, символом принадлежности к воинам-шайеннам.

Гроза была не до конца уверена, что правильно понимает смысл происходящего, но слова Зимнего Медведя рассеяли ее сомнения:

— Ты, Летняя Гроза, участвовала в походе отмщения, который возглавил твой отец. Ты сразилась и повергла своего белого врага. Сделав это, ты завершила свое обучение и заслужила новое положение — обрела ранг воина-шайенна.

Почти столь же смущенного Стрелка тоже возвели в этот почетный ранг. Вольный Ветер уже был воином, но и он получил еще одно орлиное перо на свой военный головной убор. Охотника за его заслуги тоже стали считать воином, хотя его не вызвали перед всем племенем, чтобы вручить заслуженную награду. Это был вечер Летней Грозы и ее семьи, хотя она и сожалела, что поводом для всех этих чествований послужило нападение на Утреннюю Зарю.

Жизнь быстро вернулась в обычное русло. Стремительно приближалась зима, и еще многое предстояло сделать до того, как племя должно было перебраться на зимнюю стоянку. Часть скота забили, мясо закоптили или высушили и оставили в запас на предстоящие долгие месяцы. Группы охотников постоянно охотились на дичь, а женщины собирали орехи, убирали кукурузу, сушили осенние ягоды и ходили за медом. Чинилась зимняя одежда и, если необходимо, шилась новая. Из-за эпидемии все работы задержались, а закончить их было необходимо до первого снега, чтобы он не застал племя врасплох.

Тем летом белые люди принесли в лагерь не только эту болезнь. Они также принесли сюда и спиртные напитки, которые индейцы называли «огненной водой» из-за жжения внутри, когда их пили. Все чаще можно было увидеть кого-то из мужчин и даже воина, как он, покачиваясь и запинаясь, шел по деревне. Обычно сдержанные люди внезапно становились буйными, гордые воины делались крикливыми и похотливыми, в мирных семьях разражались скандалы с руганью и дракой, любящие мужья ни с того ни с сего били жен и детей — и все это происходило из-за толкающих на путь деградации напитков, привнесенных в жизнь индейцев белыми людьми. Это было недостойно и унизительно для всего племени. Проблема была новой, она разрасталась, и никто не знал, как ее решить.

Еще одно, очень неприятное осложнение было связано с женщинами. Оказалось, что белые гости с удовольствием пользовались услугами распутных женщин и с удивительным постоянством посещали их вигвам. И теперь некоторые из этих женщин ожидали детей от белых. Когда эта новость распространилась по деревне, все возмутились. Надо было что-то сделать!

Собрался совет, на котором выяснилось, что некоторые солдаты посмели сделать грязные предложения девушкам племени и молодым женам. В своем высокомерии и невежестве они полагали, что все индианки распутны и только и мечтают улечься в постель с белым мужчиной. Получившие отказ солдаты разозлились. Не желая наносить урон чести семьи, женщины ничего об этом не рассказывали, но вскоре в целях безопасности стали выходить за пределы лагеря только группами по двое и больше.

— Мы тоже об этом говорили, — припомнила Поющая Вода.

— Да, несколько раз я видела, как белые мужчины выходили из вигвама дурных женщин, — добавила Белоснежный Цветок. — Они не таились. И я думала, что все остальные тоже знают об этом, но подобные вещи никогда не обсуждались вслух.

В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что две девушки и одна замужняя женщина тоже беременны от белых мужчин. Девушки признались, что они уступили под страхом избиения. Они очень испугались, когда мужчины обозлились и стали угрожать им. Потом они уже никогда не ходили по одиночке и скрыли свой позор от семьи. Одна из девушек сказала, что солдат заставил ее уступить его домогательствам, сказав, что иначе застрелит ее отца. Вторая молчала от стыда и страха, что отец может убить солдата, а это, в свою очередь, может привести к тяжелым последствиям для всего племени.