Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— Еще Журналист, — сказала Роза, которая приберегла самый дорогой товар напоследок. — Он стал показывать Океанологу в записи какой-то старый телесюжет про Лудова. И кого-то они в этом сюжете искали.

— Кого же они искали? — спросила Виктория Эммануиловна, довольно умело напуская на себя вид полного безразличия, что, впрочем, не обмануло Розу.

— Какого-то человека, который там, в сюжете, только промелькнул на заднем плане. Когда они были у компьютера, я не могла подойти близко по той же причине, что уже называла вам: боялась спалиться. Потом они вышли в сад, и там я смогла подслушать их разговор; весь костюм насмарку, там дождь был.

— Ну, поставьте в счет, — сказала Лисичка. — И о чем же они говорили?

— Океанолог сказал, что сюжет он не сможет принять и передать по Интернету с корабля и что в уголовном деле есть фотография этого человека, вот ее Океанолог мог бы кому-то показать на каких-то там островах.

— Не играйте со мной, Роза, вы же считаете, как компьютер, и давно догадались, о ком речь, — сказала Лисичка, — Но этот человек мертв. Зачем им его фотография? И как они могут достать ее из дела? Разве что телефоном переснять, но я предупрежу Эльвиру, чтобы она ее больше не показывала. Дальше.

— Дальше самое интересное, — сказала Роза, — Вот это уже дорого будет стоить, договоримся? Кузякин сказал, что сегодня, то есть в воскресенье, он попытается найти кадр с этим человеком в исходниках к старому сюжету. Возможно, он сказал, он сможет сделать это на студии. Но у него уже нет пропуска туда, поэтому он сейчас, скорее всего, уже пробирается туда, как вор. Вот теперь все, Виктория Эммануиловна. Вы довольны?

— Спасибо, — сказала Лисичка, — Вы хорошо поработали, я надеюсь, что это лишь начало. Мы встретимся завтра в суде, но там нам контактировать нельзя, кроме каких-то совсем уж экстренных случаев. Слушайте внимательно все разговоры у присяжных и завтра же обязательно прощупайте Слесаря. Ну, если вам жалко ваших денег, то хватит ему и пятисот.

Воскресенье, 30 июля, 16.00

Как только Роза вышла, Лисичка стала дозваниваться Тульскому.

— Придется поработать, подполковник, — сказала она, — Я надеюсь, вы в состоянии. Сейчас или чуть позже присяжный Кузякин попытается незаконно проникнуть на телестудию, где он уже не работает, и взломать редакционный компьютер, доступа к которому в связи с увольнением он тоже лишен. Я бы и сама поехала с ним поговорить, но мне не позволяет этого сделать процессуальный статус. Ваше дело понять, что именно попытается сделать Кузякин, не дать ему этого сделать, а дальше по обстановке. Может быть, следует его задержать на какое-то время, но учтите, что мы пока не заинтересованы в целом в роспуске коллегии.

— Можно поинтересоваться, из какого источника сведения? — спросил Тульский, уже достававший из ящика стола необходимые бланки с печатями.

— Нельзя, — отрезала Лисичка, — Держите меня, пожалуйста, в курсе.

Тульский уже набирал номер Шкулева:

— Ты где? На даче? Срочно на студию, сейчас туда едет Кузякин… Нет, я пока не знаю, что он там собирается искать…

— Я знаю, — сказал Шкулев, с сожалением посматривая на ломившийся от выпивки и закусок стол и на двух сидящих за ним девушек из массовки, — Я знаю, что он там будет искать. Я вам сейчас объясню, и вы без меня справитесь…

— Нет уж, ты сам, дружок, приезжай, — сказал Тульский, — Только смотри не спугни его раньше времени. Через сколько ты там будешь?.. А нельзя побыстрее?.. Хорошо, у центрального входа, — Он повесил трубку и поднялся.

Воскресенье, 30 июля, 17.00

Закончив говорить с Тульским по телефону, Лисичка ушла из каминного зала в одну из дальних комнат особняка и там переоделась в так шедшее ей спортивное платье. По мере переодевания как будто менялось и само ее лицо, выражение его становилось веселым и легким, как бы выходным. Она захватила ракетки, вышла и села в спортивную машину.

Через час она уже играла с Ри на корте, опять переодевшись, на этот раз в теннисную юбку, которая и вовсе делала ее вид легкомысленным.

— Не поддавайтесь, не поддавайтесь, Мариночка! — кричала она, и Ри про себя отмечала, как быстро она набирает форму: сегодня Лисичка брала уже и такие подачи, какие в прошлый раз она бы только провожала глазами, — Лучше честно проиграть, чем незаслуженно выиграть… — Тут она все-таки пропустила подачу и докончила, проводив глазами желтый мячик: — Вы согласны, Марина?

Они сели передохнуть на скамейке возле сетки; с соседнего корта, где сражались два каких-то очень увлеченных и умелых игрока, доносились звуки тугих ударов. «Сорок — ноль!» Бум! — Вжик! — Бум! — Вжик — Бум! «Сорок — пятнадцать!»

— Вы выиграли партию, — сказала Лисичка. — Ракетка ваша. Да берите, берите… Вот, кстати, здесь и сертификат от Курниковой…

Она полезла в стоявшую у скамейки спортивную сумку и достала тонкую папку, но медлила ее открывать. Ри колебалась, но ей явно хотелось получить ракетку.

— Берите, я вам ее дарю, — продолжала свое мягкое наступление Лисичка (Вжик! — Бум! «Сорок — тридцать!») — Вы же никому не скажете, откуда у вас эта ракетка, и лучше не показывайте никому сертификат до вердикта. Ну?.. Марина, в этой папке лежит не только сертификат, там еще много всего. Там, например, документы по покупке и развитию этого спортивного комплекса, у нас уже был предварительный разговор с вашим мужем.

Ри внимательно слушала. «И-эх!» Вжик! — Бум! «Больше!»

— Мы полагаем, что это перспективное вложение, но, если мы купим акции, ваш муж станет бывать здесь гораздо реже и только как спортсмен. Мне он, честно говоря, не очень нравится, да и вам, по-моему, тоже… (Вжик! — Бум! «Ровно!») А вы могли бы стать и старшим тренером с нормальной зарплатой. А в перспективе и менеджером центра, ведь вы же собираетесь поступать на юридический, как мне сказал Мурат Исмаилович…

— Зачем вы мне все это говорите? — спросила севшим голосом Ри.

— Девочка моя, я вовсе не собираюсь заниматься благотворительностью, — засмеялась Лисичка. (Вжик! — Бум! «Тридцать — ноль!») — Я привыкла сразу решать несколько задач, когда есть такая возможность. Акции этого клуба — хорошее вложение, хотя Сашок и просит за них дороговато. Но мы же и еще кое-что покупаем в придачу, не правда ли?

— Теннис-пенис, — пробормотала Ри.

— Что вы сказали?

— Да это я так…

— Вот ваша ракетка, а остальное, конечно, пока только перспективы, — сказала Лисичка. — Но вам с вашими данными тоже пора менять орбиту. И вы не корите себя, вы не будете единственной среди двенадцати присяжных. Я не буду вам перечислять всех, но Кузякин уже взял деньги. Этого достаточно?

— Не может быть, — хрипло сказала Ри.

Лисичка раскрыла папочку («И-эх!» Вжик! — Бум! «Сорок — ноль! Геймбол!») и достала расписку Кузякина. Ри прочла: «Две тысячи долларов в счет будущей работы получил. 20 июля 2006 года. Даниил Кузякин», подпись.

— Как «две»? — спросила она. — Он же дал одну. Я же еще платья Регине продала…

— Ну ладно, платья… — засмеялась Лисичка, не понявшая, конечно, о каких именно платьях речь. — Но ракетку до вердикта не вздумайте продавать, да и после лучше не надо. Пошли играть. Раз-два.

Воскресенье, 30 июля, 18.00

Петрищев в церкви разговаривал со священником в нарочито немодных очках.

— Ну как, сколько уже не пьешь-то, сын мой?

— Почти уже полтора месяца, отец Леонид, — сказал Петрищев с гордостью.

— Бесы искушают небось? — с любопытством спросил священник.

— Искушают, — согласился Петрищев, — Особенно эти три недели искушали, что в суде был перерыв. А завтра опять процесс начинается, полегче будет.

— А что вам там легче-то? Вам же придется его осудить, а сказано…

— Почему обязательно осудить? — удивился Петрищев. — Может, и оправдаем. Если убийца — осудим, конечно. А нет — оправдаем. И по контрабанде, там-то уж мы наверняка оправдаем. По справедливости.

— Там вот в чем вопрос… — мягко сказал священник, — Я слышал об этом деле от одного человека: ваш подсудимый не только убийца и контрабандист. Говорят, что он еще и возводит хулу на церковь. Там было такое?

— Ну, говорил, — согласился Петрищев, что-то медленно соображая, — Говорил, что прибыль от телевизоров шла в какой-то фонд…

— Ну, вот видишь, сын мой, — сказал священник, — Это и есть богохульство. Подумай сам, Федор, ты же умный, когда не пьешь. Деньги из фондов церкви тратятся на храмы, на благие дела, а он возводит напраслину. Да за одно это он достоин кары. Ты должен за обвинительный вердикт голосовать, если ты человек церковный. А что остальные присяжные, есть верующие среди них?

— А про остальных я не знаю… — сказал Петрищев, соображая уже быстрее.

— А ты поспрашивай. Наверное, есть среди двенадцати-то человек…

— Я узнаю. Я пойду, батюшка, — Он повернулся, норовя убежать.

— Благословляю тебя, сын мой! — крикнул священник, крестя уже спину Медведя.