Неоконченные предания - Джон Толкин

Однажды, летом того же года, в дом явился с поручением мальчик постарше нее с одного из дальних хуторов; и Анкалиме столкнулась с ним во внутреннем дворе за домом, — гонец жевал хлеб и запивал его молоком. Мальчик зыркнул на нее безо всякого почтения и снова принялся за молоко. А затем отставил кружку.

— Ну гляди, гляди, глазастая, ежели любо! — молвил он. — Красивая ты, да уж больно тоща! Поесть хочешь?

И он вытащил из сумки краюху хлеба.

— Ибал, а ну, пошел вон! — прикрикнула старуха, появляясь в дверях маслодельни. — Давай, беги со всех своих длинных ног, а то забудешь, что я велела тебе передать матушке, до дома не успев добраться!

— Где вы живете, там цепного пса не нужно, матушка Замин! — крикнул в ответ мальчик, с громким воплем и лаем перепрыгнул через калитку и бегом помчался вниз по холму. Замин была старая крестьянка, в речах не особо церемонилась, и даже перед Белой владычицей не слишком–то робела.

— Это еще что за шумное существо? — спросила Анкалиме.

— Мальчишка, — отвечала Замин, — ежели ты, конечно, знаешь, что это такое. Да впрочем, откуда тебе? Им все бы лопать да ломать чего–нибудь! Этот вечно набивает себе рот — впрочем, ему на пользу! Славного сына увидит отец по возвращении; однако, ежели не поспешит назад, так, чего доброго, парень его и не узнает. Впрочем, это можно сказать и о других.

— Значит, у мальчишки тоже есть отец? — спросила Анкалиме.

— А то как же! — отвечала Замин. — Это Улбар, из числа пастухов владыки, чьи земли дальше на юг, — мы прозвали его Овечьим Владыкой; он — родич короля.

— Тогда почему отец мальчика не дома?

— Да как же, хэринке[93], все потому, что наслушался он про этих морестранников, вздумал водить с ними дружбу, да и уплыл с твоим отцом, владыкой Алдарионом; а куда и зачем — то ведомо одним валар, — отвечала Замин.

Тем же вечером Анкалиме неожиданно спросила у матери:

— Правда, что отца моего называют также владыкой Алдарионом?

— Называли, — ответила Эрендис. — Но почему ты спрашиваешь?

Голос ее звучал негромко и сдержанно, однако изумилась она и встревожилась, ибо прежде ни разу не заходила промеж них речь об Алдарионе.

— А когда он вернется? — молвила Анкалиме, не отвечая на вопрос матери.

— Меня не спрашивай! — отозвалась Эрендис. —Я не знаю. Возможно, что и никогда. Но не беспокойся ни о чем; ибо есть у тебя мать, и она тебя не бросит, пока ты ее любишь.

Более Анкалиме об отце не заговаривала.

Дни шли, неся с собой новый год, а затем и еще один; той весной Анкалиме исполнилось девять. Родились и подросли ягнята; настало и минуло время стрижки; жаркое лето выжгло траву. Зарядили осенние дожди. И тогда с Востока, на крыльях облачного ветра, из–за сумрачных морей возвратился «Хирилонде», неся Алдариона в Роменну. Послали гонца в Эмерие, но Эрендис ни с кем не поделилась вестями. Никто не приветствовал Алдариона на причале. Под дождем поскакал он в Арменелос и нашел дворец свой запертым. Встревожился Алдарион, но никого не стал расспрашивать о случившемся; сперва отправился он к королю, полагая, что должно им поговорить о многом.

Встретили его ничуть не теплее, чем Алдарион ожидал; и Менельдур обратился к нему как король к капитану, коего есть за что призвать к ответу.

— Долго ты пробыл в отлучке, — холодно молвил он. — Более трех лет минуло с того срока, что назначил ты для возвращения.

— Увы! — отвечал Алдарион. — Даже я устал от моря, и уже давно сердце мое стремилось на запад. Но задержался я против воли; многое должно было сделать. А в мое отсутствие все идет прахом.

— Не сомневаюсь, — ответствовал Менельдур. — Боюсь, ты убедишься, что и в твоих собственных землях дело обстоит так же.

— Эту беду я надеюсь поправить, — молвил Алдарион. — Но мир вновь меняется. За пределами Нуменора минула без малого тысяча лет с тех пор, как Владыки Запада выслали свою мощь против Ангбанда; и среди людей Средиземья дни те позабыты либо вспоминаются лишь как смутная легенда. Люди вновь неспокойны; их одолевает страх. Необходимо мне посовещаться с тобою, поведать о своих деяниях и мыслях касательно того, что должно делать.

— Так тому и быть, — отозвался Менельдур. — Воистину, иного я и не жду. Но есть и другие дела, кои я почитаю куда более насущными. «Пусть король сперва научится мудро управлять собственным домом, прежде чем указывать другим», — гласит пословица. И это справедливо в отношении любого. Вот мой тебе совет, сын Менельдура. У тебя есть и своя жизнь. И половиной себя самого ты неизменно пренебрегал. И ныне говорю я тебе: ступай домой!

Алдарион внезапно застыл; лицо его посуровело.

— Если ты знаешь, ответь: где мой дом? — молвил он.

— Там, где твоя жена, —отвечал Менельдур. —Ты нарушил данное ей слово, будь то вольно или невольно. Ныне живет она в Эмерие, в своем собственном доме, вдали от моря. Скачи туда немедля.

— Если бы ждало меня известие, куда направиться, я поскакал бы туда прямиком из гавани, — молвил Алдарион. — Но, по меньшей мере, не придется мне теперь расспрашивать чужих.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и сказал:

— Капитан Алдарион позабыл нечто, что принадлежит второй его половине и что он, в своеволии своем, также почитает насущным. Есть при нем письмо, что поручили ему доставить королю в Арменелос.

И, вручив послание Менельдуру, он поклонился и вышел за дверь; не прошло и часа, как оседлал он коня и ускакал прочь, хотя уже надвигалась ночь. И взял он с собою только двух спутников, мореходов со своего корабля: Хендерха из Западных земель и Улбара родом из Эмерие.

Гоня коней во весь опор, они добрались до Эмерие к ночи следующего дня; устали и кони, и всадники. Холодной белизною блистал дом на холме в последних лучах заката, пробившихся из–под облаков. И, едва завидев его вдалеке, Алдарион протрубил в рог.

Спешившись во дворе, увидел он Эрендис: облаченная в белое, стояла она на ступеньках крыльца, что вели к самым столбам у двери. Она держалась с гордым достоинством, но, подойдя ближе, Алдарион заметил, что она бледна, а глаза у нее блестят чересчур ярко.

— Ты припозднился, господин мой, — молвила она. — Я давно перестала ждать тебя. Боюсь, не обрести тебе приема столь радушного, какой приготовила я, когда подошел срок твоего возвращения.

— Мореходам угодить нетрудно, — отозвался он.

— Это хорошо, — отозвалась она и ушла в дом, оставив его дожидаться. Тут появились две женщины, а вслед за ними по ступеням спустилась старуха. И уже в дверях услышал Алдарион, как объявила она его спутникам, — громко, так, чтобы и до его слуха долетели эти слова: