Фантом. Последние штрихи - Тессье Томас

– Да, но…

– Все вокруг должно быть фантазией, – повторила Лина. – Люди уже несколько тысяч лет пытаются создать свой «реальный мир», и это у них не особо получается. Я думаю, реальность следует запретить.

Я снисходительно улыбнулся:

– И как же вы собираетесь это сделать?

– Заставлю всех разделить мою фантазию, – сказала Лина, пожав плечами. – Я сделаю свою фантазию их фантазией. Вот и все.

– С большим количеством людей это невозможно.

– Политики делают это постоянно.

– Вы имеете в виду то, что они продают мечты в обмен на голоса? Думаю, в некотором смысле это действительно так. Но разве эти мечты потом не превращаются в кошмары?

Я улыбался, чтобы казаться умнее, но Лина не обращала внимания.

– Вы сами сказали, слово «фантазия» лучше всего подходит для этого места, – продолжала она. – Я согласна и думаю, что это очень точное слово. Разве происходящее здесь не кажется вам немного нереальным?

– Кажется.

– Но сейчас вам здесь комфортнее, чем в первый раз?

– Верно.

– И чем чаще сюда приходишь, тем больше подстраиваешься под это место. Фантазия становится реальной, а внешний мир, наоборот, нереальным.

– Да, но во внешний мир в любом случае приходится возвращаться – идти домой или на работу. Здесь чудесно, но жить постоянно в этом месте невозможно.

– Не будьте так уверены. Каждый раз вы забираете с собой небольшую частичку «Фезерс» в реальный мир.

– Вся эта поездка в Лондон для меня – одна большая фантазия.

– Теперь вы понимаете?

– Не уверен, что я вообще что-либо понимаю, – сказал я. – Простите, что я постоянно улыбаюсь, но все это кажется мне каким-то странным. Думаю, я должен спросить у вас, откуда вы, где вы учились, есть ли у вас братья и сестры, как вы получили работу у Нордхэгена…

– Вам правда это интересно? Разве мои ответы имеют значение?

– На самом деле нет.

У меня хватило ума не начинать спор. «Фезерс» и эта поразительная незнакомка могли делать со мной все, что угодно. Если Лина Равашоль хочет поговорить со мной о фантазиях – никаких проблем.

– Значит, это место – и ваша фантазия? – спросил я. – Ваша темная, глубоко скрытая фантазия?

– Нет, не моя. Мне эта фантазия нравится, но моя совсем другая.

– Какая же?

– Не могу сказать, но могу показать.

– Ладно.

– Не сейчас. Еще рано. Давайте займемся вашей.

Я рассмеялся. Мне нравился наш диалог. У меня кружилась голова.

– Вы считаете, все фантазии связаны с сексом?

– Фантазии первой волны – да, – ответила Лина. – А большинство людей не заходят дальше первой волны.

– Но…

Лина откинулась на спинку стула и улыбнулась.

– За ней скрываются реальные фантазии.

– И о чем они?

– Разве вы не знаете?

– Могу догадаться, – сказал я. – Но мне хотелось бы, чтобы вы о них рассказали.

– Не могу. Еще рано.

Опять. Что же меня ждет в продолжение вечера? Когда рядом сидит такая женщина как Лина, думать об этом – одно удовольствие.

– Фантазии – всего лишь фантазии, – ляпнул я первую пришедшую на ум глупость.

– Мы продаем фантазии, – тихо сказала Лина. – Клиентки хотят увеличить или уменьшить грудь. Подтянуть бедра. Омолодить подбородок. Разве все это – не фантазии?

– Вы помогаете им получать удовлетворение от внешности, – отметил я. – И это, в свою очередь, помогает им немного улучшить свое положение во внешнем мире.

– Они забирают с собой кусочек фантазии. И сами становятся ее частью.

– Да, – признал я. – Можно и так сказать.

Я был во власти Лины Равашоль. Хотя Нордхэген постоянно меня удивлял, но он по крайней мере обладал человеческой внешностью, земной, эксцентричной, но узнаваемой. Я думал о нем как о чудаке, которого каждый из нас встречал хоть раз в жизни. Но Лина – совсем другое дело. Лина ошеломляла. Прилагательное, которое приходит в голову – «харизматичная»: именно такой она и была. Не просто красивой, но невероятно сексуальной. Она буквально излучала сексуальность.

Наш диалог с ней строился так, как хотела она. Фантазия, фантазия, фантазия. В прошлой жизни я почти не использовал этого слова, но за последние несколько недель в Лондоне оно стало главным. Я находился в странном месте. Не сказал бы, что я чувствовал себя уязвимым, скорее подверженным внешнему влиянию и восприимчивым. И одиноким? О да. Наконец я начал чувствовать одиночество. В Америке моя сексуальная жизнь была нерегулярной и неинтересной. Много времени прошло с тех пор, как я был близок с женщиной, которую хотел, хотел по-настоящему и отчаянно. Этот вечер должен закончиться очень хорошо или стать ужасным разочарованием.

Приватный обеденный зал в «Фезерс» сам по себе представлял собой маленькую фантазию. Внутри небольшого, похожего на кокон помещения вокруг низкого стола высились горы подушек. Мы оставили обувь снаружи у двери. Стены от пола до потолка были задрапированы розовым атласом, что создавало иллюзию, словно мы находимся в шатре посреди пустыни. В деревянном сундуке лежали бутылки с вином и шампанским и емкости со льдом. На столе стояли подносы со свежими фруктами, креветками и мясными деликатесами. Я с улыбкой покачал головой. Чем более невероятным становился вечер, тем комфортнее я себя чувствовал.

– Вы знали, что самые известные любовники Викторианской эпохи встречались в лондонских приватных обеденных залах?

Задавая этот вопрос, Лина улеглась на подушках, слегка приподняв ногу, и ее юбка немного задралась.

– Нет, я этого не знал.

Я не возражал против лекции по истории. Я обмакнул большую креветку в аппетитный соус и поднес ее к губам Лины. Она улыбнулась, слизала соус кончиком языка и взяла креветку зубами.

– М-м-м.

Я тоже улегся на подушках рядом с ней. Мебель была расставлена таким образом, что можно было легко дотянуться до стола, хотя при этом он не мешал гостям находиться рядом друг с другом. Где-то в глубине сознания я все еще смеялся над происходящим, думая, что меня затащили в некую гротескную ролевую игру по мотивам какого-то фильма с Рудольфом Валентино. Но другая часть меня требовала: Подыграй!

– Мы можем не заказывать основное блюдо? – спросил я. – Я не голоден.

– Как хотите, – ответила Лина. – Можем обойтись закусками и напитками.

– Было бы чудесно.

Я налил вина в два хрустальных бокала, и мы пили и кормили друг друга по очереди. Соусы оказались пряными и ароматными. Они нейтрализовывали эффект алкоголя, оставляя во рту ощущение покалывающей чистоты.

– Вас что-то беспокоит, – сказала Лина через какое-то время. – Вы замолчали.

– Простите. Просто я задумался.

– О чем?

– Не обижайтесь, но я задумался о вас. «Фезерс» – это песочница Нордхэгена, но я не совсем понимаю, почему здесь находитесь вы? Почему вы ему подыгрываете? Почему вы тратите свой вечер на ужин с незнакомцем? Это же не входит в ваши обязанности?

– Я рада, что я здесь, и наслаждаюсь этим вечером. Разве может быть какая-то другая причина?

– Нет. Думаю, она все объясняет.

– Томас, Том… Кстати, как вас обычно называют?

– Большинство людей в Штатах зовут меня «доктор», – пошутил я, и мы оба рассмеялись, но я осознал, что это действительно так. – Но вы зовите меня Том, – добавил я поспешно.

– О чем еще вы думаете, Том? Вы должны хорошо проводить время, но в ваших глазах я вижу грусть, и вы не можете от нее избавиться. Вы стараетесь, но она все не уходит.

– Правда? Не знаю. Наверное, я думаю о том, как легко привыкнуть к такой жизни.

– А-а-а.

– Я здесь не так давно, но мой дом в Америке кажется далекой звездой на другом конце галактики. Еще несколько недель, и я сомневаюсь, что вспомню, кто я есть.

– Может, здесь вы настоящий!

– Будет тяжело вернуться домой.

– Кто сказал, что вы должны?

– О, я вернусь. Я должен, по многим причинам.

Лина слегка пожала плечами, словно думала, что я понятия не имею, о чем говорю. Я тоже засомневался. Протянул руку и прикоснулся к ее лицу, провел пальцем по ее скуле, губам. Я искал ответ в выражении ее лица, в ощущении от ее кожи, но понятия не имел, что хотел узнать.