Вампиры - Джон Стикли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все снова посмотрели на Джека. Повисло мучительное тяжелое молчание. Наконец тот кивнул и сказал тихо:
– Ладно.
Как по Феликсу, слишком тихо.
– Что? – подавшись вперед, переспросил он.
Джек посмотрел ему в глаза. Черт, что за мертвый пустой взгляд.
– Я же сказал: ладно. Значит, Рим.
Феликс кивнул. Вот и всё. Сделано.
– Замечательно, – с облегчением подытожил епископ. – Утром мы с отцом Адамом позвоним…
– А как насчет прямо сейчас? – перебил Феликс. – И пока я еще в деле, вам не кажется, что уже нужно двигать? Сейчас на улице темно, а они знают, что все мы у епископа.
Тот улыбнулся и встал.
– Молодой человек, не волнуйтесь. Я думаю, им будет очень больно приближаться к этим стенам.
И в самом деле было очень больно. Даже на дальнем краю сада свет от жутко размалеванных стекол отзывался лютой мучительной болью в висках Молодого господина. А быдло… они не спешили подчиняться малейшему жесту, не приближались, следуя ослепительной господской воле. Скоты подвывали, переминались с ноги на ногу, волокли свои мертвые души вокруг да около в сумраке. О них напоминал только шум да сладковатый запашок гнили. Но твари не посмеют ослушаться. В их памяти всплывет неистовый экстаз утоления жажды.
Они подчинятся Молодому господину ради первой миссии, порученной Старшим господином, – и они пойдут вопреки боли, повергающей в ничтожество их хозяина. Ведь они голодны. Они, восставшие лишь сегодня, не питались уже несколько часов, их жажда созрела, поработила их грубую суть – и они подчинятся.
Они подчинятся, даже если придется швырять их сквозь чудовищные цветные окна.
– Звери! – пронзительно закричал он, взвинчивая себя, набираясь решимости.
– Дети! – пропел он.
Его мысли проникли в их нехитрые умы, и твари побежали.
А он зашагал вперед, превозмогая неистовую муку, передвигал ноги, пока не настало время остановиться, протянуть длинную бледную прекрасную руку, сверкающим черным ногтем указать и повелительно воскликнуть:
«Пища!»
«Пища!»
«ПИ-ИЩА!!!»
Твари зашипели, и звук их голода наполнил счастьем слух Молодого господина…
Перед тем как свалилась беда, Феликс был вполне доволен жизнью. Он же добился от Джека, чего хотел. Хотя, конечно, учитывая состояние того, оно оказалось не так уж трудно. Феликса слегка грызла совесть: ведь воспользовался слабостью вождя, его скорбью и горем. Но это сущие мелочи по сравнению с человеческими жизнями. Если удастся выжить – да ворчите сколько угодно. Лишь бы удалось.
Он сдернул с места всех. Епископ с Адамом дозвонились в Рим, договорились о транспорте, уладили все трудности с паспортами. Конечно, назад в Америку попасть будет непросто, но зря, что ли, в этой стране есть реестр имеющих право голоса?
Если честно, Феликс с большой охотой понаблюдал бы за встречей Аннабель с пограничниками. Пусть-ка попробуют ее не пустить.
Вообще, дела покатились неплохо. Лучше, чем он ожидал. Когда Команда поняла, что с работой кончено, – всех как подменили. Пришло чувство виноватого облегчения, сперва медленно, неохотно, ворчливо. Но через час поддался даже Джек. Черт возьми, это же здорово наконец расслабиться и знать, что скоро будешь в безопасности.
А с тем ушли сосредоточенность, желание и готовность драться в любую минуту.
Когда Команда собралась вокруг кучи оружия и принялась сортировать, кое-кто даже пошутил. Ворон, осмотревшись, увидев улыбки на лицах, сказал Феликсу:
– Ладно, Стрелок. Ладно.
Больше ничего и не добавил, но все поняли.
– Джек, классный ты парень, – с восхищением подумал Феликс.
Но вслух бы он такого не сказал. Ни за что.
А ведь все здорово. И с этой мыслью Феликс посмотрел туда, где сидела Она и спокойно разговаривала с Аннабель и епископом.
И для Феликса во всей жизни достаточно было знать одно: Она выживет.
Да. Выглядит отлично.
Вообще-то, сейчас все именно этим и занимались: выглядели отлично – суетились и болтали в Комнате отдыха, среди стен витражного стекла и прекрасной мебели. В конце концов Феликс отважился спросить о деревянном колышке, который загнали в сердце Карла.
– У нас всех такие есть, – пояснил Кот. – Пару лет назад с нами работал парень, бельгиец. Он сызмальства плотничал, вот и сделал всем.
– И у тебя тоже? Неужто?
Кот настороженно посмотрел на Феликса.
– Ну да.
Рядом поморщился Кирк, загоняющий патроны с серебряной пулей в револьвер. Кот заметил гримасу и ухмыльнулся.
– Ребята, хотите такой? – спросил он.
– Пожалуй, я в другой раз, – ответил помощник шерифа.
– И на них всех написано одно и то же? – благодушно осведомился Феликс.
– Нет. У всех разные. Мой так плоский, вроде весла.
– И что там написано?
– Мое имя.
– И все?
– Там кое-что на другой стороне, – сообщил Кот.
– И что?
– Мне кажется, парни, вы еще не готовы это услышать.
– Попробуй – узнаешь.
Кот ухмыльнулся от уха до уха.
– Ладно. Там ответ на вопрос: где вам больше всего нравится кол?
– Э-э? – произнес Кирк.
– Скажи, что там написано, – буркнул Феликс.
Глаза Кота дьявольски заблестели.
– В слове «подколка»! – объявил он.
Они рассмеялись – и тут рассыпалось брызгами первое витражное окно, осколки шрапнелью полетели в мебель, в стены. В ноздри ударила знакомая гнилая вонь.
О Боже правый, они здесь. Они пришли!
Он вскочил, развернулся к звуку и вытащил браунинг. На мгновение повисла жуткая тишина.
Невозможно. Немыслимо. Ведь они просто сидят здесь и смеются, и разговаривают, и уже готовы ехать и убраться отсюда, и оставить за спиной…
Все застыли от изумления и внезапного страха, с открытыми ртами, ошарашенные, не верящие в происходящее и такие усталые.
Тварь, проломившая окно так, будто ее зашвырнули, потрясла лохматой головой, встала на четвереньки под окном, вытаращила кроваво-алые глаза, раззявила черную клыкастую пасть и зашипела. Феликс поднял пистолет, чтобы выстрелить, но тут грохнуло снова и разлетелось второе окно, закричали люди, бухнуло еще раз и еще, вся витражная стена обвалилась в зал. Твари в мертвой гниющей шкуре полезли сквозь обломки стекла и разваленные рамы. Шшшшшшшшшипение наполнило дом Божий, вонь отравила его воздух.
Шею Феликса обожгло болью. Потекла кровь. А, разлетающиеся куски стекла. Он выстрелил во что-то, пробирающееся сквозь нагромоздившиеся обломки, и тут закричали снова.
Кто? Кажется, человек епископа… Брайан, что ли? Так его звали? Монстр приземлился прямо на него и теперь стоял над ним на четвереньках, будто слюнявый доисторический медведь, а Брайан визжал, кричал и пытался выбраться из-под твари. Но та крепко держала его гниющей лапой, придавила грудь, а Брайан вопил и пытался отползти назад, суматошно размахивал руками, дрыгал ногами, но не мог уцепиться за толстый мохнатый ковер, а тварь над ним…
Та ничего не делала.
Твари не двигались! Они казались оглушенными, ошеломленными, почти парализованными, двое-трое стискивали морды распухшими руками. Монстров терзала лютая боль.
Но их так много!
– Святое место гнетет их! – вскричал епископ.
Он поднялся и пошел, прямо в литургическом облачении, взялся за большой висевший на шее крест и
