Презумпция невиновности - Екатерина Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мышка, я тут хотел спросить… — начинает Витя, слегка сжимая мои пальцы. — Ты говорила о том, что перестала любить себя.
Воспоминания о том разговоре заставляют внутренности сжаться. Чувства все еще свежи, оказывается, а я думала, что они притупились в связи с последними событиями.
— А что спросить хотел? — подталкиваю Богомолова, когда он замолкает.
— Как ты собираешься вернуть любовь к себе? Что ты будешь для этого делать?
Я смотрю на него. На лице Вити отчетливо видно напряжение по крепко сжатым челюстям и внимательному взгляду, устремленному мне в глаза.
— Пока еще не знаю. Но ты же не расчитываешь, что все будет как раньше?
— Конечно, нет.
— Я не только об изменах, Витя. Обо всем. Мы оба изменились за это время, и моя беременность — это еще один повод для того, чтобы сосредоточиться на моей любви к себе. Я хочу спокойную беременность. Насладиться этим состоянием, о котором столько мечтала. Привести в этот мир здорового ребенка. И хочу, чтобы ты знал, — останавливаюсь, заставляя и мужа притормозить, — я сделаю для этого все, что потребуется. Если ты не готов подстраиваться под новые обстоятельства, лучше сразу скажи. Еще один второй шанс я не дам. В моей жизни появился еще кто-то значимый, кроме тебя, так что сделай выбор.
Витя подходит ближе и проводит пальцами по моей щеке, заглядывая в глаза.
— Мы можем родить десяток детей, но ты для меня все равно останешься самым главным человеком на планете. — А потом время замирает, когда наши взгляды сталкиваются, и вокруг становится тихо-тихо. — Я сделаю все ради вас с малышом, — тихо произносит Витя. — Прости меня, Мышка. Я буду работать над собой. Хочешь, найдем психолога или кто там такими вопросами занимается?
Я с улыбкой качаю головой.
— Не хочу психолога. Хочу по-новому посмотреть на себя.
— Скажи, чем я могу помочь?
— Просто не мешай, — отвечаю я, и Витя нежно касается моих губ своими.
Сейчас так легко поверить в то, что впереди нас ждут сказочные 8 месяцев, а дальше — жизнь, наполненная сахарной ватой. Но я прекрасно понимаю, что нам предстоит пройти еще не одну сложность и, возможно, в какой-то момент наши пути разойдутся. Я не хочу такого исхода, но принимаю факт, что так может быть.
После этого разговора следующие четыре недели проходят в заботе друг о друге и радостном предвкушении чуда. Только вот у меня внезапно начался токсикоз, да такой жесткий, что я даже взяла больничный на работе. Меня тошнит буквально от всего: еды, напитков, цветов, ароматов туалетной воды, Богомолова. Особенно от него. Витя окружил меня такой заботой, что не оставил мне пространства, чтобы дышать. Его слишком много в моей жизни. Он даже хотел взять отпуск на этот месяц, но я вытолкала его на работу.
Несколько ночей я даже спала отдельно, потому что меня мутило от запаха Витиного геля для душа. Но он выбросил этот гель и купил детский без запаха, чтобы не раздражать меня. Средство для стирки было заменено, ополаскивателями мы перестали пользоваться. День, когда помощница убирает в доме, я провожу где угодно, только не тут. Несмотря на то, что все средства были заменены, я все равно чувствую их запах. Теперь же к моменту моего возвращения дом так тщательно проветривается, что не остается никаких ароматов. В общем, моя беременность — это одновременно радость и наказание.
В один из вечеров я спускаюсь вниз, зажав подмышкой коврик для йоги.
— Ты куда? — вскидывается Витя с дивана, на котором полулежал, глядя в телевизор.
— Еду на йогу для беременных.
— Я с тобой, — подскакивает он, а я, нахмурившись, качаю головой.
— Ты не пойдешь.
— Пойду.
— Витя.
— Ира.
— Хватит того, что ты пошел со мной в школу сознательного родительства и начал учить преподавателя, как прививать детям стремление к победе.
— Так она тупила!
— Витя, она учит быть сознательными родителями для младенцев! Младенцев! Какое стремление к победе, Богомолов?! Очнись! Ребенок еще не родился, а ты уже пытаешься сделать из него Александра Македонского!
Резко разворачиваюсь на пятках и иду на выход. Богомолов несется следом.
— Я хотя бы отвезу. А почему, кстати, мне нельзя на йогу? Может, тебя там поддержать надо.
Я бросаю в него испепеляющий взгляд, но на Виктора мои молчаливые угрозы не действуют, он уже обувается в кроссовки.
— Да ты прикалываешься! — всплескиваю руками, но вижу, что спорить с ним бесполезно. — Ладно, но только отвезешь меня, понял? Внутрь ты не заходишь, советы тренеру не даешь.
— Тренеру? Это мужик?
— О, господи, — закатываю глаза, затягивая шнурки на своих кроссовках, и встаю. — Нет, Витя, это женщина. Ей пятьдесят с хвостиком, и она убежденная гетеросексуалка. Все?
— Поехали, — поджав губы, говорит Витя.
Когда я выхожу из машины возле центра йоги, слышу, как хлопает водительская дверца, и оборачиваюсь. Приподнимаю вопросительно брови, глядя на мужа, который торопится обойти машину и встать со мной рядом.
— Я провожу.
— Витя, блин, не беси меня! — цежу сквозь зубы.
— Я только провожу и пойду пить кофе, — он подхватывает меня под локоть и ведет к зданию. — Сколько длится твое занятие? Ты душ тут будешь принимать или уже дома?
— Не заговаривай мне зубы.
— Мышка, я только гляну, что там внутри, мне просто интересно.
Я закатываю глаза и качаю головой. Сражаться бесполезно, поэтому покорно шагаю ко входу. В центре нас, как всегда, встречает спокойная атмосфера, медитационная музыка и улыбающаяся администратор.
— Добрый вечер, Ирина, — здоровается она, а Витя переводит на меня вопросительный взгляд.
— Добрый вечер, — отзываюсь я, а Богомолов вторит мне.
— Вы сегодня в паре?
— Нет, — отвечаю до того, как муж успеет сориентироваться и выдать свою версию происходящего.
Мы проходим дальше, и я поворачиваюсь к Вите.
— Все. Посмотрел? Тебе пора.
— Привет, Ира, — здоровается Антон, проходя мимо.
— Привет, — отзываюсь, даже не задумываясь, пока не поднимаю голову и
