Фантом. Последние штрихи - Тессье Томас

– Думаю, я немного запутался, – сказал я сдавленным шепотом.

– Все, что вам нужно, лежит перед вами.

– И что мне с этим делать?

– Может, просто заключить в объятия?

– Не могу.

– Почему?

– Я в это не верю.

– Вы просто стараетесь все понять. Стремление анализировать может быть отрицательным, даже деструктивным качеством. Разве для того, чтобы войти в комнату, необходимо знать все ее содержимое?

– Нет. Но прежде чем нырнуть в бассейн, хотелось бы убедиться, что в нем есть вода.

Мы оба рассмеялись, и чувство напряженности исчезло.

– Я хочу, чтобы вы кое-что попробовали, – сказала Лина и села. – Лягте, расслабьтесь. – Она достала маленькую серебряную коробочку и вынула из нее крошечную белую таблетку.

– Я не одобряю экспериментов с наркотиками, – сказал я ей. – Предпочитаю алкоголь.

– Препарат не вступает в реакцию с алкоголем, и о негативном эффекте не стоит беспокоиться. Он не вызывает привыкания и галлюцинаций.

– Что же это? Мне вы можете сказать – я же врач.

Впрочем, я особо не сопротивлялся. Лина легла рядом со мной, ее лицо находилось всего в нескольких сантиметрах и загораживало мне обзор. Я не хотел, чтобы это мгновение кончалось.

– Положите ее под язык, – велела она.

– Сначала вы.

Без колебаний она положила таблетку себе в рот, потом достала еще одну и закинула ее мне под язык.

– Закройте глаза и остановите поток мыслей, – прошептала она мне на ухо.

Я обнял ее одной рукой, закрыл глаза и попытался вести себя как хороший подопытный. Однако было сложно не обращать внимания на ее прекрасное стройное тело, излучавшее тепло рядом со мной.

Чем бы ни был этот наркотик, он не вызвал у меня сонливости, и, как она и обещала, никаких галлюцинаций тоже не было. Но через несколько минут мой разум действительно остановился. Обычные мысли исчезли, но я по ним не горевал – я вообще не заметил их исчезновения. Возможно, в какой-то момент я открыл глаза, а может, и нет. Зрение не могло сфокусироваться. Все тело превратилось в смутное, аморфное нечто. Я чувствовал, что плыву в теплом море или парю в облаках. Я перестал быть человеком, мое естество размывалось, сливалось, становилось единым целым с тем, что меня окружало.

И это лишь небольшая часть моего опыта. Главный эффект от наркотика заключался во всеобъемлющем чувстве облегчения. Нежными волнами меня омывало ощущение радости и спокойствия. Словно что-то развязало внутри меня миллиард крошечных узелков, и вся боль, испытанная мною в жизни, вмиг унялась В какой-то момент я почувствовал себя таким счастливым, таким новым, что заплакал, как ребенок, и это тоже принесло огромное облегчение. Наконец я без остатка превратился в волны и ощущал только яркое, экстатическое чувство благополучия. И, подобно волнам бесконечного моря, подчинился ритму…

Через какое-то время эффект наркотика ослаб, и я начал воспринимать то, что меня окружало. Меня это разозлило. Я не хотел так быстро возвращаться к реальности, хотя понятия не имел, сколько прошло времени. Но я чувствовал себя свежим и отдохнувшим, словно алкоголь и другие токсины в организме были уничтожены и я только что проснулся после долгого здорового сна. Потом мы с Линой улыбались друг другу, целовались, обнимались и ласкались, словно юные звери, не вполне воспрянувшие ото сна.

– Пойдем, – сказала она нежно. – Пора идти.

– Куда?

– Отвези меня домой.

Следующие несколько минут отпечатались в моей памяти мозаикой разрозненных образов. Я все еще приходил в себя. Но вскоре мы оказались на заднем сидении кэба, который ехал по пустынным лондонским улицам посреди ночи.

– Что это было?

– «Особая смесь».

Я увидел, как она улыбается в темноте, и потом она поцеловала меня еще раз. Я прижал ее к себе, запустил руку под шубу, и остаток пути мы проделали в такой позе. Ехали довольно долго, затем вышли у парка.

– Где ты живешь? – спросил я, когда кэб уехал.

– На другом краю леса.

– Принцесса за лесом.

Она повела меня за собой в парк. Мы шли медленно, продираясь сквозь заросли. Словно возбужденные подростки, останавливались через каждые несколько метров и яростно целовали друг друга. Очередная безумная смена декораций. После нескольких часов, проведенных в роскошных интерьерах «Фезерс», мы оказались посреди леса и страстно обжимались, как нищие любовники. Впрочем, здесь мне нравилось даже больше. Или, может, дело в том, что мы больше не могли сдерживаться – или не хотели… Мы оказали на небольшой поляне, окруженной кустарником и высокими деревьями, и не могли больше и шагу ступить к ее дому. Еще рано.

– Здесь, прошу, здесь, сейчас, сейчас…

Ее голос, хриплый, торопливый, одновременно кричал, молил и требовал. Мы катались вместе по траве. Мои руки нащупали разрез ее юбки, поднялись по шелку ее чулок, прикоснулись к ее ослепительно-потрясающим бедрам, и я вошел в нее, в ее теплую, обволакивающую глубину.

После мы ни минуты не лежали на земле, как выдохшиеся любовники. Лина уже была на ногах, продираясь сквозь чащу, как игривый дух. Я, спотыкаясь, следовал за ней. В один миг я ловил ее, а в следующий она вырывалась из моих объятий.

Наконец мы вышли на тихую улицу на краю леса. Она повисла на мне, словно выбившийся из сил ребенок. Мы перешли дорогу и оказались возле респектабельного кирпичного дома с небольшим садиком. Все дома на улице выглядели одинаково. Лина вставила ключ в замочную скважину и обернулась, взглянув на меня с хитрой улыбкой. Она была похожа на школьницу, которая задумала нечто дерзкое, например, пригласить домой парня, когда родители в отъезде.

– Хочешь зайти? – спросила она нежно.

Казалось, интерьер ее дома не походил ни на один на улице, а может и во всем Лондоне. Мне удалось осмотреть его только утром, потому что Лина попросила не включать свет, но того, что я увидел в темноте, мне вполне хватило. Она попросила меня снять пиджак, туфли и носки. Потом мы вошли в гостиную. На полу лежал ковер с длинным, упругим ворсом. Я шел по нему, словно по траве. Конечно, он был сделан не из травы, но казался натуральным и приятно покалывал стопы. В комнате почти не было мебели. В углу я разглядел темную массу, скорее всего, гору подушек, как в приватном обеденном зале в «Фезерс».

Но главный предмет в комнате находился у дальней стены. Огромный аквариум. Больше бывают только в зоопарках. Он был полукруглым и стоял на постаменте из необработанного камня. Даже в темноте было видно, что в него вложено много труда. Он был около полуметра в глубину и до двух метров в ширину. Снизу аквариум освещал тусклый свет, производя драматичный эффект. Несколько десятков красивых разноцветных рыбок плавали среди колышущихся водорослей. У меня в детстве был небольшой двадцатилитровый аквариум, и некоторых рыбок я узнал – голубые неоны, несколько данио-рерио, различные меченосцы, шоколадные гурами, хилодус – и множество других, незнакомых мне.

– Какая красота, – сказал я наконец.

– Я могу часами наблюдать за ними, – призналась Лина. – И иногда опускаю в аквариум босые ноги. Рыбки сначала пугаются, но потом любопытство берет верх, и они подплывают поближе к этим странным штукам. Мне нравится, как они касаются моих пальцев.

Она продолжила:

– Иногда мне хочется лечь на дно и почувствовать, как они облекают меня, как касаются всего моего тела. Именно так я представляю себе ощущение от серебряного цвета, если бы цвет можно было потрогать.

Я не знал, что на это ответить. Несколько минут мы оба молчали в темноте. Единственный звук в помещении – тихое бульканье воздушного насоса в аквариуме. Потом я почувствовал, что остался в комнате один.

Я прошел через арочный проход в соседнюю комнату. Она была намного больше, через окно в нее попадал свет с улицы. На полу лежал такой же ковер, но в центре комнаты выделялось большое черное пятно. Я понял, что это – круглое углубление около двух метров в глубину и трех в диаметре. Внизу я смог с трудом различить то ли саму Лину, то ли ее серебристую шубу.