Фантом. Последние штрихи - Тессье Томас

– Неужели у всех мужчин одинаковые фантазии?

Я решил начать разговор из вежливости и в то же время узнать экспертное мнение. Таким образом можно было избежать наигранной романтической болтовни, типичной для подобных мест.

– Вам не понравилось шоу? – Моя собеседница выпила коктейль с шампанским (десять фунтов) одним залпом. – Эти номера очень популярны. А что бы вам хотелось увидеть? Что-нибудь пожестче? Немного поизвращеннее? – Она ободряюще улыбнулась.

– Как вам такая фантазия? – начал я. – Вы получаете другого человека в качестве подарка. С этим человеком вы можете сделать что угодно – с роскошной девушкой или, в вашем случае, с прекрасным юношей. Короче, вся соль в том…

– Знаю, – перебила меня она. – Вы говорите о старой фантазии о рабе. Ошейник, кандалы, сделай это, сделай то! Я знаю, о чем вы, дорогуша. В этой фантазии нет ничего необычного.

– Пожалуй, вы правы, – согласился я.

– В наши дни не осталось хороших необычных фантазий, – с сожалением сказала она. Она погрустнела, как поэт, у которого закончилось вдохновение. – Но ваша фантазия не такая уж и плохая. Не поймите меня неправильно, дорогуша. Оставляет простор для вариаций…

Мне пришлось купить ей еще выпить и прослушать несколько различных «сценариев воплощения», прежде чем я смог удалиться. Но у меня было чувство, что вечер прошел не зря. Я все еще думал о «Фезерс» и о том, было ли происходящее там воплощением чьей-то фантазии или реальностью. Или, возможно, нет никакой разницы? Если платишь, фантазия превращается в реальность.

Я планировал расспросить Нордхэгена о «Фезерс» и попросить его отвести меня туда еще раз. Я решил больше не тратить время на приличия и не стесняться делать то, что хочу, и говорить о том, что мне интересно. С каждым днем у меня оставалось все меньше времени в Лондоне. У меня еще имелось больше четырех месяцев, и для того, кто сидит в тюрьме, этот срок мог бы показаться огромным. Но я находился в противоположной ситуации. Я наслаждался безграничной свободой и намеревался использовать ее по полной, пока у меня был шанс.

Когда в назначенный час в пятницу я приехал в клинику Нордхэгена, тот куда-то уехал. Единственным человеком в приемной за блестящей черной дверью оказалась секретарша – но она ничем не походила на обычную секретаршу.

– А, добрый вечер, – сказала она, поднимаясь из-за стола. – Вы, должно быть, Том Сазерленд, доктор Сазерленд.

– Совершенно верно.

– Я – Лина Равашоль, ассистентка доктора Нордхэгена.

– Приятно познакомиться.

Еще как приятно. Лина Равашоль была женщиной поразительной красоты. И именно слово «женщина» лучше всего ей подходило. В ней не было ничего от миленькой девушки. Я бы сказал, ей было около тридцати. У нее были темные блестящие волосы, длинные и густые. На их фоне выделялись бледная кожа и ярко-голубые глаза. Она была высокого роста, но правильных пропорций. Ее лицо и руки казались идеальными. Одно ее физическое присутствие производило немедленное и неизгладимое впечатление. Чертами лица она напоминала фарфоровую куклу, но в ней было что-то невероятное. Она казалась слишком идеальной, чтобы быть человеком. Ее красота не имела ничего общего с раздутыми пустышками из журналов для взрослых. Она походила на богиню.

Одежда была ей под стать. Она вышла из-за стола, и разрез черной юбки обнажил длинную ногу в серебристом чулке. Под открытой жилеткой на ней сидела белая блузка. Не очень разбираюсь в видах тканей, но готов поспорить, что ее фигуру облекали почти одни сплошные шелка. Единственным украшением на ней был ярко-голубой опал на серебряной цепочке вокруг шеи.

Лина Равашоль была из тех женщин, которых можно увидеть на страницах журнала «Вог». Она не подходила на роль ассистентки доктора Нордхэгена, но тогда меня это не особо волновало. Позже я понял, что дело обстоит ровно наоборот: она лучше всех подходила для работы с клиентами (в косметической хирургии не существует пациентов, только клиенты). Представители высшего общества не вызвали бы у этой женщины смущения.

– Мне очень жаль, но этим вечером доктор Нордхэген не сможет с вами встретиться, – сказала она. – Около часа назад его неожиданно вызвали по срочному делу, и он не смог до вас дозвониться.

– A-а. Очень жаль.

– Доктор свяжется с вами, чтобы договориться о другой дате и времени, если вы не против.

– Конечно, без проблем.

– Хорошо, – скорее выдохнула, чем произнесла, Лина Равашоль. – Доктор попросил меня поужинать с вами вместо него. Я с радостью согласилась.

Я надеялся, что на самом деле она ему этого не говорила. Я надеялся, что она подождала, пока я не приеду, и приняла решение только после того, как меня увидела.

– Мне не хотелось бы доставить вам неудобство, – сказал я.

– Никаких неудобств.

– Вы уверены? У вас больше нет никаких планов на этот вечер?

– Никаких.

– Что ж, хорошо. Не знаю, сказал ли вам Роджер, но я в Лондоне недавно и мало что здесь знаю. Куда вы хотели бы пойти?

– Вы наш гость, – сказала она радостно. – Обо всем уже позаботились. Для нас приготовят приватный банкетный зал в «Фезерс». Вы не против?

– Только за.

– Хорошо. Я буду готова через минуту.

Она исчезла в другой комнате. Нордхэген подготовил для меня сюрприз, но я не возражал. Я был благодарен за возможность поужинать с такой роскошной женщиной.

Только в тот момент я заметил, что приемная у Нордхэгена тоже необычная. Кресла обиты тонкой кожей, ковер с длинным ворсом и картины на стенах, похожие на настоящие произведения искусства. Стол Лины Равашоль казался жемчужиной французского антиквариата. На нем стояли телефон и большая хрустальная ваза с огромным букетом живых цветов. На журнальном столике лежали журналы для клиентов – французские, итальянские и британские «Вог», «Вэнити Фэйр», «Нью-Йоркер».

– Вы готовы?

Лина Равашоль вернулась в серебристой шубе.

– Готов.

Рядом с этим сногсшибательным созданием я чувствовал себя бомжом, но если она не возражает, то уж я-то в любом случае не против. Мы дошли до «Фезерс» пешком. Те же два парня без вопросов пропустили нас внутрь. Лина оставила шубу в маленькой гардеробной.

– Давайте выпьем в музыкальном баре, – предложил я. – Если, конечно, у нас есть на это время. Или пойдем сразу ужинать?

– Как хотите, – сказала она. – Мы можем поужинать, когда будем готовы. Еще рано. Напитки были бы кстати.

– Хорошо.

Я чувствовал себя как ребенок, который упустил какую-то бесценную возможность и у которого чудесным образом появился второй, еще более прекрасный шанс. Лина отвела меня к столику в самом дальнем и темном углу музыкального бара. Заказ у нас приняла знакомая нимфа, облаченная в шелковые платки. Лина заказала «Столичную» со льдом, и я почувствовал себя слабаком, потому что выбрал белое вино с содовой. В компании Нордхэгена я был не прочь напиться. Но с этой женщиной мне хотелось попытаться остаться по возможности трезвым. Как говорится, это – совсем другое дело.

Одна из причин, по которой я предложил выпить в музыкальном баре, заключалась в том, чтобы увидеть реакцию Лины на обнаженную красавицу-официантку. Конечно, я повел себя по-детски, и Лина не обратила на девушку никакого внимания – с тем же успехом нас мог обслуживать рыцарь в доспехах.

Как и в мой прошлой визит, порции напитков были гигантскими, и вскоре мы с Линой покончили с неловким разговором ни о чем и почувствовали себя более расслабленно. Заказав вторую порцию, мы заговорили о Нордхэгене и «Фезерз». Я почувствовал, что Лина старается не сказать лишнего, но в то же время не заметил, чтобы она что-то от меня скрывала.

– Роджер назвал это место фантазией, – сказал я. – И мне кажется, это слово подходит лучше всего. Но мне интересно, что думает об этом заведении женщина?

– Похоже на фантазию, – согласилась она.

– На глупую? На пошлую мужскую фантазию?

– Вовсе нет. Я не вижу в фантазиях ничего глупого. Думаю, все вокруг должно быть фантазией. Вы не согласны? Стоит оглядеться, на любой улице, в любом городе, открыть любую газету – и вы увидите, какой выбор нам предлагается вместо фантазии.