Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4. - Альберт Лиханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлана замирала. Эти слова гипнотизировали ее. И в семейном быту стали как-то привычными эти фразы, будто пароль — «Во имя нашей любви!», — когда речь шла об отношениях Аркадия и Светланы, когда речь шла об их отношениях к Олегу.
В тот вечер они долго ходили вокруг клумбы в скверике. И Аркадий Андреевич не раз повторял эту выспреннюю фразу: «Во имя нашей любви!»
— Я должен что-то сделать с ним! — восклицал Аркадий Андреевич. — Во имя нашей любви к сыну!
Перед этим он держал страстный монолог. Суть сводилась примерно к следующему:
— Мы не имеем права, чтобы Олег повторял наши ошибки, даже невольные. Я человек средних способностей, не скрою, это доставляло мне много мучений в жизни. Не думаю, чтоб наш Олег был уникальнее нас. А поэтому ему следует много трудиться. Его отношение к урокам, к школе, его непослушание, эта выходка! Или мы подчиним его себе, или!.. — он многозначительно умолк. И Светлана виновато опустила голову, точно далее следовало самое ужасное: или несчастье, или болезнь, или тюрьма.
Они рассуждали и об этом. Вокруг полно подростков, они сбиваются в какие-то подозрительные стайки, распивают плодово-ягодное вино в подъездах, дерутся между собой, а потом, случается, нападают на прохожих.
Дальнейшее всегда рисовалось им крайне мрачно: пьяный Олег, избитый прохожий, скамья подсудимых. Что и говорить, газеты пестрели подобными историями. И здравомыслящим родителям было о чем порассуждать и чем обеспокоиться.
От клумбы в скверике они уходили просветленные, приняв определенное решение: бороться за сына. Выход Аркадий Андреевич видел только в одном — наставить Олега на истинный путь. А истинный путь — это хорошая учеба. Иные педагоги наносят немалый урон детям, когда внушают им, что будущее их прекрасно и необычно. Нет, трезво считал отец, жизнь не безоблачна и не прекрасна. Прекрасную и безоблачную жизнь надо еще заработать. Страшным, адским трудом. Этот адский труд — он сам, Аркадий Андреевич, вся его жизнь, вся ее суть.
А это значит, что Олег должен быть похожим на отца. Это значит, что Олег должен трудиться еще больше, ибо сегодня попасть в вуз гораздо сложнее, чем раньше. Путь в жизни может быть только один: школа, потом институт. ПТУ или работа — это для многих. И мы не циники, утверждал Аркадий Андреевич, чтобы внушать Олегу, что это путь не для него. И тем не менее это путь в обход, путь не прямой. Прямой путь в русле сознательности, понимания, подчинения, покорности. В конце концов, что здесь плохого? Ведь речь идет о покорности не кому-нибудь, не какой-нибудь злой воле, недоброй силе, а отцу, родному отцу и родной матери.
Тот давний, далекий, отроческий бунт — о нем и вспомнить-то теперь нечего — обернулся для Олега преддверием новой жизни. Жизнь эта состояла в том, что он должен был согласно кивать головой, когда отец, приходя из университета, повторял ему:
— Ты только выбери себе факультет, я тебя подготовлю. Ведь я твой родной отец и в то же время преподаватель университета. Не всем так везет!
Светлана Петровна не отставала от мужа:
— Милый, родной сынуля! Разве ты не видишь, что мы заботимся о тебе, и только о тебе! Наша жизнь определилась, мы не ждем от нее ничего нового. А у тебя все впереди, все в будущем.
Жизнь Олега превращалась в пьесу. Ему отводилась маленькая и скромная роль статиста или актера второстепенного, подающего отдельные реплики. Главными действующими лицами были отец и мать. Их речи, в точном соответствии с законами драматургии, то были диалогами, уточняющими те или иные идеи, то превращались в монологи — восторженные, обличающие или увещевающие.
Олегу, подростку, в то время уже прекрасно сознающему себя, порой казалось, что он находится в каком-то поразительном театре, где идет бесконечная репетиция спектакля, премьера которого так никогда и не состоится.
Он скоро понял: лучше всего внимать, слушать, соглашаясь, — это идеальный вариант, — иногда подавать не очень возразительные реплики. Зато потом можно выйти в туалет или на лестницу и там вздохнуть полной грудью, освобождаясь от этих надоевших речей. Возражать? Спорить? Он не сделал ни единой попытки — таким крепким и логичным был родительский барьер. Не вполне зрелым, но верно чувствующим умом Олег понял: сопротивление бесполезно, лучше плыть по течению, к тому же родители правы, кругом только правы, всегда правы.
О т е ц: Как ты будешь жить там дальше, это в конце концов твое дело. Наш родительский долг — помочь тебе в самом начале пути. Милый Олег, ты не всегда способен понять, что с тобой происходит, ты не всегда знаешь, как тебе надо поступить. И нет ничего странного, если родители подают тебе рациональный совет.
М а т ь: Миленький мой, неужели так трудно понять, что это любовь, это наша любовь к тебе. Мы хотим тебе лишь добра, исключительно добра, непременно добра. Ты кончишь институт, найдешь себе хорошую девушку, будешь счастлив. И век, до седых волос, даже после нашей смерти, станешь благодарить нас за то, что когда-то, в твои смутные годы, мы помогли тебе своим упорством и своим терпением.
О т е ц: Конечно, многие сегодня говорят, что рабочий может заработать гораздо больше, чем специалист, чем инженер, чем врач, чем учитель. Согласен, дорогой. В конце концов, закончив институт, ты можешь пойти рабочим. Никто это не запретит. Но сначала, наш милый, ты должен кончить вуз.
М а т ь: А дороги к этому идут только через хорошую учебу. Если тебе трудно, ты не должен скрывать. Папа поможет тебе, и я не последний человек. В конце концов мы найдем тебе репетиторов, милый Олежек.
Отец не пропускал даже самого малого повода, чтобы не преподнести сыну очередную тираду. Например, вышагивая мимо пивной, он кивал презрительно в сторону и говорил:
— Тебе нравится эта публика, эта компания?
Сын испуганно восклицал:
— Что ты, папа! — будто он только и знал, что топтаться возле этой пивнушки и якшался с этими алкашами.
О т е ц: Люди, потерявшие всякую идею! Полное отсутствие интеллекта и смысла жизни! Нет, дорогой сынок, что ни говори, а смысл жизни дают только знания и только целеустремленное желание реализовать эти знания.
М а т ь: Сыночек, я женщина, и мне очень повезло. Я нашла нашего папу. Я за ним, как за стеной. Но я женщина. Мужчине гораздо труднее. Посмотри, как папа работает, какие ворочает горы. Тебе предстоит то же самое. Не забывай, что ты мужчина, а в будущем — хозяин собственной семьи, ее защита, опора, ее, наконец, кормилец.
О т е ц: Главное в жизни — обрести духовность. В сфере материального производства, дорогой сынок, я имею в виду рабочих, тоже встречаются проявления духовности. Интеллект рабочего резко возрос, но, что ни говори, подлинная, глубинная духовность процветает лишь среди интеллигенции. Это доказано историей, подтверждено опытом.
М а т ь: В конце концов мы с папой не зря выбивались из простых семей и теперь не можем вернуться обратно! Милый Олежек, что делать!
Чувство меры и вкуса изменяло раньше всего Светлане Петровне. Может, оттого, что она была по-женски менее осмотрительна?
К десятому классу Олегу наняли двух репетиторов: по русскому и по литературе. Подтянуть математику и физику ему помогал отец. Светлана Петровна занялась историей. Чем ближе выпускные экзамены, тем короче, лапидарнее и афористичнее фразы родителей в этом домашнем спектакле.
О т е ц: Или ты поступаешь в вуз, или я за твое будущее не дам и ломаного гроша.
М а т ь: Олежек, я создаю тебе все условия. Что ты хочешь на завтрак, на обед, на ужин? Только занимайся, дружочек, не отвлекайся ни секунды. Ты должен, должен, должен! В конце концов отец — преподаватель этого университета.
На последней прямой Олег все же взбунтовался, как мог: бунт на коленях. Он сказал родителям:
— Я не собираюсь поступать в университет, где работает мой отец. Я хочу поступить в институт международных отношений.
Это было как шок. Но возражать трудно. В конце концов Олег выбрал чрезвычайно престижный институт, а кроме того, у него к тому времени был любимый предмет — английский. А это уже что-то. Но для страховки ему наняли репетитора по английскому.
Круг сужался. Центром круга родители назначили день, когда Олег станет студентом. И вот этот круг сужался — времени до институтских экзаменов оставалось все меньше.
Школьные экзамены Олег сдал вполне пристойно, получив за аттестат общую пятерку: сказалось, что в школе своей он учился десять лет без всяких переходов, родителей его учителя хорошо знали, семья считалась образцовой — родительское сверхзаботливое отношение к сыну, когда не только двойка беспокоит взрослых, и даже не тройка, а четверка вызывает звонок, визит, длительный разговор с учителем, заканчивающийся непременной просьбой — вызвать Олега немедленно, завтра же, если нет возможности, он останется после урока, но четверка должна быть заасфальтирована, как временная выбоина на дороге. Если эту выбоину оставить, любили повторять учителям Аркадий Андреевич и Светлана Петровна, — какой ухаб, провал в знаниях может она повлечь?