Благословенный Камень - Барбара Вуд

— Слава Богу. Корнелия в порядке?

— Они с мужем пока в деревне, на днях должны вернуться в Рим. Но ты, Рахиль, выглядишь просто великолепно! — Со дня их последней встречи прошло семь месяцев, и, хотя ее подруга всегда сияла здоровьем, Амелия не смогла не отметить, что сегодня она просто вся светится. Рахиль, одетая в дорогое синее шелковое одеяние, окаймленное серебряной вышивкой, помолодела на несколько лет. Взяв Амелию под руку, Рахиль сообщила, что она с дочерьми только что вернулась из синагоги и что Амелия пришла первой из гостей.

— Сегодня Шавуот, сегодня мы празднуем день, когда Моисей получил от Господа десять заповедей и Тору на горе Синай. Сегодня в Иерусалиме люди несут в храм первые собранные плоды. Поэтому мы и украсили дом цветами и растениями, чтобы не забывать, что это — праздник урожая. Это — праздник паломничества, нам с Соломоном давно хочется хотя бы один раз отметить Шавуот в Иерусалиме.

Она остановилась, заметив, как что-то блеснуло на шее Амелии. Это была золотая цепочка.

— Что это? Почему ты прячешь это ожерелье?

Когда Амелия вынула из-под туники голубой кристалл и Рахиль потянулась, чтобы дотронуться до него, Амелия отшатнулась и сказала:

— Не надо.

— Почему?

— На нем проклятие.

У Рахиль округлились глаза.

— Это ожерелье было снято с мумии одной египетской царицы.

Рахиль приложила руку к груди:

— Да защитит нас Господь. Амелия, зачем же тогда ты его надела?

— Корнелий приказал.

Рахиль ничего не ответила. Она уже давно высказала все, что думала о Корнелии.

— Я ощущаю ее присутствие.

— Чье?

— Умершей царицы. Такое чувство, будто Корнелий привез с собой ее призрак.

— В этом доме нет призраков, — сказал Рахиль, беря Амелию под руку. — Здесь ты будешь в безопасности.

Войдя в прохладный атриум, Рахиль остановилась и, взяв руки Амелии в свои, произнесла с особой теплотой в голосе:

— Я должна поделиться с тобой радостной новостью. О, моя дорогая, моя милая подруга, пока ты была в деревне, здесь произошло нечто удивительное! Ты ведь знаешь, как безрадостно мне жилось после того, как не стало Соломона.

Муж Рахиль был врачом, последователем греческой школы — учения Гиппократа, — а на таких врачей в Риме был очень большой спрос, потому что они обладала глубокими знаниями и были честны. Так обе женщины и познакомились — когда один из детей Амелии поранился, его лечил Соломон. Он с Рахилью тогда только приехали в Рим из Коринфа. Соломон рассказал, что его отец и братья тоже были врачами, а ему не хотелось уводить у них пациентов, поэтому он приехал в Рим. Брак Рахили и Соломона был одним из тех редких случаев, когда супруги любили друг друга. Взаимная любовь супругов была в римском общества крайне непопулярной, особенное же неодобрение вызывало проявление супружеских чувств в присутствии других. Амелия вспомнила, какое потрясение она испытала, когда увидела однажды, как Соломон поцеловал Рахиль в щеку. После его смерти Рахиль стала сама не своя, с его уходом в душе у нее воцарилась пустота, которую ничем нельзя было заполнить.

А сейчас она вся лучилась от радости.

— Я все время думала: «Если бы только я знала наверняка, что смогу снова увидеть моего Соломона». Теперь я точно знаю, что увижу. — И Рахиль рассказала ей о еврейском герое, которого она называла Спасителем, о грядущем Царствии, которое он предрекал, и о вечной жизни. — Христос дает нам возможность обрести мир в душе. Своей смертью он уравнял евреев с неевреями, упразднив древний закон, который стоял между ними, и провозгласив новый.

Заметив озадаченное выражение лица Амелии, она засмеялась и сказала:

— Это звучит несколько запутанно, но скоро все прояснится. Ты тоже, моя дорогая подруга, получишь ответы на все свои вопросы.

Постепенно прибывали остальные гости. Амелию удивил разношерстный состав гостей — Рахиль когда-то говорила, что Амелия ее единственная подруга-нееврейка, однако среди вновь прибывших были и другие неевреи. И, судя по всему, далеко не все принадлежали к тому кругу, к которому принадлежала сама Рахиль, — там были выходцы изо всех общественных слоев, даже рабы, которых, к изумлению Амелии, приветствовали с такой же теплотой, как и всех остальных. Это было шумное сборище. Иудаизм для большинства римлян оставался загадкой, поэтому Амелия всегда думала, что религиозные образы проходят у них в тихой торжественной атмосфере — на манер тех, которые совершаются в храмах Исиды и Юноны. Но Рахиль объяснила своей ошеломленной подруге, что подобные собрания устраиваются еженедельно после встреч в синагоге и имеют как общественный, так и духовный смысл.

В комнате стояло три обеденных стола и девять кушеток — по одной кушетке на трех гостей. Рахиль показала себя хорошей хозяйкой, потому что сажать за стол меньше девяти человек, так же как и приглашать на пир более двадцати семи человек, считалось признаком дурного тона. Светильники зажгли еще со вчерашнего вечера, потому что зажигать огонь в субботу было запрещено.

Когда все уселись, Рахиль сказала:

— Я счастлива приветствовать неевреев, которые присутствуют сегодня среди нас.

Тут же один старик, в кипе и молитвенном покрывале с бахромой, начал возмущаться вслух по поводу последнего и поплелся к выходу.

Послав за ним молодого человека, Рахиль объяснила Амелии:

— Многие из нас все еще следуют разным обычаям. У каждой общины свои правила и догматы веры. Старейшины пытаются объединить общины, но мир слишком большой. Наши братья и сестры в Коринфе придерживаются обычаев, отличных от наших, а наши братья и сестры, которые живут в Эфесе, исповедуют обычаи, отличные от тех, которых придерживаемся мы, живущие в Риме, и те, кто живет в Коринфе!

Амелия увидела, что старик возвращается; юноша убеждал его следующими словами:

— Вспомните слова пророка Исайи: «Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение мое простерлось до концов земли».

Старик сел на свое место, но, судя по его виду, слова юноши его не убедили, и ему по-прежнему не нравилось присутствие неевреев.

Рахиль начала молитву. Она запела:

— Шма Исраэль: адонай элохену адонай эхад!

И остальные вторили ей:

— Барух шем квод мальхуто леолям ваэд.

Потом Рахиль улыбнулась новеньким и повторила молитву специально для них, уже на латыни:

— Слушай, Израиль! Господь Бог наш, Господь един есть. Да будет имя Его благословенно и Царство Его ныне и присно и вовеки веков!

Встреча была целиком посвящена чтению писем и пересказу каких-то событий. Многие истории были Амелии знакомы, потому что воскресение богов не было для нее новостью. Бога Марса принесли в жертву и отправили в подземное царство, откуда он поднялся через три дня. С другими спасителями происходило то же самое еще в незапамятные времена; даже Ромул, первый римский царь, после своей смерти возник целым и невредимым перед своими последователями и рассказал им, что был отозван к богам. Юлий Цезарь и Август тоже теперь боги. И вообще, превращение людей в богов было довольно распространенным явлением. А что касается загробной жизни, об этом уже говорила Исида. Они обсуждали распятие своего спасителя. Амелия не видела в этом ничего особенного, потому что преступников распинали каждый день. Кресты были выставлены по краям дорог, ведущим в Рим, и редко когда хотя бы один из них пустовал. Что же касается того, что Иисус творил чудеса и исцелял больных, — это тоже не представлялось чем-то необычным, потому что на улицах Рима каждый день происходят чудеса — маги превращают воду в вино, знахари, лечащие при помощи молитв, заставляют ходить хромых. Но она все это вежливо слушала, удивляясь про себя наивному восторгу окружающих.