Клуб речников - Ай Рин

Дед Матвей много раз прерывал его и просил повторить ту или иную часть истории. От волнения он даже не мог усидеть на месте, а постоянно вскакивал и ходил по кухне. Ближе к полуночи старик отправил парня спать, пообещав с утра продолжить расспрос.

Когда Глеб лег в мягкую теплую постель, он поначалу даже не поверил своим ощущениям. Ему казалось, что стоит открыть глаза – и он вновь окажется на жесткой деревянной лавке. Он лежал и щупал матрас под собой, опасаясь, что в любую минуту тот может исчезнуть. За этим занятием он и заснул…

Утром журналиста поднял хозяин дома и продолжил расспрашивать его о путешествии. Когда парень говорил о Верее и Умиле, его голос внезапно дрогнул.

– Что, девчонка понравилась? – ухмыляясь, спросил дед Матвей.

– Больше чем понравилась, – искренне признался Глеб. – Я хотел ее с собой в наше время взять, но она отказалась.

– И правильно сделала. Представляю, какая получилась бы погрешность во временной шкале, если бы это произошло!

– А как же чувства?

– Спрячь свои чувства куда подальше и забудь.

– Не могу. Она у меня будто сердце забрала. Когда ее чудские воины в плен увели, думал – умру!

– Да неужто ты чудь видел?! – ахнул колдун.

– Как вас сейчас.

– А правда, что у них глаза белые?

– Истинная! Ни радужки, ни зрачков. Верея сказала, что чуды – из другого мира, подземного, а когда время придет, они снова в землю уйдут.

– Так и есть, так и есть! – закричал старик. – По легенде, как пришел в наши земли «белый царь», чудь не захотела ему повиноваться, да в землю ушла, засыпав за собой ходы. С тех пор их никто и не видел.

Дед Матвей был в полном восторге от рассказа Глеба. Он снова и снова задавал ему вопросы, в конце концов окончательно измучив парня.

– Вижу, устал ты, – заметил старик, – но понять меня должен! Ведь не каждый день кто-то в прошлое путешествует.

В этот момент в дверь дома постучали.

– Дед, открывай! – раздался знакомый голос. – Это Николай пришел!

– О, охотник на «снежных людей» пожаловал! – хохотнул колдун и пошел к двери.

– Я сегодня чуток пораньше, – сказал дядя Коля, появляясь на кухне, – мне вот какая идея пришла…

Он взглянул за стол и осекся, заметив журналиста.

– Парень, ты?! – сиплым голосом произнес таксист. – Не может быть! – он схватился за сердце и медленно опустился на ближайший стул.

– Да я, дядя Коля, успокойтесь! – улыбнулся Глеб.

– А что бритый-то?

– Не бритый, волосы сгорели… Но со мной все нормально!

И журналист встал из-за стола, подошел к мужчине и крепко его обнял.

– Живой! – радостно заявил Николай, хлопая парня по плечам. – А волосы… отрастут!

Глеб вернулся на свое место и сел.

– Но как ты здесь оказался? – стал расспрашивать дядя Коля. – Мы же с Саней все лабиринты обыскали… Кстати, ты звонил ему? Он же места себе не находит, себя винит в твоем исчезновении.

– У меня телефон сломался. Позвоните ему, пригласите сюда, только не говорите, что я здесь! Хочу ему сюрприз сделать.

Таксист кивнул и тут же набрал номер Александра…

Через полчаса Саша появился на пороге дома деда Матвея. Увидев Глеба, он сначала не поверил собственным глазам, а потом разрыдался, как девчонка.

– Я ж думал – все! – только и повторял он. – А кто во всем виноват? Кто тебя на все это подбил?! Я!

Все, как могли, утешали журналиста, и, наконец, мужчины расселись возле стола, и Глеб повторно рассказал историю своих приключений. Только поздно вечером старику удалось выпроводить таксиста и Александра из дома, сославшись на то, что Глебу нужно отдохнуть. Те ушли, пообещав назавтра с утра вернуться.

Устало вздыхая, хозяин закрыл за ними дверь и, обернувшись к парню, спросил:

– Ну что, Глеб, когда обряд проводить будем? Поток не сегодня-завтра усилится. Пора закончить всю эту эпопею!

Московский журналист тряхнул головой и твердо ответил:

– Нет, дед Матвей! Я не готов. Не могу я так просто с «огненным братом» расстаться. Дайте мне немного времени подумать. Давайте я вернусь в Москву, немного с работой разберусь, а потом уже и сообщу свое решение.

– Нет, парень, так не пойдет, – покачал головой старик. – А вдруг ты монстра в столице выпустишь? Там столько пороков, что он в считанные дни превратится в жуткое чудовище, и тогда мне одному с ним справиться будет не под силу. Я не могу отпустить тебя, пока в тебе языческий мыслеобраз!

– Я только завершу дела и вернусь. Я его полностью контролирую!

– Нет.

– Тогда поехали со мной, дед Матвей! И вам будет спокойнее, и мне.

– И оставить свой пост без присмотра?

– Тогда как быть? Я ж по мамке соскучился, на работе меня потеряли…

– Обряд проведем, и езжай на все четыре стороны.

– Братана огненного жалко, он меня столько раз вытаскивал. А может, просто выпустим его в лабиринтах, и пусть за йети гоняется. Не надо его к центру Земли.

– Забыл, что он растет и учится?

Старик задумался, затем махнул рукой и произнес:

– Бог с тобой, Глеб! Дам я тебе сроку три недели и Жорика с тобой отпущу. Он монстра как никто другой чувствует. Ты все свои дела в Москве сделай и назад приезжай. Коли решишься от языческого чудовища избавиться, я с радостью обряд проведу, коли нет – здесь придется жить, под моим присмотром, иначе никто не сможет твоего «братца» обуздать. А уж если задумаешь в столице остаться, да с монстром в теле, то жди меня в гости, я таких огрехов не допускаю.

– Спасибо, дед Матвей! – радостно воскликнул журналист и бросился обниматься к хозяину дома.

– Ладно, ладно! – сказал, отмахиваясь от него, старик. – Иди спать, а мне на службу пора!

– Я сегодня с вами пойду, но не в подземный ход, а в Клуб речников. Осталось у меня там одно незавершенное дело.

– Так пошли, полночь уже скоро.

Дед Матвей и Глеб вышли из дома и по знакомой тропинке отправились к сгоревшей церкви. Подходя к ней, они услышали звук колокола, раздающийся среди развалин. Как ни странно, но сейчас парень ничуть не испугался этого звука, а наоборот обрадовался. Он довел колдуна до входа в лабиринты, дождался, когда тот исчезнет под землей, и зашел под сгоревшие своды клуба…

Журналист двигался по длинному коридору. Внезапно раздались прекрасные звуки скрипки. Глеб улыбнулся и свернул к резной деревянной двери. Он толкнул ее и вошел в уже знакомый зал. Как и раньше, по его периметру стояли круглые столики, за которыми сидели люди в странных одеждах. Некоторых парень узнал, другие показались ему незнакомыми. Пустовал лишь столик, за которым раньше сидела Жанна…

Журналист взглянул на сцену и увидел моложавого красивого мужчину, который с закрытыми глазами играл на скрипке. Глеб подошел к нему и окликнул:

– Эрнст Михайлович!

Скрипач открыл глаза, перестал играть и кивнул.

– Можно вас на одну минуту?

Мужчина спустился со сцены и подошел к парню, а его место тотчас занял другой музыкант с гитарой.

– Эрнст Михайлович, – начал говорить журналист, – вы меня не знаете, но чуть больше месяца назад я был здесь, видел ваше выступление и познакомился с одной вашей поклонницей…

– Жанной? – воскликнул скрипач. – Где она, что с ней?!

– Жанной… – произнес Глеб. – Она очень много рассказала о своей жизни… и смерти. Она страдала от неразделенной любви к вам, но боялась вам открыться. Каждую ночь она приходила в этот зал, только чтобы услышать вашу музыку и увидеть вас. Но вы оставались холодны и недосягаемы…

– Так где же она, почему вы молчите?!

– Она ушла… совсем… Она предпочла исчезнуть навсегда, чем сидеть тут изо дня в день и страдать, глядя на вас.

– Не может быть! – ахнул музыкант и, схватившись за бант, стягивающий его шею, попытался его сорвать.

Он медленно опустился на стул и сказал:

– Я все знаю… Я любил ее не меньше, чем она меня, но при жизни я не мог нарушить своего обета, данного жене. А после смерти я боялся говорить о своих чувствах, поскольку знал, что именно я виновен в гибели Жанны. Каждый вечер я пытался донести музыкой свою любовь до этой девушки, но, видимо, она не так меня поняла… Значит, теперь и мне не стоит здесь оставаться. Зачем мне этот зал, все эти люди, если среди них нет Жанны! Лучше я воплощусь в новом теле и все забуду.

Он положил скрипку на стол и с громким вздохом-стоном растаял в воздухе.

Глеб почувствовал себя ужасно плохо.

«Как много теряют люди только потому, что не успели что-то сделать или сказать вовремя!» – подумал он. И тут же вспомнил о Верее и Умиле.

Чтобы совсем не впасть в хандру, журналист немедленно покинул зал и отправился к дому деда Матвея.

Наутро он первым делом выбрался в город и купил себе новый сотовый телефон, затем переставил сим-карту и дрожащими руками открыл папку «фото». Там, в самом низу, находилась та единственная фотография, которую он успел сделать в одиннадцатом веке: он в обнимку с Вереей, которая в ужасе зажмурилась от яркой вспышки света. При воспоминании о девушке сердце парня сжалось от тоски.