Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Военное вмешательство западных стран позволило ливийским повстанцам перехватить инициативу у армии Муамара Каддафи. Однако участники международной коалиции долго не могли определить конечную цель операции «Одиссея». К тому же интервенция в Ливии, по словам политологов, могла окончательно взбаламутить весь Ближний Восток, ведь для мятежников стало очевидно, что чем ожесточеннее их сопротивление правящему режиму, тем больше они могут рассчитывать на поддержку Запада.

Для большинства американцев оставалось загадкой, почему президент Обама, не получив даже одобрения конгресса, ввязался в ливийскую авантюру. Критики указывали, что режим Каддафи не представляет угрозы для национальной безопасности США, обвиняли президента в узурпации военных полномочий, несдержанности и безрассудстве. Представитель прогрессистской фракции демократов, бывший кандидат в президенты Деннис Кусинич предложил даже вынести Обаме импичмент за втягивание страны в третий ближневосточный конфликт.

Не менее категоричен был и идеолог крайне правого изоляционистского крыла республиканцев Патрик Бьюкенен, назвавший политику администрации «гуманитарным идиотизмом». «Обаме, – заявил он, – следует вспомнить слова американского посла в России Джона Рэндолфа, который в 1830 году призвал Америку отказаться от помощи грекам, восставшим против турецкого владычества. «Почему мы должны помогать им? – писал Рэндолф. – Их семь миллионов. Мы же защитили себя, когда нас было всего три миллиона, притом против державы, по сравнению с которой турок покажется ягненком»[528].

«Война мистера Обамы» не пользовалась популярностью и в американском обществе. Операцию в Ливии поддерживали 47 % американцев, против выступали 37 %. Для сравнения: за вторжение в Ирак в 2003 году выступали 76 %, против – 20 %. Про Афганистан и говорить нечего: за вооруженную борьбу с талибами в конце 2001 года высказывались 90 % опрошенных, а против – всего 5 %[529].

Как это ни парадоксально, поведение Обамы не устраивало и тех, кто с самого начала выступал за военное вмешательство. Они сетовали, что президент решил нанести удар слишком поздно, когда берберский лев уже оправился от первоначального потрясения и начал теснить повстанцев. Но, пожалуй, больше всего их раздражали заявления Обамы о том, что Америка будет играть в ливийской операции «вспомогательную роль». «Он постоянно рефлексирует, осторожничает и ведет себя так, будто руководство свободным миром доставляет ему неудобство»[530], – говорил сенатор Линдси Грэм. А старый приятель Буша-младшего консервативный республиканец Рик Санторум и вовсе считал «национальным унижением» тот факт, что во главе западного воинства идут «французики». «У нас не главнокомандующий, а главнонаблюдающий»[531], – подводил итог будущий участник республиканских праймериз 2012 года Ньют Гингрич.

Либералы, напротив, хвалили президента за многосторонний подход и не возражали против лидирующей роли европейских стран. «Обама совершил настоящую революцию во внешней политике, – писал редактор The Newsweek International Фарид Закария. – Он порвал с традициями времен холодной войны, когда американцы солировали во всех военных операциях «свободного мира». И вместо того чтобы стать главным действующим лицом ливийского шоу, занял место на скамейке запасных. Участвовать в операции он согласился лишь после долгих уговоров. Думаю, это верная тактика, ведь Америке всегда больше подходила роль империалиста, действующего по принуждению»[532].

Было непонятно лишь, справятся ли с ролью лидера европейские державы. Операция «Одиссея» была передана в ведение НАТО. Однако, как писал The Economist, «в Североатлантическом альянсе – разброд и шатание. Американцы рассчитывают переложить все тяготы и расходы, связанные с вооруженным конфликтом, на европейских союзников, европейцы же уверены, что Америка рано или поздно возглавит операцию»[533]. Франция и Британия основной задачей международной коалиции считали свержение Каддафи, Турция – единственная мусульманская страна НАТО – ставила им палки в колеса, не желая признавать право союзников наносить точечные удары по стратегическим объектам, тяжелой технике и артиллерии ливийцев.

Большинство европейских стран раздражали амбиции Николя Саркози, который утверждал, что Париж не будет подчиняться командам из Брюсселя, поскольку НАТО играет в ливийской операции чисто техническую роль и не способна понять историческую миссию французов». Союзники призывали остудить пыл «венгерского клоуна, возомнившего себя Бонапартом», итальянцы обвиняли его в «неоимпериалистическом подходе», а немцы – в желании разрушить европейское единство. Франко-германский союз, составлявший всегда ядро ЕС, трещал по швам. Самоуверенное поведение Саркози было воспринято в Берлине в штыки. «Это оскорбительно, – говорили немецкие политики, – что Франция не захотела даже проконсультироваться с Германией по ливийскому вопросу». А министр экономического развития ФРГ Дирк Нибель обвинил Париж и Лондон в двойных стандартах. «Примечательно, – заявил он, – что именно те страны, которые с таким задором бомбят Ливию, продолжают экспортировать ливийскую нефть»[534].

Критики операции «Одиссея» не понимали также, кто будет ее спонсировать. Два ближневосточных конфликта и так являлись непосильным бременем для американской казны, и на третий у Вашингтона практически не было денег. Европейские страны в 2011 году были вынуждены существенно сократить свои военные бюджеты, и, если бы ливийская эпопея затянулась, могли просто вылететь в трубу. К тому же было неясно, чего, собственно говоря, добиваются западные страны. Хотят ли они установить в Триполи марионеточный режим, взять под контроль нефтяные месторождения, создать форпост в Северной Африке, или крестовый поход в ливийскую пустыню – это непродуманная бесполезная авантюра, ввязаться в которую США и Европа решили с досады оттого, что события в арабском мире развиваются совершенно не так, как им бы хотелось: лояльный Мубарак вынужден уйти, а непредсказуемый и эпатажный Каддафи, которого американские политологи окрестили «Вуди Алленом мировой сцены», продолжит мозолить им глаза.

Конечно, у союзников были неплохие шансы быстро разделаться с армией «ливийского диктатора». Ведь хроническое недоверие к военным и политические идеи народовластия привели к тому, что армии в обычном понимании этого слова в Ливии не было – был набор бригад, более или менее боеспособных. Об их боеспособности можно было судить хотя бы по войне с Чадом 1983–1987 гг., когда ливийские войска не смогли одержать победу над плохо вооруженным малочисленным противником.

В конце весны – начале лета 2011 года положение Каддафи становилось все более шатким. На саммите «восьмерки» в Довилле, который проходил в конце мая, традиционный союзник Ливии – Россия – присоединилась к западным державам, требующим, чтобы лидер ливийской революции уступил власть повстанцам. Мятежное правительство в Бенгази говорило об «агонии ненавистного полковника», на сторону оппозиции переходили высокопоставленные ливийские военные: офицеры и генералы, утверждавшие, что правительственные войска парализованы ударами НАТО и режим потерял возможность финансировать армию. Однако Каддафи не унывал. Не зря же многие эксперты называли его «политиком, который не знает себе равных в борьбе за выживание». Он обратился с просьбой о посредничестве к Греции и даже потребовал у правительства Йоргоса Папандреу разморозить счета ливийских чиновников. Кроме того, Каддафи отправил письмо в американский конгресс, в котором указал «благородным представителям Республиканской партии», что Соединенные Штаты берут на себя львиную долю расходов на операцию в Ливии и «американские налогоплательщики вынуждены отдуваться за своих европейских собратьев»[535]. Таким образом, Каддафи всеми возможными способами пытался посеять рознь в западной коалиции. И, как писала газета The Huffington Post, «семена его падали на хорошо взрыхленную почву. Ведь ливийская военная кампания постепенно становилась для трансатлантических союзников настоящим яблоком раздора»[536]. Очень показательной в этом смысле стала прощальная речь Роберта Гейтса, которую он произнес в Брюсселе 10 июня 2011 года за три недели до того, как покинуть пост главы Пентагона. «Вы надеетесь отсидеться в сторонке, – обрушился он на представителей европейской военной элиты, – переложив всю ответственность на Соединенные Штаты. И хотя операция в Ливии проводится в европейских интересах, доля США в военных расходах НАТО возросла сейчас до 75 %. И если так будет продолжаться, новые американские лидеры, которые уже плохо помнят эпоху холодной войны, махнут рукой на союзнические обязательства перед Европой»[537].