Неоконченные предания - Джон Толкин

— Я–то думала, ты пришел поговорить о нашей свадьбе.

— Свадьба будет, — молвил Алдарион. — Мы отпразднуем свадьбу сразу же по моем возвращении, если ты согласишься подождать.

Но видя, какое горе отразилось на ее лице, он преисполнился жалости, и в голову ему пришла иная мысль.

— Мы сыграем свадьбу прямо сейчас, — объявил он. — Еще до исхода года. А потом я снаряжу такой корабль, какого морестранники еще не строили, — плавучий дворец для королевы. И ты поплывешь вместе со мною, Эрендис, хранимая милостью валар, Йаванны и Ороме, тобою любимых; ты поплывешь в земли, где я покажу тебе такие леса, каких ты в жизни своей не видывала; там до сих пор звучат песни эльдар; покажу тебе чащи обширнее, чем Нуменор, чащи вольные и дикие с самого начала времен, — там и по сей день слышен могучий рог владыки Ороме. Но Эрендис разрыдалась.

— Нет, Алдарион, — ответила она, — отрадно мне думать, что есть еще в мире чудеса, о каких ты рассказываешь; да только мне их не увидеть. Ибо не стремлюсь я к тому; сердце мое отдано лесам Нуменора. И, увы мне! — ежели из любви к тебе взойду я на корабль, назад я не вернусь. Недостанет у меня сил вынести подобное путешествие; не видя земли, я умру. Море ненавидит меня; а теперь вполне отомщено за то, что я удерживала тебя вдали от него, и все–таки бежала тебя. Ступай, господин! Но сжалься надо мною и не отбирай так много лет, как я потеряла прежде.

И устыдился Алдарион, ибо сам он говорил с отцом в слепом гневе, Эрендис же говорила с любовью. В тот год он не отплыл; однако не ведал ни покоя, ни радости.

— Не видя земли, она умрет!— говорил он.—Я же умру, видя землю и далее. Так что, ежели суждено нам провести хоть сколько–то лет вместе, должно мне отплыть одному, и поскорее.

И вот наконец приготовился он отчалить по весне; и радовались тому морестранники — но никто другой на Острове, из тех, кто знал о происходящем, не разделял их веселья. Снарядили три корабля, и подняли они якорь в месяц вирессе. Эрендис своими руками укрепила зеленую ветвь ойолайре на бушприте «Паларрана» и скрывала слезы до тех пор, пока корабль не вышел за огромные новые стены гавани в открытое море.

Прошло шесть лет и более, прежде чем Алдарион возвратился в Нуменор. Даже королева Алмариан встретила его холоднее, чем прежде, а морестранники утратили всеобщее уважение, ибо сочли люди, что глава их дурно обошелся с Эрендис. Но на самом деле он пробыл в отлучке дольше, нежели рассчитывал; ибо гавань Виньялонде нашел он в развалинах, и могучие волны свели на нет все его усилия восстановить ее. Прибрежные жители испытывали все больший страх перед нуменорцами или сделались открыто враждебны; и дошли до Алдариона слухи о некоем владыке в Средиземье, что ненавидит людей с кораблей. А когда собрался он уже повернуть к дому, с юга налетел ураган и отнес корабли далеко на север. Он переждал в Митлонде; но когда корабли его вновь вышли в море, их опять отбросило к северу, в пределы, где им угрожали льды, и люди страдали от жестокого холода. Наконец ярость моря и ветра пошла на убыль. Но когда Алдарион стоял на носу «Паларрана» и с тоской смотрел вперед, и уже показалась вдалеке вершина Менельтармы, взор его вдруг упал на зеленую ветвь, и увидел Алдарион, что она увяла. И преисполнился он страха, ибо никогда прежде не случалось такого с ветвью ойолайре, пока орошали ее морские брызги.

— Она замерзла, капитан, — сказал один из стоявших рядом мореходов. — Слишком уж суров был холод. И рад же я снова увидеть Столп!

Когда же Алдарион встретился с Эрендис, она пристально вгляделась в его лицо, но не бросилась ему навстречу. Он же застыл на месте, не находя слов, что обычно было ему несвойственно.

— Присядь, господин мой, — молвила Эрендис, — и сперва поведай мне о своих деяниях. Немало, верно, свершил ты и повидал за эти долгие годы!

И Алдарион, запинаясь, начал рассказывать, она же сидела и молча слушала обо всех его злоключениях и задержках; когда же закончил он, молвила Эрендис:

— Я благодарю валар, чьей милостью ты наконец возвратился. Однако благодарю я их и за то, что не поплыла с тобою; ибо я увяла бы раньше любой зеленой ветви.

— Не нарочно мы подвергли твою зеленую ветвь таким испытаниям, — отвечал Алдарион. — Но прогони меня теперь, ежели желаешь, и думается мне, что люди тебя не осудят. И все же дерзну ли я надеяться, что любовь твоя окажется более стойкой, чем даже прекрасная ветвь ойолайре?

— Воистину, так и есть, — молвила Эрендис. — Любовь мою еще не заледенило до смерти, Алдарион. Увы! Как могу я тебя отвергнуть, если вижу тебя снова, и вернулся ты, и прекрасен, точно солнце после зимы!

— Так пусть наступят ныне весна и лето! — проговорил он.

— И пусть вовеки не возвращается зима, — отозвалась Эрендис.

Тогда, к вящей радости Менельдура и Алмариан, на следующую же весну назначена была свадьба королевского наследника; так все и случилось. В году восемьсот семидесятом Второй эпохи Алдарион и Эрендис сочетались браком в Арменелосе, и в каждом доме играла музыка, и на всех улицах пели мужи и жены. А после того королевский наследник с молодой женой не спеша проехали через весь Остров и к середине лета прибыли в Андуние, где Валандиль, владыка города, задал пышный пир — последний в череде многих; и собрались там все люди Западных земель, ибо любили они Эрендис и гордились тем, что королева Нуменора — из их числа.

Утром накануне пира Алдарион глянул в окно спальни, что выходило на запад, на море.

— Смотри, Эрендис! — воскликнул он. — К гавани на всех парусах идет корабль, и не нуменорский, а такой, на который вовеки не взойти ни тебе, ни мне, даже если бы мы того и пожелали.

Эрендис посмотрела вдаль и увидела огромный белый корабль, а вокруг него в солнечном свете кружили белые птицы; и паруса его искрились серебром, в то время как, взрезая форштевнем пену, летел он к причалу. Это эльдар почтили своим присутствием свадьбу Эрендис из любви к людям Западных земель, с которыми связывала их дружба особенно тесная[87]. Корабль их был нагружен цветами для украшения празднества, так что все, кто собрался там с наступлением вечера, увенчали чело эланором[88] и душистым лиссуином, благоухание которого дарит душе мир и покой. Прибыли с ними и менестрели — певцы, что помнили эльфийские и людские песни, которые пелись в давно минувшие дни Нарготронда и Гондолина; и немало эльдар, высоких и прекрасных, сидели за столами бок о бок с людьми. Но жители Андуние, глядя на счастливое собрание, говорили, что не было там никого прекраснее Эрендис; и уверяли, что глаза невесты сияли столь же ярко, как встарь — очи Морвен Эледвен[89], или даже дев и жен Аваллоне.