Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле

ощипанной явится перепелкой,

гусиной кожей, мертвецом живым,

застылым, побледневшим и немым,

с спадающими мокрыми штанами;

коль кто берется за эфес— он мигом

смывается, лишь пятки заблестят!

Но наше благородное искусство

в народном мнении его изобразит

степенным, осмотрительным, разумным,

таким, кто пред собой всегда несет

нить с грузиком свинцовым, кто идет

по компасу, кто с непокрытой головой

не выйдет, чтоб случайно не упал

ему на голову помёт; тот, кто берет

товары под расписку, безналично,

тот, кто хозяйство ведает отлично,

что и козявка со двора не уползет;

итак, во всех деяниях своих

он аккуратен, обстоятелен и тих.

Красильное добилось мастерство,

что заяц стал лисою. Каково?

Маркьонно

Я думаю, что это понимает,

кто шкуру всяческой ценой спасает;

ибо однажды я прочел

в какой-то книжке— уж теперь не помню,

печатной или рукописной, — что

«прекрасный бег— спасенье целой жизни»[257].

Кола Амбруозо

Да, опытный бегун— безукоризнен!

Теперь смотри обратную картину:

вот человек уверенный, отважный,

муж с духом подлинно геройским:

он крошки не уступит Родомонту[258],

с Роландом он скрестит клинок с клинком,

в бою кулачном с Гектором не струсит,

кто мухи перед носом не пропустит,

кто дело ставит прежде всяких слов;

кто может атамана драчунов

в один башмак обеими ногами засадить,

кто в драке славно машет кулаками,

кто львиное имеет сердце, чья душа

в борьбе сплетается со Смертью,

тот, кто не отступает ни на шаг,

но лбом вперед, крутые выставив рога,

летит, как бык… Но вот и он, попав под краску,

во мненье публики является таков:

головорез, наглец, дурак опасный,

как из стеклянных колотых кусков—

где ни задень, всего тебя порежет,

лихой чертяка, порох и огонь,

что придерется и к дорожной пыли,

что лезет биться хоть с соломинкой в руке,

конь без вожжей, рубака безголовый,

что дня не может провести без драки,

соседей в страхе держит и в покое

не оставляет даже камни мостовой.

Короче, муж, достойный быть примером,

покажется рожденным для галеры!

Маркьонно

Однако успокойся: справедливо

считают, что почтения достоин,

кто и без шпаги показать себя способен.

Кола Амбруозо

Ну хорошо; теперь возьмем скупца,

что с голоду уж вполовину мертв,

ремень штанов затягивая туго,

чей кошелек страдает от удушья, чья рука—

щипцы котельщика, кто самый ржавый гвоздь

хранит как родовую драгоценность;

дуб пробковый, засохший апельсин,

сиенская заморенная кляча[259],

обсосанная косточка от сливы,

запечный таракан, дрянной сквалыга,

убожества адепт, брыкливый мерин,

который лучше даст тебе копытом,

чем грязный волос своего хвоста,

сухарь, скукоженный сморчок,

тот, кто хоть за сто миль готов бежать

туда, где ждет его медяк зеленый,

трясется над фасолиной сухою,

кто завязать готов во сто узлов

одну разрубленную надвое монету,

кто редко ходит срать, чтоб меньше есть.

Что, некрасив? А мы его покрасим,

и скажут: он разумно бережлив,

именье он не выпустит из рук,

вкруг пальца обвести себя не даст

и не позволит собранным деньгам

течь, как вода; он— истинный хозяин,

что хлебной крошки не уронит наземь.

Итак, его зовут теперь

(и не беда, что дураки):

«Вот— добрым гражданам пример!

вот— человек-тиски!»

Маркьонно

Так пусть же сгинет этот род,

что ради денег лишь живет!

Без медика себя сажая на диету,

нося лохмотья, всюду и всегда

себя показывая бедным и несчастным,

подобным побирушке иль слуге,

помрет от голода на полном сундуке!

Кола Амбруозо

Перевернем медаль обратной стороной:

теперь о том, кто только и умеет,

что тратить деньги, сыпать, расточать:

легко опустошит корабль,

растратит целый двор монетный;

через него, как сквозь суму худую, пролетит

казна любая; он и не считает,

что в сундуке; вокруг него всегда стоит

толпа лентяев, плутов, шалопаев,

в которых он и день и ночь, как в ров,

кидать лопатой серебро готов.

Он расточает, будто воду льет,

он как безумный деньги раздает

неблагодарным свиньям, жадным псам,

не думая о том, что сам

вслед за имением своим—

еще чуть-чуть, и обратится в дым.

Но мы его опустим в чан… Смотри, у нас

он приобрел совсем другой окрас:

он щедр, гостеприимен, благороден,

великодушен, всем во всем угоден;

он настоящий рыцарь, он хоть глаз,

хоть голову ради друзей отдаст;

он даже пукает, как истинный король,

распространяя в воздухе добро!

Просящему он не ответит «нет»…

И вот, с отменной славой, в пару лет

все вычистит до дна, развалит дом,

пойдет по миру… впрочем, поделом.

Маркьонно

Пусть в зад себе язык засунет тот,

кто эту глупость щедростью зовет!

Щедр тот, кто знает, что, кому, зачем

дает, тот, кто бросать не будет

монеты лоботрясам и шутам,

но сохранит, чтоб в руки дать такому,

кто чести в нищете не позабыл

и с толком применит, что получил.

Кола Амбруозо

Теперь гляди: обжора, тряпка, мямля,

кастрюля жирная, баран в репьях и колтунах,

позорный рогоносец, чье жилище

насквозь открыто— только ветер свищет!

Рожок для проходящих башмаков,

с Корнето[260] выходец, сын славного отца,

чей на Форчелле дом— на два крыльца[261],

телок слюнявый, сводник собственной жены,

бесчестья совершенная картина,

сатир пузатый с рогом изобилья!

Но даже он, покрашенный как надо,

уже ни в ком не вызовет досады:

порядочный, милейший человек,

миролюбив, умен и добродушен,