Мир наизнанку (сборник) - Марина Дяченко

Перед ней останавливается ротмистр. Блестят нашивки под лучами фонаря.

РОТМИСТР. Госпожа Рада Гаал?

РАДА (растерянно). Да…

РОТМИСТР. Вы задержаны по распоряжению государственной прокуратуры.

Двое берут Раду под локти и мягко, но непреклонно запихивают в машину.

Максим и Гай бредут вдоль берега, оставляя две цепочки следов.

ГАЙ. А если нас накроет патруль, скажем, будто меня похитили выродки, а ты за ними погнался и отбил меня, блуждали мы с тобой, блуждали по лесу и вот сегодня вышли сюда…

МАКСИМ (без энтузиазма). А что нам это даст?

ГАЙ (рассердившись). А то нам это даст, что нас, по крайней мере, не шлепнут сразу же на месте!

МАКСИМ (мрачно). Ну уж нет, шлепать я себя больше не дам, да и тебя тоже…

ГАЙ. А если танк?

МАКСИМ. А что – танк? Подумаешь, танк…

Идут дальше. Вокруг поднимаются пустые песчаные дюны.

МАКСИМ (задумавшись). А это хорошая мысль. Захватим танк. Слушай, Гай, отличная идея! Смотри, как только они появятся, ты пальни в воздух и веди меня под конвоем прямо к ним. А там уж мое дело. Ты держись в сторонке, не попадись под руку и, главное, больше не стреляй…

ГАЙ (воодушевленно). А тогда давай идти по дюнам, чтобы нас издали было видно!

Они поднимаются на дюны…

И внизу, у берега, в маленькой бухте им открывается белая субмарина – страшная, похожая на тушу двугорбого морского животного.

Кабинет государственной прокуратуры. На мониторе – документальные кадры штурма башни. Максим бежит с автоматом, стреляет, лицо перекошено. Наезд крупным планом: Максим стреляет, выпучив глаза, оскалив зубы…

В кресле перед столом сидит Рада. Смотрит на монитор, слезы на глазах.

ПРОКУРОР. Ну вот, вы сами видите. Красивого мало, правда?

РАДА. Его обманули. Он… очень добрый человек. Он… может убивать, но только в крайнем случае.

ПРОКУРОР. Знаете, во время оглашения приговора у меня было такое чувство, будто я приговариваю к каторге ребенка. Он похож на ребенка, да? Такой наивный… Доверчивый… Вот вы говорите, добрый, а в чем эта доброта проявляется?

РАДА (подбирает слова). Ну… Он не такой, как мы. Он лучше. Я не знаю, как объяснить. Он… будто человек из другого мира.

ПРОКУРОР. Он в самом деле горец? Он рассказывал вам про горские обычаи, какая там жизнь?

РАДА. Рассказывал. Он очень скучал по дому. Там чистые реки и моря. Не бывает войн.

ПРОКУРОР (скептически). Надо же…

РАДА. И еще он рассказывал про устройство мира. У них в горах считают, что мир устроен наоборот: мы живем не на внутренней поверхности большого шара, а на внешней, и этот шар будто бы плавает в пустоте.

ПРОКУРОР. Массаракш… Вот это и называется мир наизнанку. Очень, очень интересно… С чего бы такому человеку связываться с выродками, валить башни, убивать людей?

РАДА. Они ему наплели, будто башни – это какие-то излучатели. А он и поверил. Излучатели, представляете? Это же бред, все сумасшедшие говорят, будто их кто-то облучает!

ПРОКУРОР (хмурит брови). В самом деле.

РАДА. Скажите мне, пожалуйста… Он ведь жив, правда?

ПРОКУРОР. Думаю, да. Думаю, у нас есть все основания считать, что он жив. Более того, я думаю, мы с ним скоро увидится: вы, я… Мне ведь тоже очень интересно с ним поговорить. Я хочу, чтобы он и мне рассказал об устройстве мира вот так, наизнанку.

Прокурор улыбается. Рада смотрит на него с надеждой.

ПРОКУРОР. Мне очень надо найти общий язык с этим странным человеком. И вы мне поможете. Ведь поможете?

Рада смотрит на него. Ее робкая ответная улыбка медленно тает.

РАДА. Нет. Я не буду вам помогать.

Гвардейцы привозят Раду в тюрьму. Плавучая тюрьма – док.

Входят в огромную ржавую стену. Тюремный двор; Рада в ужасе озирается. Ее ведут вверх, вверх по лестницам, вводят в камеру, на удивление приличную и неплохо обставленную.

На окне нет решетки. Окно – на страшной высоте над пропастью тюремного двора.

Рада без сил опускается на кровать. Поворачивается ключ в замке; Рада вытаскивает из кармана плаща большую пуговицу.

Смотрит на нее. Плачет.

Субмарина стоит у берега давно. Длинный корпус и обе надстройки покрыты ржавыми пятнами, белая краска облупилась, артиллерийская площадка свернута набок, и пушка смотрит в воду. В обшивке зияют черные дыры с закопченными краями.

МАКСИМ. А это точно белая субмарина?

ГАЙ. По-моему, она. Учебный фильм был – «Танки в береговой обороне»… Это она. Ее вынесло штормом в бухту, села она на мель, а тут подоспел патруль… Видишь, как ее расковыряли?

МАКСИМ (вглядывается). Пойдем посмотрим?

Гай смотрит на субмарину. На Мака. Отрицательно мотает головой.

МАКСИМ. А что такое?

ГАЙ. Рассказывают… вот один капрал, он в береговой обороне служил… так он говорил… Будто на этих субмаринах…

МАКСИМ. Что?

Гай колеблется.

ГАЙ. Ну, ты будешь смеяться. А это не смешно.

МАКСИМ. Что?

ГАЙ. На белых субмаринах… ходят не обыкновенные моряки.

МАКСИМ. А какие?

ГАЙ (колеблется). Ну… есть всякие суеверия, легенды всякие… я тебе рассказывать не буду, но вот ротмистр Чачу говорил, что все эти субмарины заразны и что запрещается подниматься на борт… приказ даже такой есть, говорят. Мол, подбитые субмарины…

МАКСИМ. Ладно. Ты здесь постой, а я пойду. Посмотрим, какая там зараза.

Максим прыгает в воду. Ныряет. Выныривает почти под самым бортом. Легко вскарабкивается на палубу, перебирается на носовую надстройку и исчезает.

Тихо. Даже волны не шуршат в этой мертвой бухте. Пустое белое небо, безжизненные белые дюны, все сухое, горячее, застывшее.

Гай нервно ходит вдоль берега. Потом садится и нерешительно начинает снимать сапог.

Длинный жуткий звук возникает над бухтой, то ли вой, то ли визг. Гай роняет сапог. Гай переводит дыхание. Вытирает пот. Вытянув шею, глядит на субмарину, прислушивается…

Тишина. Прежняя страшная тишина, и даже еще страшнее после этого ржавого воя…

Гай облизывает пересохшие губы.

ГАЙ (хрипло). Эй, Мак!

Тишина.

ГАЙ. Эге-гей!

Дюны откликаются мрачным эхом.

Не спуская глаз с субмарины, Гай нащупывает автомат, трясущимся пальцем сдвигает предохранитель, выпускает в бухту очередь. Короткий глухой треск. На гладкой воде взлетают фонтанчики, расходятся круги. Гай поднимает ствол повыше.

Пули грохочут по металлу, визжат рикошеты, отвечает эхо.

И снова тишина.

Гай, как был – в одном сапоге, входит в воду, сначала медленно, потом все быстрей. Бежит по пояс в воде, всхлипывая и ругаясь вслух. Ржавая громадина надвигается. Гай добирается до борта, пытается вскарабкаться – срывается.

Цепляется за какие-то тросы, забирается на палубу и в страхе оглядывается.

ГАЙ. Эй! Э-эй!

Палуба пуста, на дырчатом железе налипли сухие водоросли, словно железо обросло свалявшимися волосами. Носовая надстройка огромным пятнистым грибом нависает над палубой. Гай видит железные скобы, ведущие наверх, еще влажные. Лезет по ним, забросив автомат за спину. Сверху, на надстройке, открыт люк – глубокий, ржавый, внутри темно, внизу мерцает мутный свет…

ГАЙ. Мак! Ма-ак!

Тишина.

Гаю очень страшно. Но он все-таки лезет в люк.

Торопливо спускается по лестнице, срывается, падает на песок. Железный коридор тускло освещен редкими пыльными лампочками, на полу под шахтой за годы и годы нанесло тонкого песку. Гай вскакивает.

ГАЙ. Мак, я здесь! Я иду! Я иду…

МАКСИМ (высунувшись из стены, недовольно). Что ты кричишь?

Гай останавливается. Прислоняется к переборке. Смотрит на Максима. Тот присматривается…

ГАЙ. Я думал… тебя здесь… что ты тут… что тебя…

МАКСИМ. Это я виноват, надо было тебя сразу позвать. Но тут странные вещи, понимаешь…

Гай вытирает мокрое лицо мокрой ладонью.

ГАЙ (сердито). Тебя нет и нет. Я зову, я стреляю… Неужели трудно отозваться?

МАКСИМ (виновато). Массаракш, я ничего не слышал. Понимаешь, здесь радио… я и не знал, что у вас умеют делать такие мощные приемники.

ГАЙ. Приемник, приемник… Ты тут развлекаешься, а человек из-за тебя чуть не свихнулся…

Протискивается в дверь. Вслед за Максимом оказывается в большом помещении с истлевшим ковром на полу, с тремя полукруглыми плафонами в потолке, из которых горит только один. Посередине круглый стол, вокруг стола – кресла. На стенах фотографии в рамках, картины, лохмотьями свисают остатки бархатной обивки. В углу потрескивает и завывает большой радиоприемник.