Благословенный Камень - Барбара Вуд

— Берегитесь числа четыре, госпожа, — проговорил своим скрипучим старческим голосом астролог, глядя в звездную карту.

Госпожа Амелия оторвала взгляд от зеркала и оглянулась. Она как раз накладывала рисовую пудру на темные круги вокруг глаз (как только она снова заснула, ее стали одолевать кошмары, в которых она видела страшные гробницы, саркофаги и горящую мстительной злобой мертвую царицу).

— Числа четыре? — переспросила она.

— Сегодня это ваше несчастливое число, — сказал старик, каждое утро толковавший Амелии ее гороскоп. — Его нужно избегать любой ценой.

Она уставилась на свое отражение в зеркале. Как же можно избежать числа, которое присутствует буквально повсюду? Весь мир состоит из четверок: четыре стихии, четыре ветра, четыре лунные фазы. У людей — четыре конечности, четыре камеры в сердце, четыре основные страсти?

Рабыни сооружали ей прическу, стараясь уложить волосы как можно красивее, потому что они любили свою хозяйку. Амелия была добрее других женщин своего круга и не колола рабынь шпильками, если они делали что-то не так. Обе девушки прилежно выполняли свою работу, потому что матрона должна постоянно менять свою прическу; одну и ту же прическу два раза подряд не делали. Сегодня утром длинные локоны Амелии, крашенные хной, чтобы скрыть седину, уложили в виде тиары. Она была женой Вителлиуса и всегда должна была выглядеть превосходно. Амелия носила платья из китайского шелка, ожерелья из жемчуга со дна Индийского океана и украшения из испанского серебра и далматинского золота. Со стороны ей можно было позавидовать.

— А твои таблицы говорят что-нибудь про мужчину, который приветственно простирает мне руки? — спросила она.

Старый предсказатель приподнял свои кустистые белые брови.

— Простирает руки, госпожа?

— Как будто хочет обнять или поприветствовать меня.

Он отрицательно покачал головой и стал собирать свои инструменты.

— Нет, госпожа, — ответил он и вышел.

Она закусила губу. Деревенский прорицатель никогда не ошибался. Его предсказания сбывались с наводящим ужас постоянством. К сожалению, толкователь предзнаменований не вернулся в город с остальными домочадцами.

Амелия задрожала — не потому, что замерзла, а потому, что ей стало страшно. Ожерелье. Оно пугало ее, несмотря на то, что лежало в шкатулке. Твердый и холодный голубой кристалл наводил на нее мысли о смерти. Жестокий и непримиримый цвет. Этот камень не знал пощады, как и тот, кто его подарил. Приятный для глаза, но с холодным и темным сердцем, как и сам Корнелий.

Она подумала о его власти над ней, о власти мужчин вообще. А какой властью обладают женщины? Девственностью, а значит, и личной и интимной жизнью Амелии распорядились ее отец и братья, выдавшие ее замуж. Отец передал ее с рук на руки мужу. Никогда она не принадлежала самой себе. Когда к ней в гости приходили братья, они приветствовали ее так же, как все римские мужчины приветствовали своих родственниц — поцелуем в обе щеки. Но это было не выражением привязанности, а скрытой возможностью принюхаться к ее дыханию — не пила ли она вина? — потому что употреблять алкоголь считалось непристойным. «Я даже не имею права решать, что мне есть и пить!»

Ее снова затрясло — она боялась взглянуть в зеркало, боялась увидеть за спиной призрак мертвой царицы. Ужасное ожерелье! Как будто Корнелий привез домой привидение. Если бы только она могла помолиться! Когда-то молитвы приносили ей утешение. А теперь в душе, где когда-то жила вера, царила пустыня.

Как она завидовала своей подруге Рахиль, которая была так благочестива, так предана своей религиозной общине и так уверена в своем предназначении в этом мире! Рахиль знала, что Амелия утратила веру, и осторожно пыталась убедить свою подругу обратиться в иудаизм. Но религия Рахили только озадачивала и смущала Амелию. Если ей не может помочь сотня римских богов, как же это сможет сделать один?

Задумавшись о Рахили, Амелия вспомнила, как удивилась, получив вчера от Рахили приглашение прийти к ней сегодня в гости: обычно в этот день Амелия не приходила к ней, потому что это был священный день, который назывался у них субботой. Еще больше ее изумило то, что ее приглашали на обед. Раввинистический закон запрещал иудеям садиться за один стол с неевреями, так что за все годы их дружбы они никогда не делили хлеб. Поэтому Амелия была очень взволнованна и многого ожидала от сегодняшнего дня. Только она не должна показать свою радость Корнелиусу, иначе он прикажет ей остаться дома.

Амелия знала, почему Корнелий не запретил ей дружить с Рахиль, когда лишил ее всех ее привилегий и свободы: это было единственное, что он ей оставил, единственное ее достояние, которое он мог у нее отнять, — этим он и держал ее в страхе. Если бы Корнелий лишил ее всех радостей и превратил ее в настоящую пленницу, ей уже нечего было бы терять и он не смог бы ее контролировать. И то, что она могла навещать Рахиль, было постоянным напоминанием о его власти над ней. Этим он держал ее в напряжении. Амелия никогда, вплоть до последней минуты, не знала, разрешит он ей выйти из дома или нет. Поэтому, хоть ее и радовала предстоящая встреча с Рахиль, ее радость омрачалась смутный страхом — а вдруг это в последний раз?

— День крайне благоприятствует тому, чтобы вы отстаивали свое дело в суде, ваше превосходительство, — удовлетворенно кивал, склонясь над своими вычислениями, личный астролог Корнелия. — Да, крайне благоприятствует. Думаю, что оно будет улажено к полудню.

Пока трое рабов старательно оправляли на хозяине тогу, красиво распределяя складки, Корнелиус мельком взглянул на открытые двери. Он знал, что за дверьми притаилась она, Амелия, топчется там, как курица.

Она не всегда была такой робкой. Когда-то Амелия была сильной женщиной, весь вид которой говорил о высоком положении в римском обществе, которое она занимает. И то, что она дошла до такого плачевного состояния, — полностью ее вина. Она вполне заслужила, чтобы он развелся с ней и отправил в ссылку. Но только Корнелий знал, почему он не стал с ней разводиться. Римляне не любили холостяков, особенно богатых. Император Август дошел даже до того, что объявил холостяцкую жизнь чуть ли не преступлением. Если бы Корнелий развелся с Амелией, то все незамужние девушки, все вдовы и разведенные — все женщины империи, вступившие в брачный возраст, открыли бы на него охоту. Так что Амелия была чем-то вроде прикрытия. Вообще-то, он даже рад, что все так устроилось. Амелия больше ни во что не вмешивалась и не создавала никаких помех, он больше не должен был выполнять никаких обязанностей — он вообще мог совершенно ее игнорировать, и тем не менее она была довольно удобным прикрытием от женщин, горящих желанием выйти замуж. И очень удачным.