1905 год. Прелюдия катастрофы - А. Щербаков

Но толку от мнения Лопухина было мало. Николаю Александровичу очень не хотелось расставаться с любимой иллюзией — что в стране всё идет хорошо, вот только революционеры и либералы мешают.

В 1903 году более — менее проблему решили, в том числе и многочисленными «посадками» бунтарей. Кем вернулись эти ребята с каторги — можно догадываться.

Но в 1905 году полыхнуло снова. И понеслось.

Газета «Новости дня»:

«У нас в воздухе висит что‑то зловещее: каждый день на горизонте зарево пожаров, по земле стелется кровавый туман, дышится и живется трудно, точно перед грозой. Мужик угрюмо молчит, а если заговаривает иногда, то так, что мороз по коже пробирает» — это письмо из Воронежской губернии. А вот письмо из Тамбовской: «Надо уехать, пока совсем не повесили на воротах. Происходит какая‑то пугачевщина.

Крестьяне Дмитровского уезда постановили приговор, в котором выражаются пожелания, чтобы каждой крестьянской семье было отведено столько земли, сколько семья может обрабатывать без батрака, чтобы выкупные платежи и всякие пошлины заменены подоходным налогом, чтобы было установлено бесплатное обязательное обучение и чтобы во всех отраслях управления чиновники были заменены выборными».

«Новое время»:

«ПОРХОВ, 18 декабря. Крестьянами сожжено на этих днях имение Гора близ станции Чихачево, принадлежащее новоржевскому предводителю дворянства Львову. Высланы из Порхова солдаты.

КОБРИН, 24 декабря. Крестьяне пытались разгромить Опольский винокуренный завод Еленского. Произошло столкновение с войсками, причем 6 убито и 8 ранено. Много арестованных.

ПОЛТАВА, 20 апреля. «Колокол» сообщает, что аграрный террор в Лохвицком уезде начинает принимать серьезный характер; поджоги помещичьих имуществ усиливаются. В имении Горви- цы забастовали, по словам газеты, 300 рабочих».

Причем, это был не «бессмысленный и беспощадный» бунт. Крестьяне очень хорошо представляли цель своих действий:

выжить помещиков, создав им невыносимые условия пребывания. Как сказано в рассказе Чехова, «теперь лису надо выкурить».

Вот характерное описание крестьянских действий в телеграмме одного из пострадавших помещиков на имя министра внутренних дел:

«Несколько дней совершается систематический грабеж крестьянами помещичьих хлебных запасов, грабят же неимущие. Обыкновенно являются в усадьбу поголовно целые соседние деревни с подводами, с мешками, в сопровождении жен, детей, врываются в усадьбу, требуют ключи от амбаров, при отказе отбивают замки, нагружают в присутствии хозяина подводы, везут к себе… В дома не входят, но что попадается в амбарах сверх хлеба, все забирают».

А вот что пишет тогдашний исследователь Т. Шанин:

«Крестьянские действия были в заметной степени упорядочены, что совсем не похоже на безумный разгул ненависти и вандализма, который ожидали увидеть враги крестьян, как и те, кто превозносил крестьянскую жакерию[74]. Восставшие также продемонстрировали удивительное единство целей и средств, если принимать во внимание отсутствие общепризнанных лидеров или идеологов, мощной, существующей долгое время организации, единой общепринятой теории переустройства общества и общенациональной системы связи».

Первоначально усадьбы не жгли — но потом вошли во вкус. По разным подсчетам, за 1905–1907 гг. в Европейской России было уничтожено от 3 до 4 тысяч дворянских усадеб — от 7 до 10 % их общего количества. И ведь удавалось.

Газета «Новости дня»:

«МОСКВА, 1 февраля 1906 г. В Москве получены сведения, что во многих губерниях помещики, опасаясь с наступлением весны широкого развития аграрных беспорядков, спешно продают свои имения по дешевой цене. Так, в Богородицком уезде Тульской губернии гр. А. А. Бобринский продал крестьянам по 100 рублей за десятину 13 ООО десятин земли своего имения, состоящего из 16 ООО десятин».

Вот так. Господа помещики стали избавляться от собственности, которая приносит такое беспокойство.

И это бы еще ладно. Бывали эпизоды и интереснее.31 октября 1905 года в селе Марково Волоколамского уезда Московской губернии крестьяне потребовали учреждения полновластной народной думы, уничтожения сословного неравенства, отказались платить выкупные платежи. На сходе была образована Марковская республика, ее президентом избрали старосту И. А. Буршина. Крестьянская республика просуществовала почти год.

Чем это отличается от батьки Махно, который летом 1917 года в Гуляй — Поле послал всех куда подальше и провозгласил «вольные советы»? А ведь Махно начал свою революционную деятельность как раз в 1905 году.

В общем, миф о патриархальных мужичках с треском рухнул. Теперь надо было думать, как разгребать ситуацию. Выкупные платежи отменили, но это уже не помогало. Власти начали метаться. В конце концов пришел Столыпин со своей знаменитой фразой: «Сперва успокоение, потом реформы». Это случится позже, в 1905 году ответа на вопрос «что делать?» не имелось.

Возвращение Гапона

После Манифеста 17 октября в Россию вернулся из эмиграции Георгий Гапон. Теперь это был уже совсем не тот человек, который вел народ 9 января. Совсем не тот.

Мы расстались с Гапоном 9 января возле Нарвских ворот, когда эсер Рутенберг буквально вытащил его из‑под огня.

Некоторое время Гапон пребывал в шоке. И это понятно. Мало того что картина бойни производит сильное впечатление, так ведь рухнули все его представления о жизни. К тому же ему было откровенно страшно — что, впрочем, не помешало Талону на следующий день написать обращение к рабочим, в котором он призывает к бескомпромиссной борьбе с самодержавием. Но делать ему в России было уже нечего. Священник был слишком «засвечен», да и по складу своего характера он являлся кем угодно, но не подпольщиком. Рутенберг поселил Гапона в поместье одного из своих товарищей, озаботившись выправкой для священника фальшивых документов для выезда за границу. Однако Гапону, не привычному к реалиям подпольной борьбы, стало невмоготу. Он срывается с «конспиративного имения» и своим ходом сдергивает за границу. То ли охранка работала не слишком хорошо, то ли его решили выпустить — а то мало ли что он мог бы рассказать. Так или иначе, Гапон на перекладных до бирается до Швейцарии, основного пастбища революционеров- эмигрантов.

Там его встретили с восторгом, переходящим в экстаз. Ни о какой связи с охранкой и речи не шло — хотя уже и тогда, проанализировав его деятельность, можно было бы обнаружить разные странности. Но, как часто бывает, люди видели то, что хотели видеть. Гапон был для революционеров фигурой чуть ли не мифологической. На тот момент их успехи среди народных масс были, в общем, достаточно скромные, Гапон же вывел на улицу тысячи людей, а теперь оказался в революционном лагере.Например, Ленин, по свидетельству Крупской, перед встречей с Гапоном места себе не находил. Очень ему хотелось поговорить с таким замечательным человеком.

Но священником интересовались не только революционеры. Его буквально атаковали представители прессы. Что понятно — такие события, как «кровавое воскресенье», случаются не каждый день, да и вообще русская революция была на Западе очень популярна. Разумеется, интерес этот был не слишком хорошо пахнущий, хотя тогда имелось и множество идеалистов, которые искренне верили в «борьбу против тирании» и прочее торжество свободы.

В итоге человек, который, как уже говорилось, обладал бешеным честолюбием, оказался «суперзвездой». К тому же внимание прессы приносило определенный доход. За интервью платили неплохие деньги.

Однако начались и определенные проблемы. Гапон был политически очень малограмотным. К примеру, суть социализма он понимал как «все люди — братья», и больше ничего. К тому же если психологию рабочих Гапон прекрасно понимал, то тут он столкнулся с совершенно иной средой — с революционерами — интеллигентами, «повернутыми» на своих «измах». Разницу между их взглядами он не только не видел, но и не придавал ей никакого значения. Тем не менее, он стал вести активную деятельность, целью которой было объединить все революционные группы вокруг себя. При этом пользовался не самыми красивыми методами — к примеру, постоянно врал.

Так, одному из эсеров он заявил, что никогда не общался с Лениным. На что тот сказал:

— Да я ж видел, как вы выходили из его комнаты.

Гапон в ответ только рассмеялся. Дескать, ну да, соврал.

Тут стоит пояснить. Русская эмигрантская среда была по сути одной большой тусовкой, где все про всех всё знали. Переплетения между представителями разных течений были дружеские, любовные (к примеру, жена или любовница — сторонница большевиков, ее мужчина — меньшевик, не все были такими упертыми, как Ленин) и иные. В общем, тот, кто общался с богемой, может вполне представить тамошние нравы. Тем более, люди‑то были творческие, пишущие, причем, большие любители поспорить и вообще поболтать. Так что параллель с богемой вполне уместна. В такой среде по определению любят посплетничать. В итоге поведение Гапона довольно быстро стало всеобщим достоянием. К тому же, эмигрантские революционные лидеры не очень рвались уступать ему место.