Эпоха харафишей - Нагиб Махфуз

— Грабители с большой дороги — вот враги любого человека.

— У нас нет иных врагов, кроме этих двоих.

— У тебя нет докательств, кроме твоих извечных подозрений.

Она продолжала настаивать:

— Я не сдамся и не успокоюсь, даже если на это уйдёт вся моя жизнь…

Она ворвалась во флигель дома, где обитала старуха Дийя — то, что никто ещё не осмеливался сделать до неё, — и застала её сидящей на тюфяке по-турецки и разглядывающей узор на ковре. Азиза бросилась к ней, однако та не заметила и не почувствовала её присутствия. Азиза прошептала:

— Старая Дийя, а что ты думаешь?

Однако звук её голоса не раскрыл ворот в зачарованный мир Дийи, и тогда она разгорячённо попросила её:

— Скажи мне хоть что-то, старая Дийя!

Однако Дийя не слышала, не чувствовала и не отвечала ей.

Азиза ощутила, что борется с неизвестностью, бросая вызов недостижимому…

Так она и жила в своём флигеле почти в полной изоляции, одна с Азизом. Даже еду ей приносили туда. Руммана и Раифа навестили её. Их грусть по отсутствующему Курре была явно наигранной. Раифа сказала ей:

— Эта самоизоляция лишь удвоила твоё горе.

Избегая взгляда в их сторону, Азиза сказала:

— Я не в том состоянии, чтобы общаться с кем-то.

Руммана пробормотал:

— Мы твои ближайшие родственники.

Она ответила ему с досадой:

— Печаль — всё равно что заразная болезнь, требующая изоляции.

Руммана возразил ей:

— Общение с людьми может излечить её. Ты должна знать, что я не прекратил ещё поиски.

Она настойчиво сказала:

— Да, мы должны выяснить, кто же убийца.

Раифа тут же воскликнула:

— Мне не верится, что его убили.

Азиза гордо боролась со слезами, наворачивающимися ей на глаза. Ей были неприятные их добрые слова. Эта встреча не принесла ничего хорошего. Она продолжала поддерживать контакты с Вахидом и отцом, и не позволяла отчаянию подобраться близко к её силе воли. Проходили дни, а мастер Курра растаял в небытии.

Тайну исчезновение Курры истолковали в переулке как результат нападения на него грабителей. Но так говорили лишь публично, когда о том заходила речь. Но люди в баре и в курильнях опиума шептались о том, что подозрение прежде всего лежит на Руммане, это он расправился с братом, прежде чем тот успел разделить предприятие и сделать его банкротом. И вот теперь он сидит один в директорском кабинете у себя в конторе и свободно распоряжается своими деньгами и деньгами своего племянника-сироты. Он завязал с дебошем и азартными играми, дабы о нём не говорили, что он самовольно тратит капитал сироты, и делал тысячу расчётов, дабы не вызвать подозрение Вахида, главаря клана.

Но даже несмотря на это, гигантское состояние постепенно таяло, а сделки сократились, что Руммана оправдывал своими не слишком глубокими познаниями и малым коммерческим талантом. Он сказал своему брату Вахиду:

— Я не в силах сделать лучше, чем есть, так что я буду только рад, если ты придёшь работать со мной, если хочешь…

Однако Вахид холодно ответил ему:

— Тебе известно, что у меня нет опыта в подобных делах.

Азиза не обращала особого внимания на то, какие перемены, причём не в лучшую сторону, происходили с магазином зерна. Она мечтала о том дне, когда Азиз займёт в нём место отца, станет независимым от дяди и вернёт былую славу магазину. Ради этого она посвятила себя воспитанию Азиза: послала его в кораническую школу в малом возрасте, а также снабжала его специальными знаниями по счетоводству и ведению торговых сделок, не забывая рассказывать ему о его предках из рода Аль-Баннанов. А преданность Курре подвигла её пересказывать ему легенды о героизме семейства Ан-Наджи, ставя их в пример, как и всех его легендарных предков. Сознательно, а иногда и бессознательно она вселила в него осторожность, когда он имел дело с дядей и тётей, а необходимость избегать их общества наполнила его сердце враждой, такой же, что горела между его отцом и дядей, внушив подозрение относительно таинственного исчезновения отца…

Курру позабыли. Он был жив лишь в сердце Азизы, да в некоторой степени в представлении Азиза. У неё была мечта, которую ей приятно было лелеять — бродить по миру в поисках его, и однажды наткнуться на него или хотя бы непосредственно выяснить, кто его убийца, и тогда отомстить за него, чтобы пошатнувшееся равновесие справедливости вновь вернулось на своё извечное место, а в сердце её поселилась безмятежность.

Не успел ещё Азиз достичь и десяти лет, как Азиза попросила его попробовать себя на деле — в магазине его отца. Руммана быстро дал своё согласие и сказал:

— Добро пожаловать, Азиз, сын моего дорогого брата…

Вскоре скончался Исмаил Аль-Баннан, её отец, и она унаследовала его немалое состояние. Она решила сохранить его, чтобы передать этот капитал Азизу, когда он станет самостоятельным в делах и отделится от дяди.

А вслед за её отцом, года через полтора, умерла и Унсийя, и дом опустел без любимых ею людей. Остались лишь Руммана с Раифой, да Дийя, если её вообще можно было принимать в расчёт. Старуха больше не могла продолжать свои ежедневные пешие прогулки по переулку, и стала полностью изолированной в своём флигеле. Каждый вечер теперь она вешала своё ароматное кадило, цепляя его за деревянную решётку на балконе-машрабийе. Даже слёзы больше не приходили ей на помощь.

Всякий раз, как у Румманы находилось свободное время, он посвящал его созерцанию.

Азиз сидел в директорском кабинете на месте своего отца. Он делал свои первые твёрдые шаги, говорившие об уравновешенности его ума. Несомненно, он приближался к подростковому возрасту. Это был прелестный мальчик, наполненный жизненной энергией, высокий, стройный, с приятными чертами, с тревогой и задумчивостью, иногда блестевшими в его глазах. Если между ними и имелось дружеское обхождение, искренней привязанности, тем не менее, не было. За вежливыми словами и приятными улыбками скрывалось отвращение. Обманчивая сладостная горечь месяца апреля. Он