Больше, чем любовь - Татьяна Осипцова

Когда два больших гроба и один маленький опустили в могилы и начали засыпать землей, он не выдержал, отошел на несколько шагов от собравшихся, и заплакал.

Рядом послышался голос тещи:

– Горе-то какое, Боренька! Все трое в одной могиле, даже тринадцатилетний мальчик…

Она осторожно погладила его по руке. Он резко обернулся и, глядя в пространство мутными от горя глазами, отчетливо выговорил:

– На его месте должен был быть я…

– Боренька, ну что вы! – испугалась Ольга Павловна.

Он стоял, как каменный. Немного подождав, теща протянула ему платок.

– Пойдемте, Боря, надо попрощаться, неудобно…

Выписавшись из больницы, Наташа сразу попросила отвезти ее на кладбище.

Шел снег. Они купили у притоптывающей от холода старушки все ее цветы и двинулись по центральной аллее. Наташа уцепилась за локоть мужа, шаги ее становились все медленнее.

– Тебе плохо? – с тревогой спросил он.

– Мне страшно. Страшно увидеть ее могилу…

Свежие обложенные еловыми ветками холмики уже припорошило снегом. Возле трех деревянных крестов стояли фотографии, обернутые в целлофан, громоздились венки.

– Мы сделаем один большой памятник, как только земля осядет, – сказал Борис, собирая замерзшие цветы и кладя свежие.

– А им-то не все равно? – устало спросила Наташа, вытирая слезы и присаживаясь на простую деревянную скамью.

– Родная, не заводись снова.

Они посидели молча несколько минут, затем Наталья встала, смахнула снег с фотографии подруги, прошептала: «Прощай, Людка» и направилась к выходу с кладбища.

Дома она сразу прошла на кухню. Борис хмуро смотрел, как жена достает из холодильника водку и режет хлеб.

– Поминать будешь? – спросила она. – Я еще не поминала.

Боря наполнил рюмки, они выпили, не чокаясь и ничего не говоря. Пахомов закусил хлебом, Наташа не закусывала. Выкурив сигарету, сама налила по второй.

– Земля им пухом…

Она опрокинула водку в рот, отломила корочку хлеба, пожевала.

– Напиться решила? Давай вместе.

Они опустошили бутылку за каких-нибудь двадцать минут. Вместо закуски курили. Пахомова водка не брала, только глаза кровью налились, а Наташа быстро опьянела. Слезы катились по щекам, изредка всхлипывая, она смахивала их ладошкой.

– Мы с Людкой двадцать лет вместе, с пятого класса, у меня подруг больше нет, одна она!..

– У меня тоже только Андрей был, остальные так, приятели.

– Милиция выяснила, кто машину взорвал?

– Исполнителей вряд ли найдут, а вот кто заказчик, мы и без ментов вычислили. Некому просто больше, но ведь не докажешь!

– Ну и что дальше?

– Валера сказал, найдет способ отомстить.

Наташа перестала всхлипывать и с ужасом уставилась на мужа.

– Господи! Во что ты ввязался?.. Ты хоть видишь, какие люди вокруг тебя? У твоего Новоселова рожа, как у бандита, про его бычар и говорить нечего. Им, наверное, человека убить – раз плюнуть!

– А ты хочешь, чтобы этот Пименов безнаказанным остался?

– Кто такой Пименов?

– Лес он за границу продает. Это у него из-под носа мы перехватили крупные участки под вырубку. Он взяток надавал, уже прибыль считал, а мы решили вопрос на более высоком уровне. Пименов огромный куш в валюте потерял. Этим вопросом Андрей занимался, и как оказалось, Пимен ему уже угрожал. Я был не в курсе, это только сейчас выяснилось. Валера предлагал Андрюхе охрану, но тот отказался. Как видишь, зря… Кстати, нам Новоселов советовал на время из города уехать, пока они не разберутся.

– Как разберутся?! – крикнула она. – Ты закажешь Пименова, а потом закажут тебя, или меня?..

– И все-таки уехать придется. Давай махнем куда-нибудь в тропики на пару недель?

– Позагорать?.. – Наташа глянула со злостью и отчеканила: – Никуда я с тобой, убийцей, не поеду.

Боря сделал вид, что ничего не слышал.

– Можешь ехать одна, но отдых тебе необходим, ты так осунулась, похудела… Давай сделаем так: я поеду в Москву, недели на три, по делам. А ты на это время отправляйся куда-нибудь за границу.

– Да не хочу и не могу я развлекаться! Ты это понимаешь?! – Наташа стукнула кулачком по столу и добавила уже спокойнее: – Мне на работу надо.

– Ну ладно, хорошо. Может, работа больше пойдет на пользу. Только мне все равно придется уехать. Я тебе Юру оставлю, и умоляю, без него – ни шагу! Димка пусть у твоей мамы побудет, снаружи их ребята охраняют. Ольгу Павловну я предупредил, чтобы не пугалась. А когда я вернусь из Москвы, махнем вместе куда-нибудь. Договорились?

Боря подсел к жене и обнял ее.

– И теперь так всегда будет? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Охранники, опасность?..

– Нет, родная, – он поцеловал ее в лоб, – все образуется, все будет хорошо.

Наташа тихонько всхлипывала у него на груди.

– Людку жалко, и ребеночка. Она так хотела забеременеть, но специально год ждала, чтобы Кирюшка к ней привык… И его тоже…

Боря молчал, гладил ее по голове и прижимал к себе, укачивая. Глубоко вздохнув, предложил:

– Давай еще выпьем, и я тебя уложу. Мне надо идти, а ты поспишь.

Когда поздно вечером Пахомов вернулся домой, Наташа спала, как он ее уложил, в одежде.

Бедная девочка. Когда она еще оправится!

Сам он тоже никак не мог прийти в себя после потери друга. Пил ежедневно, но хмель не брал. Ложился в постель, и не мог заснуть. Бреясь сегодня утром, заметил серебристые щетинки на подбородке, и на висках седины за эти дни сильно прибавилось.

Уезжая в Москву, он еще раз предупредил Наташу об осторожности, и дал инструкции охраннику.

– Ни на минуту не спускай с нее глаз. К мальчику не вози, Димка не мой сын, может, о его существовании просто не знают. На дачу пока не ездить. Береги ее, Юра, я буду каждый день тебе звонить.

Он уехал, и Наташа осталась наедине со своим горем.

Она впервые в жизни потеряла близкого человека. Когда умер отец, она была еще слишком мала, чтобы осознать утрату. Погибших свекров она, конечно, жалела, но они не были близки настолько, чтобы сильно по ним горевать. А Людка была единственной подругой, тем человеком, который всегда поддерживал ее безоговорочно, подставлял плечо, если нужно было поплакать, помогал в работе. С ее гибелью умерла какая-то часть самой Наташи. Она ловила себя на желании позвонить Людке, посоветоваться, излить душу, попросить прощения за то, что порой бывала резка с ней. А звонить-то некому…

Она пыталась работой заглушить тоску, но ничего не получалось. Все валилось из рук, день и ночь она думала об одном и том же. Ей так недоставало Людки – веселой, неугомонной, всегда придумывающей что-то новое и схватывающей на лету идеи.