Мрачные сказки - Ши Эрншоу

Тео

Я подхожу к Леви. Он покачивается, глаза стеклянные. И все же в том, как его плечи клонятся на сторону, а губы то плотно сжимаются, то порывисто размыкаются, проглядывает раздраженная нервозность.

– Я пошел на это ради них, – рычит он так, словно я прервал его на полуслове, хотя до моего прихода он стоял в полном одиночестве.

– На что ты пошел?

Верхняя губа Леви недовольно подергивается, глаза косятся на людей, подремывающих под гирляндами огней.

– Они не знают, что там… А я знаю… – Леви осекается, икает и слегка притоптывает левой ногой, а потом пытается выпрямиться.

И мне становится его жалко. Он сейчас ничем не напоминает того человека, каким был неделю назад – до родов Колетт и бегства Эша и Тёрка за помощью. Такое впечатление, будто Леви потерял часть себя.

Вздернув подбородок, он поднимает глаза, словно хочет разглядеть над деревьями звезды. Но я подозреваю, что Леви не в состоянии что-либо рассмотреть. Мир для него затмила пелена.

– Они все спят, – бормочет он, снова обращая на меня взгляд, полуприкрытый веками. – А ты вот не спишь, – делает Леви еще глоток. – Ты умнее их…

Я жду, когда Леви скажет, что я – единственный, кому он доверяет, единственный, на кого он может положиться. Но его губы снова плотно сжимаются, а сам он замирает, стараясь устоять на ногах и дышать ровно. А может, ему пришла на ум мысль, которой он не желает делиться.

Достав из кармана фотографию и положив на ладонь, я протягиваю руку к Леви. Так, чтобы он смог рассмотреть снимок. Челюсть Леви отвисает, взгляд скользит по фотокарточке.

– Что это? – спрашивает он, словно не понимает, на что глядит.

Отрыгнув вино на траву, Леви склоняется вперед и буравит глазами снимок. Но не прикасается к нему и не пытается отнять у меня. На долю секунды в его глазах что-то проблескивает, ресницы подрагивают, губы кривятся. Может, он узнал женщину на фото? Или все проще? И этими странными, мелкими конвульсиями лицевых мышц он обязан выпитому вину?

– Где ты это взял? – Голос Леви звучит неожиданно ровно, даже невозмутимо, не выдавая никаких эмоций.

Я отвожу назад руку, чтобы фото было видно только мне.

– Нашел.

– Где? – этот вопрос как будто рассекает воздух.

«По ту сторону границы, – думаю я. – На участке дороги, с которого уже не видно Пастораль. Гораздо дальше того места, до которого добрались Эш и Тёрк. Глубоко, глубоко в лесу». Но Леви смотрит на меня так, словно уже знает ответ. Или подозревает. Мы смотрим друг на друга, выискивая ложь, чужую слабину, знаки, способные изобличить.

– Ты знаешь, кто она? – спрашиваю я.

Прищурив правый глаз, Леви подбирает отвисшую челюсть:

– А я должен?

– Ее зовут Мэгги Сент-Джеймс.

Леви выдыхает. В облегчении? Или это все алкоголь, вкладывающий в его жесты смысл, которого они не несут?

– В Пасторали нет женщины с таким именем, – отворачивается от меня Леви. – Тебе это известно.

Возле дерева Мабон несколько женщин, включая Алису, уже закончили привязывать ленточки из окрашенной ткани к нижним ветвям и теперь, встав кольцом вокруг его ствола и держась за концы матерчатых полос, тихо напевают. А потом начинают меняться местами, обвивая ствол дерева крестообразным узором из лент. Так они скрепляют брак Леви и Алисы, «заверяют» его у дерева. У того самого дерева, под которым всего пару дней назад были свернуты шеи двоих мужчин.

– Может быть, она пришла сюда давно, – предполагаю я.

– Последние десять лет в Пастораль никто не приходил, – напоминает мне Леви.

К нам никто не приходил с той поры, как умер Купер и лес стал опасным. Кивнув, я опускаю взгляд на фото в руке – полуразмытый образ женщины, которая взывает ко мне своим видимым глазом. Молит о чем-то. Просит ее разыскать?

– А вдруг эта женщина все-таки добралась до нас? – упорствую я. – Проникла как-то в общину, а потом с ней что-то случилось…

– А что с ней могло здесь случиться?

– Не знаю. – Перевернув фотокарточку, я читаю на ее обороте имя, написанное черными чернилами от руки. – Я думаю, сюда дошла не только эта женщина. Но и мужчина, ее искавший. Мужчина по имени Тревис Рен.

Нижняя челюсть Леви выпячивается вперед, но быстро возвращается на место.

– С чего ты это решил?

– Я нашел в нашем доме, на террасе, блокнот. Точнее, дневник. Его вел мужчина по имени Тревис Рен.

Я не планировал рассказывать Леви о блокноте, мне казалось, лучше сохранить это в тайне. Но сейчас мне вдруг захотелось убедить Леви в исчезновении двух человек. Да и лучше – менее рискованно – рассказать ему о блокноте, чем о пикапе, найденном мной на дороге, и, значит, сознаться в том, что я выходил за периметр.

– И ты думаешь, что этот человек был в вашем доме?

– Да.

– И эта Мэгги Сент-Джеймс тоже?

– Возможно…

Леви подносит к губам кружку, но та пуста. И он мотает головой:

– Если бы эти люди находились в Пасторали, если бы наведывались в ваш дом, мы бы об этом знали, – скривив губы в странную дугу, Леви, не моргая, смотрит мне прямо в глаза. По их едва заметному прищуру я понимаю: он пытается сохранить контроль – надо мной, над своими эмоциями.

Пение женщин у дерева Мабон смолкает. Теперь они держат руки над Алисой, как бы оберегая и защищая ее – в знак того, что всегда будут рядом, даже после вступления в брак и новую роль жены. А затем, смеясь и отпуская шутки, женщины расходятся.

– Тревис мог пробраться в дом ночью и заночевать на террасе без нашего ведома.

– А женщина?

Убрав фотографию в карман, я пожимаю плечами.

– Не знаю… Мне невдомек, где она ночевала… Но я уверен, что они здесь были. Оба. И нам необходимо их найти. Мы не можем просто… – осекаюсь я, захлебнувшись словами.

«Что подумает Леви? Я говорю как одержимый…»

– Ты должен успокоиться. Выброси все это из головы, – говорит Леви ласково, как отец сыну, которому привиделся кошмарный сон: «Постарайся заснуть, утром все будет хорошо!» Прокашлявшись, Леви добавляет: – Мои глаза болят от плача, легкие – от кашля, колени – от долгого стояния на них, а сердце – от веры. Если ты устал и тобой завладела боль, ступай в этот лес, ляг там и спи…

Это цитата Купера, нашего основателя. Похоже, Леви проговаривает ее сейчас мне в напоминание. Он думает, что