Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— А это опять про вчерашнее, — сказал Кузякин, — Тогда ждем адвоката.

— Нет, ну если в общем? Ведь двойная и фа?

— У вас тоже двойная или тройная, и вообще все вранье, — сказал Кузякин, — А у меня, может, и не двойная, я, может быть, еще и сам не решил. Просто я в любом случае хочу знать истину, как было на самом деле. Профессия у меня такая.

— В Тудоев вы тоже за истиной ездили?

— Вам Зябликов сказал? — спросил Журналист и вдруг сделал вывод, который удивил и его самого, и отчасти подполковника: — Значит, он вам и в самом деле верит, раз он вам это рассказал.

— Ну а кому же ему еще верить? — задумался Тульский не совсем о деле. — Мы же с ним все-таки воевали вместе, все-таки свои. А истины нет, господин хвостатый. Платон мне друг, а истины я не знаю — так ему Аристотель, значит, говорил. Потому что нет никакой истины, а есть только свои и чужие. Вот ты Зябликову тоже уже почему-то не чужой, а то бы чикался я тут с тобой…

На столе у Тульского зазвонил внутренний телефон. Он послушал и сказал:

— Адвокат твой приехал. Исмаилов Мурат Исмаилович. Знаешь такого? Нет? Где они его только нашли? Так он сейчас поднимается…

Понедельник, 31 июля, 11.00

— Ну, где же Кузякин? — спросила Оля, заглядывая в комнату присяжных, и через открытую дверь Зябликов увидел, что подсудимый уже беспокойно озирается в аквариуме, адвокатесса что-то пишет за столом, а Лисичка с кем-то говорит по мобильному телефону, отойдя к самому выходу из зала.

— Может быть, сказать? — вытирая глаз рукавом, шепнула Зябликову Хинди. — Может быть, судья его спасет?

— Нет, мы пока не знаем подробностей, но с ним все будет в порядке, Хинди. Оля, он будет сегодня, наверное, только чуть позже, передайте судье.

— Посмотрите, Игорь Петрович, вам нравится? — сказала вдруг ни с того ни с сего присяжная Мыскина и подняла уже почти полностью вывязанную грудь свитера для сына. Как-то это быстро вдруг у нее пошло.

На полотнище, которое она сейчас распяла на руках и от которого тянулись к ней в сумку разноцветные нити, все стали разглядывать зеленые водоросли и четырех рыб, плывущих сквозь водоросли друг другу навстречу. Они даже пускали на свитере пузыри и пучились друг на друга красными глазами, и Хинди, замерев, сразу перестала плакать. Вдруг стало спокойно, какая-то вдруг появилась уверенность.

— А я бы у этой рыбы глаз не красный, а зеленый сделал, — сказал Фотолюбитель, — Так еще интереснее будет.

— Вы думаете? — заколебалась Анна Петровна, — Можно и переделать, это легко.

— А что судье-то сказать? — спросила секретарша Оля, но никто ей не ответил, потому что все разглядывали рыб на свитере для сына приемщицы из химчистки и думали, какой глаз у рыбы будет лучше: зеленый или красный.

— Ну ладно, — сказала Оля и вышла.

Виктор Викторович опять у себя нервно курил и стряхивал сигаретный пепел в цветочный горшок.

Понедельник, 31 июля, 10.00

— А ордер-то у вас есть, господин адвокат? — спросил Тульский.

— Ордер-то у меня есть, сейчас только клиент подпишет, — в тон ему сказал Мурат Исмаилович, — А вы ведь тоже не следователь. Разве вы следователь?

— Я дознаватель, — сказал Тульский, — Я уточняю, был ли состав преступления. Но под запись. Если состав был, я все это незамедлительно и в официальном порядке передам следователю. Понятен статус?

— А точно все передадите, не передумаете? — спросил Кузякин, опять поглядывая на часы над дверью, и Тульский вдруг понял, что до сих пор Журналист его дурил: вовсе он не был такой уж пугливый, и адвокат был ему теперь совсем не нужен, он просто выиграл ночь, чтобы все продумать, — Ну, спрашивайте тогда.

— Возьмите часы, что вы все время головой вертите, — усмехнулся Тульский. В общем, сердиться на Журналиста у него тоже оснований не было, — Как, господин адвокат, можно начинать? Хорошо, анкетные данные я тут уже заполнил, потом еще уточним. Вопрос — с какой целью вы вчера, тридцатого июля, проникли на территорию телестудии? Да, и как, кстати?

— Записывайте, — сказал Кузякин. — Как проник, я потом объясню, это неважно, а вот зачем, это пишите подробно и дословно, пожалуйста. Я проник… или как там? Я пришел в монтажную, там находится компьютер, где хранятся в том числе мои собственные старые исходники. Это мне было нужно, чтобы найти в них кадр с изображением Александра Пономарева. Записываете? Я принес с собой кассету с другой записью, которую я ранее получил от Шкулева для просмотра. Записали? Эту кассету я принес на студию, чтобы отдать ему, потому что содержащийся на ней материал порнографического характера я посчитал неприемлемым для работы с ним. И вовсе я ее не воровал. Это может подтвердить секретарь Шкулева, ее зовут Наташа. Так? Кассету я готов сейчас вам передать, смотреть ее не советую. Кроме того, я принес свою флешку и списал на нее из собственного исходника в компьютере изображение Пономарева. Но эту флешку вы не имеете права у меня изъять, потому что… Потому что… Подскажите, Мурат… э-э-э…

— Исмаилович. Потому что она не является орудием какого-либо преступления, — сказал Хаджи-Мурат, внимательно слушавший все это, — Пока хорошо говорите, это черновик предварительного опроса, потом еще уточним, если что. Если хотите, вы можете, после того как он распечатает, своей рукой дописать, например: «Кроме того, я хочу дополнить» — и так далее.

— Отлично. Вы записываете? Итак, я нашел в компьютере кадр с изображением нужного мне человека. Это было нужно мне для того… В связи с тем, что, по моим сведениям, Александр Пономарев, которого считают убитым, жив и находится…

— Эй, постой, Журналист, — сказал, прекращая записывать, Тульский. — Что ты несешь? Как он может быть жив, если есть его труп и данные экспертизы по зубам, что этот труп принадлежит именно ему?

— Это не под запись? — уточнил Кузякин.

— Нет, это не под запись, — сказал Тульский, уже понимая, что следующим ходом ему — мат.

— Не под запись скажу, что экспертиза ваша — туфта. Посмотрите внимательно в деле, откуда пришла зубная карта Пономарева. Она пришла откуда-то из Израиля через поликлинику ФСБ. Притом что следствие тоже велось ФСБ, они могли там любую медицинскую карту слепить. У меня же есть сведения, что Пономарева… не хотите это записать?., видели живым уже после якобы убийства. И это факт, который я надеюсь подтвердить с помощью кадра, который переписал вчера из компьютера. Это будет просто факт, а откуда я все это узнал и как собираюсь доказывать, я вам пока не скажу.

Тульский несколько минут молчал, даже ходил, крайне мрачный, взад и вперед по кабинету, что-то вспоминал и прикидывал в уме. Наконец он сказал:

— Значит, так. Докажете — я перед вами шляпу сниму. Я не нашел признаков состава преступления во вчерашнем происшествии на студии. И этот протокол я никуда не буду передавать. Вы передадите от меня привет Зябликову, Кузякин, и, прошу вас, молчите пока обо всем, что вы мне сейчас сказали. А в противном случае вас уже никто не сможет спасти, никакой адвокат, ни судья, ни даже подполковник Тульский. Понятно? На вашу профессиональную порядочность я тоже надеюсь, Мурат э-э-э…

— Исмаилович. Разумеется, я же адвокат. Мне приятно было познакомиться с вами обоими, — Он степенно достал две визитки и вручил каждому из них.

Понедельник, 31 июля, 11.30

— Подвезти вас в суд? — любезно спросил Мурат Исмаилович, когда они, быстро закончив формальности, вышли из подъезда ГУВД.

— Нет, спасибо, я поймаю такси.

— Мне тоже надо в суд, — пояснил адвокат.

— А мне в аэропорт, я только-только успеваю. Мне надо повидаться там с одним человеком, он сейчас улетает в Токио. Извините, я вам очень благодарен, я потом вам все объясню и расплачусь.

— Садитесь в машину, я вас отвезу. Я вижу, тут что-то важное.

«Мерседес» адвоката рванул с места, развернувшись поперек улицы на глазах у постового, который даже не сделал движения жезлом. Дождь на улице только что кончился, но мостовые были черными, а небо опять хмурилось.

— Вы мне ничего не должны, — заверил Мурат Исмаилович так же мягко, как он крутил руль, — Мне было даже очень интересно. И кроме того, я друг Марины, она мне немножко рассказывала об этом деле. Так что, Пономарев правда жив?

— Не знаю, — сказал Журналист, глядя перед собой на мокрый асфальт. Этот Мурат Исмаилович ему чем-то не нравился, кроме того, он про себя отметил, что друзья называют Марину «Ри», — Может быть, он все-таки убит, и труп его. Я просто хочу кое в чем убедиться. А вы давно знакомы с Мариной?

— Не очень, — сказал Мурат Исмаилович. — Я занимаюсь у нее теннисом. Вам случалось бывать у нее в клубе?

— С какой стати? — сказал Журналист. — Мы только присяжные. Встречаемся в суде, и все.

— Сейчас я только заправлюсь, минуту, — сказал адвокат, сворачивая к заправочной станции, — Это быстро, видите, тут никого нет.

— Можно, я заплачу? — сказал Кузякин, — Сколько брать?