Благословенный Камень - Барбара Вуд

Он контролировал каждый ее шаг и время от времени — вдобавок ко всему прочему — отправлял ее в деревню. Амелия любила город — там были все ее друзья, ее любимые книжные лавки и театры. Каждый раз, отправляясь в деревню, она вспоминала о Юлии, дочери Августа, которую сослали на Пандатерию, пустынный вулканический остров в океане, настолько маленький, что за один час его можно было пересечь его и в длину, и в ширину. Юлии не давали вина и ее любимой еды, она не могла ни завести домашних животных, ни как-то развлечься, ни с кем-то общаться — ее лишили абсолютно всех радостей. Она умерла через несколько лет, так никого и не увидев, кроме старика, приносившего ей с берега рыбу. Такая участь постигала неверных жен — если им удавалось избегнуть казни за свое преступление.

Но Корнелий придумал более мучительное наказание. Вместо того чтобы одним ударом отсечь ее, отправив в ссылку, он оставил Амелию при себе, чтобы медленно ее уничтожать, по капле выдавливая из нее достоинство и гордость. В саду у них под открытым небом стояла статуя богини, беззащитная перед произволом стихий, ее медленно разрушали ветра и дожди. Когда-то это была прекрасная статуя с благородными чертами лица, изваянными искусным мастером, теперь же ее нос, щеки и подбородок почти совсем стерлись, лицо стало бесформенным, так что уже невозможно было разобрать, что это за богиня. Именно так воспринимала себя Амелия: статуей, брошенной на произвол жестоких стихий, которыми управлял ее муж. И так же, как статуя, она не могла убежать. В один прекрасный день, думала она, мои черты сотрутся настолько, Что меня уже невозможно будет узнать.

Наконец Корнелий встал из-за стола и протянул ей маленькую шкатулку из черного дерева.

Она удивленно посмотрела на него:

— Что это?

— Возьми.

Он привез ей подарок? Сердце на мгновение всколыхнула надежда. Может быть, за эти месяцы, проведенные в Египте, вдали от дома, он изменил свое отношение к ней? Она вспомнила о предсказании прорицателя о мужчине, простирающем к ней руки, и с волнением подумала: неужели Корнелий наконец-то простил ее.

Вздох удивления вырвался из ее груди, когда она открыла шкатулку: там лежало самое изысканное ожерелье, которое она когда-либо видела.

С закружившейся от радости головой, объятая внезапной надеждой, она осторожно извлекла из шкатулки золотую цепь и поднесла ее к свету. В мастерски обработанную золотую оправу был вставлен невиданный синий камень, гладкий, яйцеобразной формы, переливающийся красками неба, радуги и озер. Когда она надевала его на шею, Корнелиус сказал:

— По легенде, его нашли в усыпальнице египетской царицы, обманувшей своего мужа и преданной за это смерти.

Радостные надежды Амелии рухнули.

В одно мгновение она увидела свою жизнь в безнадежном свете реальности: дети больше не нуждаются в ней, муж жесток и холоден, немногие друзьям сплетничают у нее за спиной. Невыносимо. Но и уйти она не могла, потому что, по закону, Корнелий был вправе распоряжаться ее жизнью по своему усмотрению. Кроме того, она виновна. И заслужила наказание.

Вздрогнув, Амелия проснулась.

Она прислушалась; из открытого окна доносился нескончаемый шум города. Днем в Риме не разрешалось устраивать на улицах транспортные заторы, поэтому по ночам с улиц всегда доносилось цоканье копыт, а также скрипы и стоны проезжающих повозок. Но ее разбудил вовсе не шум, доносившийся с улиц.

— Кто здесь? — спросила она шепотом в темноте.

Никто не ответил, она лежала, не шевелясь, затаив дыхание. Она была уверена, что в комнате кто-то есть.

— Корнелий? — произнесла она, зная, что этого не может быть.

Внезапно по телу у нее побежали мурашки, и она почувствовала, как волосы шевелятся у нее на голове. Он села в постели, исполненная безотчетного страха. Ее спальня была залита лунным светом. Она осмотрела комнату, но никого не увидела. И все же она не сомневалась, что в комнате кто-то есть.

Выбравшись из постели, она прокралась через комнату и выглянула в окно. Крыши, башни, холмы и усеянные домами долины сияли в лунном свете. Уличные заторы были как-то необычно торжественны и бесшумны, как будто лошадьми и мулами управляли призраки.

Она ощутила на спине чье-то ледяное дыхание. Вздрогнув, она обернулась и вновь оглядела спальню. Чувства обострились. Мебель в сверхъестественном лунном свете напоминала какой-то зловещий рельеф. Ее комната не казалась больше спальней. Она навевала мысли о гробнице и мертвецах.

Она прошла по холодному полу к своему туалетному столику и посмотрела на шкатулку из черного дерева, которую Корнелиус привез из Египта. И внезапно поняла: это и есть ее таинственный гость. Ненавистный синий кристалл, пролежавший тысячу лет на груди покойницы. Когда Корнелий подарил его ей, Амелия долго и пристально разглядывала синюю сердцевину камня, и то, что она там увидела, вселило в нее такой ужас, что она убрала ожерелье, решив никогда больше не вынимать его из шкатулки.

Потому что в кристалле она увидела призрак умершей царицы.

Комнату Амелии освещали солнечные лучи, она, сидя за своим туалетным столиком, как обычно, накладывала на лицо косметику, выбирала драгоценности, причесывалась — выполняла необходимый ритуал. Эти обыденные занятия помогали Амелии не сойти с ума. Сооружая прическу, она приводила в порядок свои чувства. Ей не нужно было ни о чем думать, ни принимать решения, пока она делала то, что должна была делать. Амелия, как представительница своего круга, должна была следовать определенным правилам, и она выполняла их почти с самозабвением. Но при этом действия ее были бессмысленны и бесцельны. Когда-то она любила Корнелия, но уже давно забыла, что это такое — любовь — к Корнелию или к кому-либо вообще. Она не была влюблена в своего любовника, — человека, с которым имела близость всего одну неделю и чье лицо она теперь едва могла вспомнить. Оглядываясь назад, она не могла вспомнить те чувства, которые толкнули ее в его объятия, и, конечно, от мимолетной страсти не осталось и следа.

Измена — странная вещь. Все зависит от того, кто совершил его и с кем. В низших классах супружеская измена была чуть ли не национальной традицией, а также любимой темой театральных комедий. Но аристократия жила по другим канонам, и на неверную жену смотрели не как на женщину, обманувшую своего мужа, а как на женщину, разрушающую общественные устои. Как однажды раздраженно сказала ей Луцилла, красивая вдова знаменитого сенатора, беда не в том, что ты изменила, а в том, что ты попалась. Амелия повела себя крайне глупо — именно за это римские патриции и патрицианки не могли ее простить.