Ламмермурская невеста - Вальтер Скотт

Убедившись в благосклонности хозяйки дома и ее высокопоставленной гостьи, Крайгенгельт принялся хлопотать о делах своего покровителя. Задача была не слишком трудной, ибо леди Эштон чрезвычайно доброжелательно относилась к этому браку, предложенному леди Бленкенсоп отчасти из добрых чувств к родственнику, отчасти же из любви к сватовству.

По мнению леди Эштон, Бакло вполне подходил для ее «ламмермурской пастушки», тем более что он, как утверждали, уже избавился от своих расточительных привычек. Этот брак обеспечивал Люси прекрасное состояние и мужа — достойного сельского джентльмена. Леди Эштон считала, что в этом случае судьба ее дочери была бы устроена самым приличным образом. К тому же, унаследовав поместье Гернингтон, Бакло приобрел значительное политическое влияние в соседнем графстве, где находились также и родовые земли Дугласов, леди же Эштон давно уже лелеяла мысль о том, чтобы ее первенец Шолто был избран членом английского парламента от этого графства, а потому тотчас рассудила, что союз с Бакло поможет осуществить эту заветную мечту.

Крайгенгельт, отнюдь не страдавший отсутствием сообразительности, сразу понял, куда клонятся желания леди Эштон, и повел атаку в нужном направлении.

— Бакло, конечно, и сам мог бы выдвинуть свою кандидатуру в парламент, — заметил он как бы невзначай, — успех обеспечен… Пройдет наверняка. У него среди избирателей два двоюродных брата, шесть дальних родственников, его собственный управляющий и камердинер — все они проголосуют по его указке. Да и другие, кто из любви, а кто из страха, отдадут свои голоса за Гернингтона. Только Бакло так же интересно лезть в первый ряд, как мне играть в подкидного дурака. Жаль, что некому помочь ему добрым советом и подсказать, как лучше употребить свое влияние.

Леди Эштон внимательно и благосклонно выслушала слова капитана, втайне решив взять на себя заботу о том, как распорядиться политическим влиянием будущего зятя и повести дело в интересах своего первенца Шолто, а также и других заинтересованных лиц.

Убедившись, что ее светлость уже достаточно разгорячена, капитан решил, как сказал Бакло, дать шпоры. Он сообщил о положении дел в замке Рэвенсвуд и, упомянув о длительном пребывании там наследника этого имени, пересказал все слухи, ходившие на этот счет среди соседей (хотя, черт возьми, он, Крайгенгельт, не придавал им никакого значения! — в планы капитана не входило проявлять особое беспокойство относительно этого предмета). По раскрасневшимся щекам леди Эштон, дрогнувшему. голосу и сверкающим глазам он без труда догадался, что его собеседница не на шутку встревожилась, — удар попал в цель. С некоторых пор супруг писал леди Эштон не так часто и не столь аккуратно, как она того требовала; она оставалась в полном неведении относительно всех интересных событий последних дней: ей ничего не сообщили ни о посещении лордом-хранителем башни «Волчья скала», ни о госте, которого с таким радушием принимали в замке Рэвенсвуд. Теперь обо всем этом она узнала случайно, от постороннего человека. В ее представлении подобная скрытность граничила с изменой, чуть ли не с прямым бунтом против ее супружеской власти, и в глубине души леди Эштон поклялась расправиться с лордом-хранителем, как с непокорным вассалом, замыслившим мятеж против своего сюзерена. Негодование жгло ее тем сильнее, что ей приходилось скрывать свои чувства от леди Бленкенсоп и от капитана — то есть от родственницы и от ближайшего друга Бакло, союз с которым был для нее теперь втройне желанным, ибо ее муж, как ей казалось в пылу раздражения, намеревался то ли из политических соображений, то ли из трусости предпочесть Рэвенсвуда ее протеже.

Капитан был достаточно опытным стратегом: он тотчас обнаружил, что шнур к подведенной им мине уже начал тлеть, а потому ничуть не был удивлен, когда в тот же день леди Эштон объявила о принятом ею решении сократить свое пребывание у леди Бленкенсоп и на заре следующего дня отправиться в Шотландию со всею быстротой, на какую можно было рассчитывать при тогдашнем состоянии дорог и медленных средствах передвижения.

Несчастный лорд-хранитель! Он и не подозревал, какая гроза несется на него по дорогам Шотландии в старинной карете шестерней. Всецело поглощенный предстоящим визитом маркиза Э***, он, подобно дону Гайферосу, «забыл красавицу жену». Наконец пришло долгожданное известие, что высокочтимый вельможа беспременно и безотлагательно окажет ему честь прибыть в Рэвенсвуд в тот же день, в час пополудни. В замке поднялась невообразимая суматоха.

Сэр Уильям прошел по всем комнатам, спустился в погреб, где состоялось совещание с дворецким, и даже осмелился заглянуть на кухню, рискуя навлечь на себя гнев повара, который, будучи очень важной персоной, не желал подчиняться даже самой леди Эштон. Удостоверившись в конце концов, что приготовления к приему высокого гостя идут полным ходом, сэр Уильям вместе с Рэвенсвудом и Люси поднялся на террасу замка, откуда можно было обозревать окрестности, дабы не пропустить даже первые приметы, возвещавшие о приближении маркиза. Терраса, примыкавшая к толстой зубчатой стене, тянулась вдоль фасада на высоте второго этажа; посетители попадали во двор только через ворога, крыша которых соединялась с террасой широкой, пологой лестницей. Это сооружение придавало замку скорее вид богатого загородного дома, чем укрепленной крепости, — по-видимому, в те времена, когда лорды Рэвенсвуды строили себе жилище, они хотя и не забывали о возможности нападения, тем не менее были уже твердо уверены в своем могуществе и полной безопасности.

С террасы открывался великолепный вид на окрестности и — что в настоящих обстоятельствах было особенно важно — на две дороги, из которых одна шла на восток, а другая на запад. Спускаясь с разных сторон горного хребта, возвышающегося на горизонте, эти дороги постепенно сближались и наконец почти у самых ворот парка сходились в одну.

Все взоры были устремлены на запад, откуда ждали предвестников появления маркиза: лорд-хранитель смотрел на дорогу с чувством волнения и тревоги, дочь его не спускала с нее глаз из любви к отцу, а Рэвенсвуд — из любви к дочери, хотя поведение сэра Эштона вызывало в нем тайную досаду.

Ждать пришлось недолго. Сначала во главе кортежа появились два скорохода, одетых во все белое, в черных шапочках и с длинными жезлами. Они бежали впереди кареты и всадников, искусно сохраняя предписанное этикетом расстояние. Быстро мелькающие ноги, равномерно колышущиеся тела и ровно вздымающиеся груди этих чудо-бегунов, казалось, бросали вызов усталости. В старинных пьесах часто упоминаются эти скороходы (сошлюсь хотя бы на «Свет помешался, господа» Мидлтона), да и старики в Шотландии, наверное, еще помнят те времена, когда скороходы составляли необходимую принадлежность парадного выезда вельможи. За этими блестящими метеоритами, которые неслись с такой скоростью, словно сам ангел смерти преследовал их по пятам, показалось облако пыли, поднятое всадниками, скакавшими впереди, позади и по бокам кареты маркиза.