Наследники Ассарта - Владимир Михайлов

– Заверяю вас, Великий донк, что к своей жизни я отношусь достаточно пристрастно и не рискую ею без надобности.

– Вы меня успокоили. Теперь я могу на время покинуть вас.

Генерал встал. Оба вновь обменялись приветствиями. Но на этот раз взгляды их не звенели.

Затем Плонт с телохранителями вышел. Но генералу не суждено было остаться в одиночестве: место исчезнувших тотчас же заняло уже не двое, а четверо других, во главе с доверенным.

Ги Ор вновь уселся, вытянул ноги, откинулся на спинку и в такой позе пробыл не менее получаса. Он даже смежил веки, так что могло показаться, что генерал дремлет.

Потом внезапно встрепенулся. Встал.

– Пойдемте прогуляемся по коридорам, – сказал он доверенному тоном не просьбы, но распоряжения.

– Я не уверен…

– Это – с позволения Великого донка.

– Так точно, я знаю. Но это не в интересах безопасности… Да и вообще – зачем? Я мог бы удовлетворить ваше любопытство, не выходя из комнаты.

– Это потом. Я просто не привык сидеть так долго без движения. Или, если вам нужен какой-то повод – я намерен присмотреть себе номер в этой гостинице – на случай, если когда-нибудь придется стать в ней на постой. – Он усмехнулся. – Хорошо. Если говорить серьезно – мне приходилось слышать о Сокровищнице Властелинов. Я имею в виду, конечно, то, что доступно обозрению гостей. Я ведь здесь гость?

– Разумеется, но… там сильная охрана.

– Ну и что? Я ведь не собираюсь похищать реликвии – или затевать с кем-то драку. Просто хочу воспользоваться случаем. Когда еще такой представится?

Доверенный пожал плечами:

– Ну, если… Простите, как принято к вам обращаться?

– Называйте меня «Ваша Победность».

– Если Вашей Победности так угодно…

И скомандовал охране:

– За нами по расположению шагом марш!

Выйдя в коридор, поинтересовался:

– Направо, налево? В Сокровищницу Властелинов отсюда ведет несколько путей: одни – короче, зато другие – удобней…

Генерал чуть подумал.

– Мы пришли справа, не так ли? В таком случае – налево. Или, еще лучше: туда, где будет попадаться меньше народу. Коридоры тут слишком узки.

– Совершенно разумно, Ваша Победность. В таком случае – сейчас налево, и на первом же пересечении – направо и вверх.

– Готов следовать за вами.

Трое охранников шумно сопели сзади.

3

– Итак, Великий донк…

– Итак, Предводитель…

– Кажется, никаких разногласий между нами не осталось?

– Полагаю, что нет, Предводитель. В конце концов, ваши условия меня вполне устраивают.

– А ваши – меня. Но вы уверены в том, что, если я гарантирую свободный проезд, – все донки в самом скором времени покинут Жилище Власти вместе со всеми своими людьми?

– Я не сказал «все», если быть точным. Но смело могу поручиться за большинство.

– Не могли бы вы выразить это языком цифр?

– Допустим, девяносто процентов – по числу донков. А если исходить из количества воинов – то и все девяносто пять.

– Прекрасно. Большего и не требуется.

Предводитель и на самом деле был очень доволен. Но все же, чтобы закрепить достигнутое, намеревался выполнить и вторую часть своего замысла.

– Великий донк, – сказал он после краткой паузы, когда казалось уже, что пришла пора прощаться. – Для того, чтобы вам стали предельно ясны мои замыслы в отношении будущего правопорядка на вашей планете, я хотел бы представить вас человеку, в котором вижу будущего Властелина Ассарта. Но поскольку он пребывает еще в младенческом возрасте и потому не сможет высказать вам слова благодарности – я надеюсь, что от его имени это сделает его мать.

Донк Намир помедлил чуть более секунды:

– С удовольствием встречусь с людьми, о которых вы говорите, – осторожно ответил он затем. И, еще чуть помедлив, добавил: – Я понимаю, Предводитель, о ком вы говорите. Она что – на самом деле красива?

– Я плохой судья в этих вопросах. Но считают, что – да.

– Это, так сказать, вроде подарка фирмы за дорогую покупку? Жду с нетерпением!

4

Великий донк Плонтский был приятно удивлен. Чтобы не сказать более. Во всяком случае, он склонился перед дамой со всем почтением и головной убор свой (на этот раз не старинную церемониальную шляпу, но всего лишь военную каскетку, полностью соответствовавшую его маскировочному комбинезону) снял и плавно отвел в сторону, как и полагалось, а после неуловимо краткой паузы и преклонил колено – не коснувшись, впрочем, пола. Быть может, причиной послужило то, что пол был грязноват.

Да и вся обстановка, в которой помещалась теперь бывшая любовница Властелина, ныне же – Мать Наследника, могла показаться сколько-нибудь приемлемой только, если сравнивать ее с казарменным убранством остальных помещений в обширном подвале: сюда притащили кое-какую уцелевшую в соседних развалинах мебель, включая даже клав-арфу, которая только зря занимала место, поскольку играть на ней Леза никогда не училась. Кое-что – кровать, например, а также большое трехстворчатое зеркало – было взято даже не с улицы (стекло плохо сохраняется, когда рушатся стены), а реквизировано у населения в уцелевших домах. Однако для Плонта, с детства понимавшего толк в убранстве, все это подходило бы, в лучшем случае, средней руки мещанке (какой Леза в прошлом и была), но никак не Матери Наследника; Плонт же всем своим поведением показывал, что безоговорочно признал женщину именно в таком качестве.

Может быть, конечно, то был всего лишь политический расчет. Да ничего иного и быть не могло, пока Плонт ее не увидел. Но он увидел. И сразу же политический расчет если и не отступил на задний план, то во всяком случае сравнялся весом с удовольствием чисто эстетическим, какое неожиданно испытал Великий донк при первом же взгляде на Лезу.

И дело было, разумеется, не в том, что ее, после крутого приказа Охранителя, успели приодеть, снабдили также и всяческой косметикой, пусть и не высших сортов (за счет все той же реквизиции). Обстановка, костюм Матери Наследника и макияж были, по мнению Плонта, просто убогими, не говоря уже о почти полном отсутствии драгоценностей (солдаты и их реквизировали, но как-то так получилось, что не донесли до места). Нет, все это не могло произвести на человека из высших (и богатых) кругов никакого впечатления – и не произвело. Так что вовсе не эти мелочи сыграли роль.

Дело заключалось в той внутренней перемене, которая, неожиданно для самой Лезы, произошла в ней после того, как Охранитель позволил ей, и даже не позволил, а заставил ее вдруг увидеть себя иным образом, в совершенно новом качестве. Слова Повелителя Армад послужили запалом; заряд сработал, плотина, все это время незримо существовавшая в ней, рухнула – и накопленное чувство хлынуло наружу.

А копилось оно, помимо желаний и ощущений самой женщины, уже достаточно давно. С того самого времени, когда она впервые предстала перед Изаром и была им признана и принята. Нельзя долгое время находиться рядом с властью, быть близким ей и плотью, и духом – и не впитать этого, не заразиться, если угодно, этим ощущением могущества. А когда эта копившаяся где-то в подсознании женщины субстанция начала, скажем условно, из газообразного состояния переходить в жидкость, которая тут же и кристаллизовалась, превращаясь в вещество небывало устойчивое, которое можно было бы исторгнуть из организма разве что при помощи хирургического ножа, а скорее – топора, – тогда она уже окончательно превратилась в существо, способное на великую Власть, хотя сама тогда еще этой перемены в себе не сознавала.

Это ощущение было заперто в ней воспитанным с детства осознанием «своего места» и ею самою лелеемым представлением о своей ничтожности рядом с самим Властелином; и еще прочнее замкнулось, пока ее увозили, привозили, прятали, тащили, насиловали… Великая воля, уже жившая в ней, всеми событиями внешней жизни все сжималась и сжималась. И, может быть, задохнулась бы совершенно, если бы не родился ребенок. Потому что и он ведь был великим по происхождению и стал как бы мостиком между нею – и Величием. При нем ее ощущение не только причастности к Власти, но и своей неотъемлемости от этой Власти сформировалось окончательно. Воля, стиснутая до предела, нашла убежище: в нише, какую образовал ребенок, Наследник, она была уже недоступна для каких угодно воздействий. Но печать, закрывавшая выход, еще существовала, хотя на деле все размывалась изнутри; слов Охранителя оказалось достаточно, чтобы преграда рухнула, печать отлетела – и Леза превратилась в человека, пропитанного духом Власти и излучающего зримый свет этой Власти – сперва робкий, но все усиливающийся.

Людям, находившимся рядом с нею, это еще не стало ясным; они не понимали, что ныне относились к ней иначе, чем совсем недавно, не потому, что так приказал Охранитель, но вследствие того, что относиться к ней по-другому было теперь просто нельзя. Они ощутили величие, еще не научившись видеть его.