Мрачные сказки - Ши Эрншоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот и сам жених! Он появляется с восточной стороны, под руку с невестой, Алисой Уивер. Они проходят в центр группы, густые волосы Алисы отливают в свете свечей медным блеском. Внешность у нее заурядная; нос неровный, зубы маленькие. Но зато она слывет хохотушкой. И смех у нее заразительный – звонкий и легкий.
Может быть, поэтому Леви предпочел ее Би? Алиса станет ему послушной, уступчивой женой, которая не будет перечить и нарушать заведенный порядок вещей. Хотя об этом и не говорится открыто, но в общине многие знали о «тайных» отношениях Леви и Би. И я надеялся, что он не разобьет ее сердце, что он позаботится о ней. Но, похоже, он в последние дни раскрылся.
Тихий гул голосов затихает, музыка смолкает – всеобщее внимание приковано к нашему предводителю. Первые слова, слетающие с губ Леви, звучат невнятно, неразборчиво, словно язык у него заплетается, а в горле застрял ком. Вынужденно прокашлявшись, он снова пытается заговорить:
– Мы дали обещание. – Голос Леви срывается.
Алиса сбоку от него неловко ухмыляется, ее поза напряжена. Лишь она удерживает его в вертикальном положении.
– Почитать эту… землю. И она будет… нас обеспечивать. Она будет… – взмахивает рукой Леви, указывая на территорию вокруг нас, на деревья и поля справа, – она будет давать нам еду, чтобы прокормить нас, сделать сильными. Сделать нас…
Леви делает глубокий вдох, словно хочет заставить свои легкие дышать, и уже ясно, что он потерял ход мысли.
– Тост за нашу общину. За нашу преданность друг другу.
Леви ничего не говорит о своей женитьбе, о причине, по которой мы все собрались, он даже ни разу не упоминает имени невесты. И тем не менее с лица Алисы не сходит кривая ухмылка.
Стаканы с забродившим яблочным вином взмывают в воздух, и под звон стекла Леви опускается в кресло возле шеренги деревьев. Его замутненный взгляд тщетно пытается сфокусироваться под возобновившуюся музыку и болтовню. Алиса уговаривает его что-нибудь съесть, но он отмахивается от невесты, и она отходит к дереву Мабон, у которого группа женщин готовится к церемонии завязывания ленточек.
Настроение у Леви сегодня явно не радостное. Он пьет, чтобы забыться, а не веселиться.
– Перебрал Агнесиного вина, – кивает на Леви Генри.
– Не грех напиться на своей свадьбе, – отвечаю я, почему-то в защиту Леви, хотя сам уверен, что это бракосочетание преследовало совсем иную цель – отвлечься и отвлечь всех нас от недавних событий.
– Что-нибудь слышно о ребенке Колетт? – глядя на Каллу, осведомляется Генри. Он думает, что нас ежедневно информирует об этом Би. Но мы ее не видели уже несколько дней.
Помотав головой, Калла отводит взгляд в сторону. Ей не хочется заводить разговор о Би – своей сестре, ставшей призраком.
Я отпиваю глоток вина. Оно мутное, почти без градуса, но хорошо согревает мне грудь и немного расслабляет.
– Что-то не видать здесь твоей сестры, – все-таки заводит этот разговор Лили Май. – То я чуть ли не каждое утро видела, как она выскальзывала украдкой из дома Леви. А недавно перестала. А тут раз – и Леви женится на Алисе Уивер. Странно это, не находите?
Я кошусь на Каллу. Ее кожа пышет жаром. Внутри бурлит гнев.
– Мне нет дела до того, что делает сестра, – обдает жена Лили тяжелым взглядом.
– Все, что происходит в Пасторали, касается каждого из нас, – слегка вздергивает подбородок в ответ Лили.
Я понимаю: не стоит связываться. Калле не нужно спорить с Лили. А жена поворачивается так, чтобы пригвоздить ее к месту убийственным взглядом. Но заговорить и бросить ей в лицо обидные слова не успевает – Генри громко хлопает себя по колену.
– Такова цена совместного проживания, – усмехается он, пытаясь разрядить напряжение между нашими женами. – Ты всегда знаешь о своих соседях все: кто куда пришел и кто откуда вышел. Хорошо это или плохо – с какой стороны посмотреть!
Генри поднимает стакан в надежде, что мы чокнемся за это. Но его никто не поддерживает. И он пьет один – прикрыв глаза и слегка морщась, пока кислая жидкость стекает по его глотке.
Калла отворачивается. Музыка становится бодрее, и уже больше людей, разгоряченных вином, пускаются в пляс. Им хочется забыть, что случилось. Напиться и заглушить в себе боль. И я не могу их за это винить – я бы тоже хотел забыться. Только сознаю: забвение не отменит того, что уже сделано.
Я жажду другого, возможно, компенсации. Мне надо изобличить обман, раскрыть правду обо всем, что здесь случилось. С Эшем и Тёрком, с Мэгги и Тревисом. Какой бы кровавой и ужасной она ни была.
Калла резко отстраняется от меня. Наверное, хочет подлить себе вина. А может, попросту избавиться от Лили. Генри снова пытается пошутить: Агнесино вино не успело перебродить, потому что ему изменило терпение. Но я его почти не слушаю. Мой взгляд следит за Леви. Тот поднимается с кресла и нетвердой походкой направляется к кромке опушки. Еще миг – и он скрывается в тени от деревьев.
Генри еще что-то говорит. Спрашивает о плодах, что мы законсервировали про запас. Но я, извинительно улыбнувшись, отхожу. Мне нужно кое-что сделать. И, обойдя группу танцующих людей, я ныряю под полог деревьев, вслед за Леви.
Би
Голова стала ясной. Свежей, как холодное декабрьское утро. Я не замечала этого раньше, но мой разум застил серый вихрящийся туман. Как долго это продолжалось? Годами? А теперь он начал улетучиваться и рассеиваться перед глазами.
Я уже несколько дней не видела Леви. Похоже, время вернуло мне здравомыслие. Не в том смысле, что любовь слепа, и ты обретаешь способность трезво рассуждать, лишь избавившись от ее оков. А через реальные, тактильные ощущения. Как будто до этого я блуждала в камышовых зарослях, ноги утопали в болотине, а руки пытались уцепиться за опору, которой не было. А сейчас тело начало менять свою старую кожу, высвобождаться из пут, которые сковывали мои запястья, – «щупалец», которыми Леви обвил всю меня.
Теперь его со мной рядом нет. И за те ночи, что я провела под открытым небом, засыпая под звездами, что-то во мне поменялось, словно очистилось. И порой, пробуждаясь – еще до рассвета, – я вижу сквозь завесу деревьев крошечные точки света. Мне будто
