Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– Я так хотел… – И тут же ударился головой о броню.

Скривившись от боли, он гладил себя по голове и смотрел, как прямоугольный силуэт его красивой, свежевыкрашенной машины все уменьшается и наконец исчезает за поворотом. Вихура вздохнул, включил мотор и пустился в безнадежную погоню.

«Уж если нет человеку счастья в жизни, так нет, – размышлял он. – Мало ему девушки и машины, так еще и собаку забрал, хитрый грузин. А этот новенький, только что из деревни, наверно, и до трех не умеет сосчитать…»

Припомнил Вихура еще раз с самого начала, как польстил ему когда-то старый Черешняк, как заявились они с сыном на баржу, потом бежали и, наконец, как старый отобрал у него велосипед уже в Гданьске. И решил Вихура, что тоже будет хитрым, не будет думать ни о ком, кроме себя, потому что если сам о себе не позаботишься, то никого это не взволнует. Война кончится через неделю, ну через месяц, дадут медаль, отправят на гражданку, и что же? Только и будет, что в вещмешке, что сумеешь заработать собственными руками.

Бежали километры, складывались в десятки, а он все сидел с хмурым лицом, строил воздушные замки и в то же время наблюдал за пустынной дорогой через передний люк. Выехали на крутую горку, и вдруг мотор закашлял, замолчал, сделал несколько оборотов и опять замолчал. Не помогали ни усиленная подача газа, ни подсасывание. Вихура решил выехать на обочину. Гусеницы шлепали все медленнее и наконец совсем остановились.

– Что такое? – спросил Кос.

– Стоим.

– Это я вижу, а почему?

– А разве я принимал машину, как положено, – ворчал Вихура, манипулируя одновременно несколькими рычагами и нажимая на стартер. – Сколько раз с вами езжу, всегда черт впутывается…

Янек выскочил из башни, подошел к люку и наклонился над шофером:

– Что за вздор ты мелешь?

– Как это что за вздор? А первая встреча в Сельцах?.. Не помнишь, как ты выхлопную трубу шарфом заткнул, а потом Шарика послал его вытаскивать?

– Помню, – рассмеялся командир «Рыжего». – Но теперь Шарик поехал с Григорием, так что сам справляйся.

Кос и Елень перепрыгнули через кювет, поболтали, а потом довольно долго гонялись друг за другом в кустах, разминая мышцы. А Вихура хватался по очереди за все рычаги, трогал все что можно на приборной доске, потел и думал, что же теперь делать, но ничего придумать не мог.

– Бывают же машины! Не то что эта дрянь, – пробормотал он себе под нос, но Густлик его услышал.

– Что ты сказал? Дрянь? О «Рыжем»? – спросил он, залезая на башню.

Янек грозно смотрел через люк на взмокшего Вихуру.

– Долго ты намерен здесь стоять?

– Не надо было меня пересаживать, гражданин командир, – разозлился он, а потом более спокойно добавил: – Может, заглянуть в мотор?

– Это тебе не капот поднять. – Из глубины танка, над плечом Вихуры, показалась голова Густлика. – Чтобы туда заглянуть, надо семьсот килограммов сдвинуть…

Янек тем временем обошел вокруг танка, постучал по запасным бакам и обрадовался, когда и один и второй отозвались глухим звуком. Хлопнув себя по лбу, он прыснул от смеха и вернулся к переднему люку.

– Вылезай, – приказал он Вихуре, – быстро.

Когда Кос сел на место механика, Густлик тихо спросил:

– Догадался?

– Запасные баки пусты, надо переключить на главные, – прошептал ему на ухо Янек и, ловко подкачав горючее, бросил Вихуре: – А что, если он у меня сейчас побежит?

– Где-е там, чудес не бывает. Один раз тебе в Сельцах удалось… Когда хорунжий Зенек набирал в армию. Помнишь?

– Помню.

– Неплохой был парень, – сказал Густлик.

И вдруг увидел лицо Зенека над башней горящего танка, руку, хватающую антенну, и черные клубы сажи между соснами студзянского леса. Он почувствовал холод на висках, как будто тот дым на минуту заслонил ему солнце.

– Сейчас побежит. На что спорим?

– Если побежит… – Вихура задумался и быстро продолжал: – Если мотор заработает, то я тебя пронесу на спине вокруг танка, а если нет, то ты меня.

– Идет.

Они хлопнули по рукам, Густлик их разнял. Янек, как факир, взмахнул руками, положил их на рычаги. Стартер некоторое время разгонял маховик. Выхлоп, рывок – и тишина. Слышен был только шум вращающегося колеса из стали.

– Дай тряпку, – попросил Вихура и, взяв ее из рук Коса, добавил: – Надо голенища протереть, чтобы не испачкать бока командиру.

Янек во второй раз нажал на стартер, переключил скорость… Выстрелила выхлопная труба. Мотор заработал, зарычал от избытка газа.

– Посмотри-ка, – приказал Янек Густлику и выскочил на броню.

Вихура почесал за ухом, снял фуражку и подставил спину.

Проиграно так проиграно, и он забил ногой, как конь копытом, и вовсю рассмеялся. Кос оседлал его, и Вихура поскакал галопом вокруг танка.

– Но! Вперед! – кричал Янек и размахивал руками, но, случайно взглянув на часы, стал вдруг серьезным.

– Ну-ка подожди! – крикнул он Вихуре и, соскочив на землю, подошел к Густлику. – Ну и сопляк же я!

– Это я знаю, – констатировал Елень. – А в чем дело?

– Уже больше половины четвертого, а мы должны были выйти на связь в три пятнадцать. Вот же черт, – выругался Янек, залезая в танк, и махнул рукой Вихуре: – Газ!

Они съехали по склону вниз, шоссе изгибалось в долине между холмами. Неожиданно за поросшим кустарником поворотом они наткнулись на довольно большую группу людей в штатском, мужчин и женщин, тянувших повозки, груженные скарбом. На первой повозке на палке развевался бело-красный флаг. Густлику так хотелось спросить, откуда и куда они идут, но он взглянул на хмурое лицо Коса, и у него не хватило смелости предложить остановиться. Поэтому он только помахал им, а они ему, и он долго еще оглядывался. Потом бросил взгляд на озабоченного Янека раз, другой и решил утешить друга:

– Ну что ты? Мы глубоко в тылу. Здесь и полнемца не найдешь. Как приедем, то и без рации установим связь. Они уже доехали. Сидят там, как князья, и чай попивают.

Отправляясь в путь после остановки у окруженного калужницами озерца, Саакашвили не спускал глаз с зеркальца, чтобы видеть выражение лица Вихуры, но танк быстро уменьшался и вот пропал за поворотом. Первый километр или два Григорий чувствовал себя неуверенно, как это обычно бывает, когда с тяжелой гусеничной машины человек пересядет на более легкую. Он даже не очень прислушивался к тому, что говорила ему Лидка, поглощенный делом – переключением скоростей и осваиванием руля, который, на его взгляд, ходил слишком легко.

– …Как только Густлик забросил его в наш вагон, – щебетала девушка, – он спросил, откуда я, и так посмотрел на меня, будто хотел сказать…

Навстречу им обочиной шоссе шла группа людей в штатском. Они тянули и толкали повозки со своим имуществом. Шедший впереди мужнина замахал бело-красным флагом.

– Поляки! – закричала Лидка.

Григорий затормозил и спросил через окошко:

– Куда?

– Домой, – откликнулись они. – Из неволи.

Они окружили грузовик тесным полукольцом, протягивали руки, чтобы поздороваться, говорили все разом, кто смеясь, кто плача. Из сказанного выяснилось, что они были угнаны немцами, работали под Колобжегом у немецких бауэров и на винокуренном заводе, а когда оккупанты начали отступать, эти люди сговорились и бежали в лес от отрядов СС, которые расстреливали каждого, кого заставали на месте.

– Тише! – крикнул тот, что размахивал флагом, высокий худой мужчина со шрамом поперек щеки, и объяснил: – Дождались мы, когда фронт продвинулся дальше, выходим из леса на шоссе и кричим солдатам по-русски: «Не стреляйте! Мы поляки!», а они смеются и вдруг отвечают по-польски: «Мы тоже поляки. Вы что, орлов не видите?»

Женщины вытащили радистку из кабины, целовались с ней, а она им раздавала цветы. Шарик, положив передние лапы на крышу кабины, стоял и смотрел внимательно, не сделали бы Лидке чего плохого.

– Нет ли у вас какого-нибудь оружия для нас? – спрашивали мужчины у Григория.

– Нельзя. Номера записаны, – объяснил он им. – И зачем оно вам? Здесь теперь глубокий тыл, немцев нет…

– Есть.

– Ну, какие-нибудь гражданские.

– Пан сержант, – серьезно заговорил высокий со шрамом и понизил голос, – мы ночью слышали самолет, а утром нашли вот это. – Он вытащил из-за пазухи кусок тонкого белого шелка от распоротого парашюта.

– На рубашку хорош, – рассмеялся грузин.

– Хорош. Мы большой кусок разорвали на всех. Если оружия нет, может, патроны найдутся для русского автомата?

– На. – Саакашвили протянул ему через окно свой запасной магазин для ППШ.

– Могу подарить гранаты, – заявил стоявший в кузове Томаш и, порывшись в карманах, вручил худому четыре гранаты, называвшиеся из-за их яйцевидной формы лимонками.

– Спасибо. Вот теперь нам спокойнее. Счастливого пути! С богом! Возвращайтесь скорее.

– До Берлина и обратно! – крикнул Григорий, трогая машину.

Некоторое время он еще видел в зеркальце, как стоявшие поперек шоссе люди махали им руками. Белел и краснел флаг на повозке. Он был еще виден, когда Лидка, вздохнув, поправила волосы и продолжала рассказывать: