Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Каддафи, конечно, рассчитывал, что те политики на Западе, которые охотятся за его скальпом, окажутся в меньшинстве, Америка прекратит бомбардировки накануне президентских выборов, а европейские союзники ничего не смогут сделать в одиночку. И тогда правительственным войскам не составит труда разгромить повстанцев. Ведь позиции Каддафи в Ливии по-прежнему были сильны. И хотя отдельных чиновников Западу удавалось склонить к измене, вожди бедуинских племен сохраняли верность создателю Джамахирии. «Кодекс чести бедуина, – писал The Economist, – запрещает ему предавать человека, которому он служит. И Каддафи вполне может рассчитывать на западные ливийские племена»[538]. «Люди сжигают себя, чтобы свергнуть режим, а мы готовы сжечь мир, чтобы защитить нашего лидера», – говорили его сторонники.

Однако политологи были убеждены, что на востоке Ливии Каддафи уже вряд ли когда-нибудь восстановит свою власть. Ведь именно ради того, чтобы отбить у него восточные нефтеносные провинции, США и ЕС ввязались в ливийскую авантюру (неслучайно нефтеналивные порты Брега и Рас-Лануф стали главным яблоком раздора: они трижды переходили из рук в руки). «Сотрудники ЦРУ финансировали повстанцев, многие из которых были связаны с «Аль-Каидой», – говорил влиятельный республиканец Пол Крейг Робертс, – поскольку понимали, что в противном случае Америка может проиграть в схватке с Китаем за Черный континент. Поддерживая «свободолюбивых жителей Бенгази», США надеются замедлить создание Chinafrica, и на востоке Ливии они наверняка создадут независимое государственное образование, которое разорвет все сделки с Пекином»[539].

Что же касается остальной территории страны, ястребы считали, что сохранение Каддафи у власти, пусть и в усеченной Ливии, будет воспринято как поражение Запада. «Главное, – писал The American Thinker, – чтобы Обама не пошел у них на поводу и вовремя остановился. В конце концов, многие американские президенты завершали военную миссию, добившись лишь промежуточных целей. Здесь можно вспомнить и операцию Кеннеди в Заливе Свиней, и действия Рейгана в Ливане»[540].

Если дело все-таки закончится падением берберского льва, политологи призывали западные державы не повторять иракских ошибок, зачищая ливийский госаппарат от сторонников Каддафи. Ведь, несмотря на то что поначалу Соединенные Штаты объявили баасистов вне закона, со временем они стали единственной силой, на которую можно опереться в Ираке. «Не желая второй раз наступать на те же грабли, – писал The Economist, – западная коалиция не возражает против того, что в Национальном переходном совете Ливии присутствуют люди, когда-то входившие в ближайшее окружение Каддафи»[541]. Что вообще представляет собой ливийская оппозиция на Западе, практически никто сказать не мог. И уже тогда многие предполагали, что мятежники окажутся чудовищем Франкенштейна, как это произошло в случае с афганскими талибами и иракскими шиитами.

После начала ливийской операции многие эксперты стали говорить, что Обама продолжает дело Буша, расправляясь со странами, которых неоконы включили когда-то в ось зла. «Если продолжить ряд Ирак – Ливия, – писал журнал The Nation, – следующим звеном должна стать Сирия. Три эти государства очень похожи. В арабском мире это были изгои, не попавшие под влияние США, пережившие длительный период санкций, светские, социалистические, копирующие насеровскую модель державы. И если американцы будут последовательны, а последовательность, как известно, главная добродетель, следующий удар они нанесут по Дамаску»[542].

НА ОЧЕРЕДИ СИРИЯ

Когда глава Всемирного союза мусульманских богословов шейх Юсеф аль-Кардави заявил, что «следующей остановкой революционного поезда станет Сирия»[543], многие эксперты возражали ему, отмечая, что режим Башара Асада – один из самых стабильных на Ближнем Востоке. Однако в середине марта 2011 года Сирию, действительно охватили беспорядки, которые застали врасплох не только западных политологов, но и местные власти.

Беспорядки начались в середине марта в городе Дераа на юге Сирии. Разъяренная толпа сожгла дворец правосудия, здание местного отделения правящей партии «Баас» и сбросила с пьедестала статую Хафеза Асада. Для властей это стало громом среди ясного неба, и республиканская гвардия во главе с братом президента Махером Асадом устроила в Дерааа настоящую резню. Погибло более ста человек, в город были введены танки, мятежные районы окружены спецназом. Тем временем волнения перекинулись на крупнейший средиземноморский порт страны Латакию и древние западно-сирийские города Хомс и Хама. В старой партийной речевке «Только Бог, Сирия и Асад» фамилию президента заменили словом «свобода». «Страха больше нет», – скандировали демонстранты, опровергая слова знаменитой диссидентки Сухаир Атасси, в начале года назвавшей Сирию «королевством молчания и страха».

Первое время казалось, что президент будет действовать по ливийскому сценарию. Власти объявили, что в стране орудуют иностранные наемники и преступные банды, и принялись разгонять демонстрации, не стесняясь использовать военную силу. Однако через некоторое время Асад, который из кожи вон лез, чтобы предстать на Западе светским просвещенным правителем понял, что топить восстание в крови он не может. «Сирийский президент пошел на попятный, – писал The Economist, – он уволил местного губернатора, отставки которого добивались манифестанты, представ в роли доброго халифа, избавляющего народ от злых эмиров»[544].

Кроме того, Асад выступил в Народном совете, повинившись перед родственниками погибших и пообещав предоставить сирийцам свободу слова, ввести в стране многопартийность и укрепить независимость судебной власти. Он вновь вспомнил о своем образе времен дамасской весны, заявив, что нынешнее правительство запоздало с проведением реформ и потому будет оправлено в отставку. Он пообещал отменить чрезвычайное положение, действующее в стране с 1963 года, и пресловутую 8-ю статью Конституции, которая наделяла «Баас» привилегиями правящей партии. У многих экспертов вызвало недоумение решение сирийского лидера выпустить на свободу несколько сотен политзаключенных, большинство из которых принадлежали к запрещенной в стране группировке «Братья-мусульмане».

Однако какие бы действия ни предпринимал Асад, на какие бы уступки мятежникам он не шел, страна продолжала бурлить. Больше всего власти опасались, что с юга волнения перекинутся на северо-восток, населенный курдами, и северо-запад, где расположены самые крупные суннитские провинции страны. «Если распадется альянс алавитской правящей элиты с суннитами, – писал The Foreign Affairs, – Сирию ждет хаос. Не случайно, многие партийные идеологи «Баас» настаивают на том, что восстание нужно давить на корню и предлагают заменить на посту президента мягкотелого Асада на его брата Махера, который считается сторонником жесткой линии»[545]. Чтобы «революционная зараза» не распространялась по стране, военные предлагали отрезать южные регионы от центральных и северных, блокировать район Друзской горы, в котором проживают около миллиона друзов, и сирийскую часть Голанских высот.

Многие в Дамаске были убеждены, что беспорядки в стране стали возможны лишь в результате «большого заговора» западных крестоносцев и израильских ястребов. Такого же мнения придерживался венесуэльский каудильо Уго Чавес. «В Ливии и Сирии, – говорил он, – реализуется один и тот же сценарий: жителей этих стран провоцируют на кровопролитные конфликты, чтобы потом осуществить гуманитарную интервенцию, завладеть их природными ресурсами и превратить в колонии»[546].

Асад, действительно, являлся для Вашингтона персоной нон грата. Он даже родился 11 сентября. Американцы не могли простить ему тесную связь с Ираном, который поставлял в Сирию оружие и планировал превратить местный порт Латакия в свою военную базу на Средиземном море. Раздражала США и поддержка, которую Асад оказывал ливанскому движению «Хезболла» (во время ливано-израильской войны 2006 года он вызвал на Западе волну возмущения, заявив, что арабские лидеры, критикующие ливанских исламистов, – это «отступники», «паразиты» и «нелюди»).

Неудивительно, что некоторые представители администрации Обамы проводили параллель между Асадом и полковником Каддафи. «Крах сирийского режима в интересах Вашингтона, – утверждал вице-президент Брукингского института Мартин Индик. – Это могло бы стать хорошим противовесом иранскому влиянию в регионе, которое резко возросло после падения режима Мубарака в Египте, шиитских волнений в Бахрейне и охлаждения американо-саудовских отношений»[547]. Однако реалисты в США утверждали, что, несмотря на заигрывания Асада с Тегераном, светское правительство алавитов может оказаться меньшим злом по сравнению с радикальными суннитами, которые придут ему на смену.