Станешь моей победой - Викки Марино

родителей на признание — ступор. Короткий паралич, который позже сменился нервным смешком. Но я-то знаю, что забавным они это не находят. Наоборот, теряются от моего заявления. Переваривают информацию, выстраивают какую-то логическую цепочку, но в конечном итоге их растерянность перетекает в гнев.

Находясь под тяжестью непререкаемого авторитета, на меня штормовой волной обрушиваются упреки и обвинения, которые я выслушиваю молча, без возражений, как будто это все, чего я заслуживаю.

— Ты! Неблагодарная, эгоистичная, избалованная девчонка, которая не понимает, что такое ответственность! — кричит мать. И этот истошный крик будто живьем с меня кожу сдирает. — Мы изо всех сил стараемся обеспечить единственной дочери достойную жизнь, которая позволит тебе ни в чем не нуждаться и заниматься любимым делом. Но что мы получаем взамен? Где твоя благодарность?

И с этой минуты начинается настоящий ад. Нескончаемый. Персональный…

Мама, не в состоянии контролировать себя, больно хватает меня за руку и отводит в комнату. Эта та самая ступень наказания, когда мое личное пространство становится клеткой. Сейчас она запрет меня здесь и позволит выйти только в понедельник, когда нужно будет идти на учебу.

— Анна, я тебя не узнаю! Кажется, мы все давно обсудили. Неужели ты решила воткнуть нам нож в спину? Уму непостижимо! — хватается за голову отец. — Ты понимаешь, в какое положение нас ставишь? Что я должен сказать Станиславу? А Плутосу? Мы и так еле сводим концы с концами, уже думаем о продаже машины или подработке, чтобы оплачивать твою учебу. Анна, такое предательство не прощается! — сжимая переносицу, папа делает несколько глубоких вдохов и выдохов. — Мы… Мы же семья! Если не думаешь о себе, подумай о нас с матерью! Албанцев перестанет быть моим партнером, и в любой момент я могу лишиться работы. Ты этого добиваешься?

— Ты нас в могилу сведешь! — подливает масло в огонь мама и ахает, схватившись за сердце.

Увидев, как у нее подкашиваются ноги, меня тут же охватывает паника. Все словно в замедленной съемке происходит. Закатив глаза, она стала падать, благо отец, стоявший в шаге от мамы, успел среагировать и молниеносно подхватил обмякшее тело на руки.

— Посмотри, чем оборачиваются для нас твои капризы! — уложив маму на кровать, отец похлопал ее по щекам, пытаясь привести в чувство.

В этот момент я думала, что умру, потому как, испугавшись за жизнь матери, у меня закружилась голова, в глазах потемнело. Никогда не думала, что страх может так сильно разрушать человека. Всего секунда… Ровно столько мне понадобилось, чтобы почувствовать на себе вину размером с целую вселенную.

— Мама! Мамочка! Боже мой… Что я наделала! — давлюсь слезами и падаю перед ней на колени. — Прости меня.

— Видишь, видишь, что ты натворила? — взгляд отца становится жестким. Мне кажется, что сейчас он может ударить меня, не в силах контролировать бушующую ярость. — Радуешься результату своих поступков?

— Я не хотела, честно! Я же люблю вас! — глядя на то, как мама в каких-то муках ловит губами кислород, принимаюсь искать домашний телефон, чтобы набрать «03». — Сейчас… Сейчас скорую вызову. Мамуль, держись!

— Пока скорая приедет, неделя пройдет! Неси воду и аптечку! — рявкает отец.

Подрываюсь на месте и несусь на кухню. Сердце бешено бьется в груди, пульс в висках долбит. Пытаясь найти лекарства, судорожно рыскаю по шкафам и задыхаюсь от слез. Если с мамой что-то случится, я себе этого никогда не прощу. И только сейчас понимаю, что это и есть первый результат моих действий.

В спешке хватаю бутылку, таблетки и, зажав их подмышкой, несусь обратно в комнату. Но какого было мое удивление, когда, войдя в спальню, я увидела, как родители оживленно размахивают руками и о чем-то тихо шепчутся. Но, увидев меня, резко прекращают разговор.

— Мам, тебе уже легче? — спрашиваю виновато, протягивая лекарства.

— Легче? Да я едва от разрыва сердца не умерла! О чем ты думала, Анна, когда такое говорила? — озлобленно цедит мама, разбавляя водой успокоительное. — Побойся Бога, милая, перестань гневить небеса! Или в тебя лукавый вселился?

А дальше начинается что-то нездоровое. Перебивая друг друга, родители, словно сорвавшись с цепи, принялись ругать меня, на чем свет стоит. Обвиняли, что я отбилась от рук и не способна понять простейшие вещи. Упреки, критика и желание подавить волю, которой у меня и так нет. Находясь в самом центре этой безумной бури, я мечтала только об одном — иметь возможность обнимать Мирона.

— Анна, что с тобой происходит? Ты сильно изменилась в последнее время, — продолжает допытываться папа. — Может, у тебя какие-то проблемы?

Но если отец пытается хоть как-то контролировать ситуацию, то маму же рвало на части. У нее стоп-кран редко срабатывает. Как правило, это бывает, когда она просто выдыхается от жестких монологов, которыми заходится на несколько часов.

— В общем, слушай сюда… — шипит мама будто ядовитая змея. — Вечером к нам приходят Албанцевы. И не дай бог ты выкинешь что-то подобное, клянусь, Анна, я завтра же отправлю тебя под венец, поняла меня? — пыхтя от злости, больно сжимает мои плечи. Уверена, что от ее пальцев на коже останутся синяки. — Я спрашиваю, ты меня поняла?

Киваю, задыхаясь от слез и безысходности. А разве у меня есть другой выбор? Даже если я выступлю с протестом, это ничего не изменит. Родители все уже решили и с выбранного маршрута не свернут — будут идти до конца. Отбиваться здесь просто бесполезно. Да и у меня нет сил сопротивляться этому натиску, потому что знаю: я все равно проиграю.

Но тут ведь вопрос в другом: как мне жить с выбором и решением родителей? Почему, стоит тебе расправить крылья, кто-то вдруг решил, что имеет право их обрубать?

— Дочка, хватит так убиваться. Мы же не со зла, — не знаю, то ли отец пытается сгладить углы, то ли играет на моих чувствах. — Ты просто пока не осознаешь, какая удача нам подвернулась. И злиться — это нормально. Потом поймешь, что все было ради тебя. Поэтому предлагаю успокоиться и спокойно пообедать. Там бабушка тебе столько закруток передала, — обнимая меня, гладит по голове, как будто и не было этого убийственного скандала.

А я больше не выдерживаю такого хлесткого лицемерия и просто захожусь в истерике. Плачу навзрыд, уткнувшись отцу в грудь. После этого фееричного концерта, похожего на самую масштабную утопию, не знаю, где найти силы, чтобы заново настроить внутренний баланс. Сейчас же мне хочется только одного — громко кричать, заглушая боль, и послать всех к черту.

Но как известно, черная полоса порой вытесняет белую. И если я думала, что