1905 год. Прелюдия катастрофы - А. Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это уяснило мне, что Гапон просто болтает вздор. Нет сомнений, что он готов все и всех продать, но он ничего не знает».
(А. Герасимов)
Полковник был прав. Рутенберг являлся абсолютно не тем человеком, который пошел бы на предательство ради денег. Да, кстати, он и знал‑то не особо много. Непосредственно в БО Рутенберг не входил, а конспирация там была что надо. Получив предложение Гапона, он тут же оповестил о нем товарищей по партии.
Революционеры забеспокоились. Особенно стал нервничать Азеф, которому конкуренты были решительно не нужны — тем более, что и его позиции пошатнулись. Отношения Азефа с начальником Департамента полиции П. И. Рачковским не складывались. Последний сам являлся выдающимся мастером провокации — а потому Азефу откровенно не доверял.
В общем, было принято решение «мочить гада». Однако имелись сложности. Всё‑таки Гапон был еще достаточно популярен среди рабочих, так что убийство могло вызвать толки: дескать, революционеры грохнули конкурента.
По утверждению Савинкова, Азеф заявил:
«По моему мнению, Гапона на основании только сообщения Мартына убить невозможно. Гапон слишком популярен в массах. Его смерть будет непонятной. Нам не поверят: скажут, что мы его убили из своих партийных расчетов, а не потому, что он действительно состоял в сношениях с полицией. Эти сношения надо еще доказать. Мартын[75] — революционер, он член партии, он не свидетель в глазах всех тех, кто заинтересуется эти делом.
Рутенберг спросил:
— Как уличить?
— Очень просто. Ведь Гапон говорит, что имеет свидание с Герасимовым и Рачковским. Он даже зовет вас на это свидание. Согласитесь фиктивно на его предложение вступить на службу в полицию и, застав Гапона с Рачковским, убейте их вместе.
— Ну?
— Ну, тогда улика ведь налицо. Честный человек не может иметь свидание с Рачковским. Все убедятся, что Гапон действительно предатель. Кроме того, будет убит и Рачковский. У партии нет врага сильнее Рачковского. Убийство его будет иметь громадное значение».
Впоследствии, правда, дело переиграли. Рутенберг назначил Гапону встречу на даче в Озерках. В соседней комнате находились двое рабочих из числа членов «Собрания…» — причем из тех, кто участвовал в шествии 9 января.
Разговор произошел 28 марта 1906 года.
Гапон говорил:
«— Надо кончать! И чего ты ломаешься? 25 тысяч — большие деньги.
Рутенберг:
— Ты ведь говорил мне в Москве, что Рачковский дает 100 тысяч.
— Я тебе этого не говорил. Это недоразумение. Они предлагают хорошие деньги. Ты напрасно не решаешься. И это за одно дело, за одно. Но можно спокойно заработать и 100 тысяч за 4 дела.
А если бы рабочие, хотя бы твои, узнали про твои сношения с Рачковским?
— Ничего они не узнали. А если бы узнали, я скажу, что сносился для их же пользы.
— А если я, например, выдам тебя, если я открою всем глаза на тебя, что ты спутался с Рачковским и служил в охранном отделении?
— Пустяки. Кто тебе в этом поверит. Где твои свидетели, что это так? А потом, я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим».
Вот такой милый диалог. Представьте реакцию рабочих, которые за Гапоном шли под выстрелы — а тут оказывается, что он полицейский агент. Рабочие появились на месте действия, и… Гапон был просто — напросто повешен.
Интересно, что после того как священник исчез, мало кто сомневался, что его убили. Газеты четыре раза «обнаруживали» труп Гапона в различных местах в окрестностях Петербурга, пока полиция всё же не добралась до дачи в Озерках. Фотография повешенного Гапона стала сенсацией.
Рутенбергу это дело вышло боком. Азеф от акции открестился, заявив, что ЦК партии приказа об убийстве Гапона не давал, дескать, отморозок Рутенберг действовал по собственной инициативе. Возможно, это повлияло на то, что он разочаровался в социалистах — революционерах и двинул в сионисты.
Что же касается Гапона, то газетная кампания по поливанию его грязью только усилилась. Именно тогда прочно укрепилась версия о провокаторе Гапоне, который сознательно вывел людей под расстрел. Она была слишком многим выгодна, так как подтверждала, что царское правительство — это просто монстры. А значит — против них все средства дозволены.
Беспредел
А повешенным сам дьявол — сатана Голы пятки лижет.
Эх, судьбина, мать честна! — Ни пожить, ни выжить.
Ты об этом не жалей, не жалей, — Что тебе отсрочка?
А на веревочке твоей Нет ни узелочка!
(Владимир Высоцкий)В большинстве книг, повествующих о революции 1905–1907 годов, авторы, дойдя до 1906 года, сворачивают на выборы в Государственную думу, на дальнейшие думские разборки. Об этом, разумеется, тоже будет рассказано. Но ведь именно на 1906 год пришелся пик террора!
Причем в этом участвовали разные люди. Кроме центральной Боевой организации, среди эсеров появилось множество иных групп и одиночных энтузиастов террора. А были и иные товарищи, которые вообще стреляли уже по кому придется. К тому же появились и новые персонажи на экстремистском небосклоне.
Оппозиция действует.В 1905 году Боевая организация эсеров фактически не действовала из‑за многочисленных провалов, названных «Мукденом русской революции». Азеф сдал большинство боевиков БО. Но другие группы социалистов — революционеров не скучали.
26 февраля был убит бомбой петербургский генерал — губернатор.
Полковник Герасимов:
«Я был готов к самому худшему, но то, что мне привелось здесь увидеть, превосходило все представления. Обстановка комнаты и обломки стен лежали, подобно куче мусора, и все эти обломки и клочья были тут и там усеяны мельчайшими частицами человеческого трупа. Поблизости разбитой оконной рамы лежала оторванная рука, плотно сжав какой‑то металлический предмет, — картина, которую я не могу забыть».
Всего в 1905 году в результате терактов было убито 232 и ранено 358 представителей власти. В результате случился так называемый «домашний арест министров» — чиновники власти просто — напросто не осмеливались покидать свои дома.
Однако после Манифеста 17 октября ЦК партии эсеров принял решение о прекращении террора. Появилась установка на создание массовой партии, то есть на легальные методы борьбы. Соответственно, была распущена и Боевая организация, хотя первоначально ее хотели сохранить на всякий случай. Но в начале ноября в Петербурге состоялось расширенное заседание ЦК, на котором Азеф заявил:
«Держать под ружьем Боевую организацию невозможно. Это слова. Я беру под свою ответственность: БО распущена».
Некоторые переживали это очень болезненно.
В. Чернов о Борисе Савинкове:
«Мне казалось, что он просто растерялся и не знает, что делать. Раньше все было ясно. Было самодержавие, была поэзия борьбы, была дорога индивидуального героизма, которая предполагала действенным примером пробудить массовый героизм в народе, в рабочем классе. А теперь, когда положение бесконечно усложнилось, когда открылись новые горизонты, он как специалист террора просто не подготовлен к новой эре, к широкой арене работы и борьбы. Он не так рисовал себе судьбу БО. Весь приподнятый, он в своих настроениях ориентировался на самопожертвование, гибель, красивую смерть, а за ней — свободу России. Основная проблема для него была — суметь умереть. А тут вдруг лавиной обрушилась новая проблема — суметь жить».
Но это являлось личными трудностями Савинкова. Хуже было другое — члены партии эсеров на решение о прекращении террора просто наплевали.
22 ноября был застрелен в Саратове, в доме губернатора П. А. Столыпина (того самого), генерал — адъютант В. Сахаров — бывший военный министр, направленный для подавления крестьянских волнений в Саратовскую губернию.
«15 декабря, когда в Москву уже прибыли семеновцы и повстанцы начали покидать город, группа дружинников, принадлежавших к так называемой оппозиции эсеровской партии, будущие эсеры — максималисты, во главе с В. Мазуриным, явились на квартиру А. Войлошникова, в это время занимавшего пост начальника московской сыскной полиции, а до этого много лет прослужившего в Московском охранном отделении, и убили его на глазах жены и детей».
(Л. Прайсман)
Так что в итоге ЦК эсеров отменил решение о прекращении террора. В феврале 1906 года была восстановлена и Боевая организация — правда, сделали это эсеры без лишнего шума. У них выхода иного не имелось, хотя бы потому что уже появилась новая партия, которая могла увести от эсеров всех активистов.
