Мрачные сказки - Ши Эрншоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поставив на траву у ног пустую кружку, Леви с трудом распрямляется.
– Уже поздно, – бормочет он.
Хлопнув меня по плечу и кивнув, Леви делает несколько шагов вперед, потом сворачивает в сторону и исчезает в темноте. Я вглядываюсь в место, где он исчез, и смутное подозрение начинает оформляться в осознание, вмиг озаряющее разум. И дело вовсе не в том, что именно сказал Леви. Загвоздка в том, как его глаза уклонялись от моего вопрошавшего взгляда, как сбивалось его хриплое дыхание, как проседал его голос. Конечно, он был пьян, но суть в другом. Леви лжет!
Я стою на крыльце его дома, спрятавшись в тени, упершись плечом в выпуклое бревно. В переднее окно мне хорошо видно, как Леви подходит к застекленному шкафчику-горке и достает оттуда новую бутылку виски. Темная, рыжевато-коричневая жидкость расплескивается на деревянный стол, но Леви удается наполнить бокал. Поднеся его ко рту, он залпом выпивает виски, ставит бокал на стол, но больше не подливает.
Камин в гостиной разожжен; повсюду в доме горят свечи – должно быть, кто-то из общины зажег их раньше, чтобы нашему предводителю по возвращении с невестой домой не пришлось бы на ощупь копошиться в темноте. Леви подходит к камину и что-то бросает в огонь. Похоже на маленькое поленце. И почти тотчас же сквозь преграду из оконных стекол, приглушающих звук, я слышу слабый хлопок. Похоже, закрылась задняя дверь. Повернув голову, Леви прислушивается. Несколько секунд стоит тишина, а потом раздаются шаги.
– Леви? – окликает хозяина дома женский голос.
Мне хорошо знакома его восходящая интонация. Это не Алиса Уивер, бродящая по дому в поисках новоиспеченного мужа. Это Би.
Леви проходит в заднюю часть дома – на кухню, что смотрит на лес позади. Голос Би звучит очень тихо, мне не удается разобрать слов. Но вскоре они оба снова появляются в тусклом свете гостиной. Держа Би за руку, Леви ведет ее по лестнице наверх. Когда они исчезают из виду, я осторожно захожу в дом. Дверь оставляю приоткрытой – чтобы в случае чего выскочить на улицу. Поначалу я не понимаю, что я делаю, зачем проник в дом и что надеюсь найти. Может, какое-нибудь доказательство того, что Леви знает больше, чем говорит? Ступая как можно тише, я пробираюсь в его кабинет.
Он обставлен мебелью из темных пород дерева; тяжелые шторы плотно задвинуты. Раньше я никогда не задерживался тут надолго – не было причин. Но сейчас я внимательно осматриваю громоздкий рабочий стол. Он стоял здесь задолго до основания Пасторали – старинный крепкий стол из массива дерева, способный послужить еще сотню лет, на прочных деревянных ножках и с гладкой, лакированной столешницей.
Обойдя отодвинутый деревянный стул, я начинаю выдвигать ящики. Нахожу еще одну бутылку виски, несколько книг о местных растениях, коробочку с ключами от автомобилей, ржавеющих теперь на стоянке у южной границы. Ничего примечательного. Ничего, что помогло бы мне найти ответы на вопросы, звенящие в голове. На самом деле я даже не уверен, насколько они верные, что именно мне следует искать.
Выскользнув из кабинета, я возвращаюсь в гостиную. Пламя в камине уже затухает, но свечи на каминной полке по-прежнему горят. Внезапно в мои мысли вторгается образ Алисы. Пока она празднует свадьбу с Леви, ее муженек в этом доме, в спальне на втором этаже, встречается с другой женщиной. Мне становится не по себе. Мне больше не хочется здесь оставаться.
Пора уходить, пока меня не застукали. Но стоит мне двинуться к выходу, как взгляд падает на очаг. И выхватывает то, на что я поначалу не обратил внимания. На тлеющих поленьях лежит какой-то предмет, квадратный и явно сделанный руками человека. Отступив от уже открытой двери назад, я встаю перед камином на колени. В левом виске возникает странная пульсирующая боль. Вооружившись тяжелой железной кочергой, я подгребаю находку к себе. Секунда – и она выкатывается из очага на пол.
Это деревянная шкатулка. Ее края еще тлеют. Загасив звездочки пламени, я сдуваю со шкатулки сажу. Жду, когда она остынет, и только тогда беру в руки. Шкатулка маленькая, величиной с мою ладонь. И все еще теплая, но руку уже не обжигает. Вот что Леви бросил в огонь, когда я наблюдал за ним с крыльца! А я-то подумал, что это просто поленце или толстая щепка для розжига. Я ошибся, но вовремя смог все исправить.
Я спас шкатулку от огня. Петли слегка оплавились, но мне удается вскрыть крышку. Внутри клубочек металла. Блестящий, серебристый. На миг перед глазами все мельтешит. Проморгавшись, я достаю и расправляю на ладони находку. Это длинная серебряная цепочка! И на ней четыре подвески: четыре крошечные книжечки с цифрами, выгравированными на «обложках». Леви бросил шкатулку в камин, он пытался ее сжечь. Наверное, он думал, что цепочка расплавится в деревянной шкатулке и превратится в лужицу дрожащего металла. Но она не сгорела.
В шкатулке есть что-то еще. Сложенное и придавленное к дну. Это листок бумаги. Записка. Несгоревшая! Даже не опаленная! Трясущимися пальцами я разворачиваю листок; пробегаю глазами текст. Я уже знаю, что это. Третья страница из блокнота Тревиса Рена. Последняя недостающая страница…
Би
Было ошибкой прийти сюда. Я открываю заднюю дверь, переступаю порог. Нога попадает в знакомую ямку в деревянной половице. На кухне пахнет свечным воском. Слух улавливает слабые щелчки: это потрескивают угольки в камине, находящемся в другом конце дома.
Леви один, Алисы Уивер с ним нет. Я слышала, как она заливалась на вечеринке веселым смехом, когда другие кружили вокруг невесты, прикасаясь завистливыми пальцами к ткани ее платья – наряда, в который облачались многие женщины общины в день своей свадьбы. Это платье, по их словам, уже давно потеряло былую белизну, приобрело желтоватый оттенок яичной сокрлупы, а его подол – в пятнах, не желающих отстирываться.
Алиса Уивер наслаждалась всеобщим восхищением, вдыхала его полной грудью, словно оно изначально предназначалось только ей. А ведь это не так! Это мной должны были восхищаться!
Я проскальзываю в дом Леви холодной осенней тенью; в горле клокочут слова, готовые выплеснуться наружу и обжечь язвительным ядом. Но стоит двери захлопнуться, и до меня доносятся неверные шаги по деревянному полу. А еще – затрудненное, неровное дыхание. Он слишком
