Повелитель крыс - Ричард Кнаак

А потом она вспомнила, что говорили о своем возрасте Вильям Абернати и Григорий, и подумала о том, что и Франтишек может быть жутко, немыслимо стар.

Перед Терезой, встав к ней в полупрофиль, появился камердинер Конрад. В одной руке он держал небольшую подвеску с драгоценным камнем — скорее всего то был изумруд. Камень завораживал взгляд, и Терезе пришлось напрячь всю волю, чтобы не смотреть на него.

В другой руке свинорожий слуга Франтишека держал черный клинок, и рукоятка, и лезвие которого были испещрены мелкими значками. При виде ножа Тереза вновь принялась вырываться, но подручные связанного мага держали ее крепко.

— Больно не будет, уверяю вас. Быть может, вам даже понравится, — сообщил Франтишек. Его высохшее лицо искривила улыбка, которая нисколько не убавила страха у Терезы Дворак. — Быть может, мы выясним, что мы с вами состоим в родстве — и это весьма, весьма вероятно, должен заметить.

Амулет вдруг начал раскачиваться сам по себе. Качающийся камень притянул к себе взгляд Терезы. Теперь она просто не в силах была оторвать от него глаз.

— Вы расскажете мне все, милая Тереза… даже то, о чем, как вам казалось, вы не имеете ни малейшего представления, — звучал в ушах у Терезы голос связанного мага. — Я должен узнать, кто вы такая, что собой представляете и какова ваша роль в этой игре.

Перед тем как Тереза потеряла сознание, ей почудился чей-то смех. Но Петер Франтишек смеялся не так. Смех ли то был вообще?

Как бы то ни было, в это мгновение Тереза вспомнила о грифоне.

Он был жив.

Понимание этого и порадовало, и огорчило Григория Николау. В последнее время он стал дорожить жизнью не в пример больше, нежели раньше, но первая мысль его была такова: если он жив, стало быть, попал в лапы Франтишека, и теперь уж он точно его подобру-поздорову не отпустит.

Николау открыл один глаз, потом — второй.

Огляделся по сторонам. Он никогда прежде не бывал здесь, но догадался, что находится в одном из помещений цитадели Петера Франтишека. У Григория кружилась голова, перед глазами плыло, и все же комната, в которой он находился, навевала какие-то воспоминания. Григорий попытался встать, но ни руки, ни ноги не послушались его — они словно свинцом налились. Он расслышал тишайшие звуки музыки — нечто современное, аморфное антиконцептуальное. Послушай Григорий такую музыку подольше — он бы непременно заснул.

Мало-помалу в глазах у него прояснилось, он начал понимать и природу своих воспоминаний, и то, что это за комната. Это была больничная палата, очень похожая на ту, в которой он лежал в Берлине вскоре после воцарения Рейха. Он попал в автомобильную аварию и под напором общественности был вынужден принять предложение об оказании ему медицинской помощи от человека, по чьей вине пострадал, — от младшего офицера СС. Помощь Николау оказывалась на самом высоком уровне, ибо от состояния его здоровья зависела репутация этого эсэсовца. Между тем полученные травмы у Григория, естественно, заживали сами по себе, с немыслимой скоростью, чем он донельзя обескуражил и врачей, и ученых-медиков Рейха.

Григорию тогда пришлось употребить все усилия, на которые он только был способен, чтобы телепортироваться из госпиталя и стереть из сознания врачей все воспоминания о себе. Для этого ему пришлось распотрошить память шестерых людей. И пусть они большей частью не заслуживали никакой жалости, Николау еще долго переживал из-за того, что был вынужден прибегнуть к такой мере.

После того случая он пробыл в «Фатерлянде» недолго. Не потому, что боялся смерти, — ему ли бояться смерти? Были вещи и пострашнее смерти. Григорий боялся, что еще до того, как тут все станет совсем худо, может появиться вездесущий Фроствинг. Уже тогда темные силы сгустились немыслимо. Те маги, что остались в Рейхе после отъезда Николау, либо питали неподдельный интерес к всеобщему помешательству, либо были попросту законченными идиотами. Григорий же не желал иметь ничего общего ни с теми, ни с другими.

Он снова попытался встать, и снова тело не пожелало его слушаться. Он осмотрел себя и увидел, что привязан к кровати. Ноги и руки противно покалывало, и Николау с опозданием понял, что это дают о себе знать отдаленные последствия уколов, которыми его одарил Конрад.

Постепенно приходя в себя, Григорий выстроил из отдельных фрагментов более или менее стройную последовательность событий. Треклятый камердинер Франтишека выстрелил в него не один, а два раза, и все же он ухитрился не отключиться под действием наркотика и перебросил себя в пространстве, но куда? Видимо, соображал он на тот момент уже неважно, потому магическая сила швырнула его куда ни попадя.

Хорошо еще, цел остался… а может быть, только-только восстановился? Наверное, он уже несколько дней находится в больнице… нет, это вряд ли. Франтишек тогда уже давным-давно бы его вычислил. Вряд ли миновало больше суток, но и это было долго, очень долго. Если Франтишек еще не нашел его, значит, вот-вот найдет. У него повсюду глаза и уши. Григорию следовало как можно скорее сматываться отсюда.

Он связан? Подумаешь, ерунда! Он только глянул на веревки — и от них не осталось и следа. Григорий не понимал, зачем его привязали к кровати, но искренне надеялся, что не озадачил демонстрацией своих магических способностей того, кто подобрал его и определил в больницу. Теперь, когда Фроствинг не столь регулярно посещал его, Григорий ни в чем не мог быть уверен.

Встать с кровати оказалось посложнее, чем освободиться от пут. Двигался Николау неуклюже, непредсказуемо. Он дважды пытался ухватиться за поручень возле кровати, но, увы, безуспешно. Только третья попытка удалась, но левая нога упорно отказывалась переваливаться через край кровати: Николау напрягся изо всех сил и наконец заставил обе ноги свеситься с кровати, после чего ему пришлось приложить недюжинные усилия для того, чтобы заставить ноги принять на себя вес тела. Занимаясь этими упражнениями, Николау обратил внимание на то, что к его больничной пижаме присоединено устройство для мониторинга. Григорий отцепил датчики, послал устройству слабенький магический импульс, после чего послушный прибор продолжил посылать куда надо сведения о пациенте, хотя от пациента был уже отсоединен.

Григорий собрал все силы, сосредоточился и «просмотрел» больничный коридор за дверью палаты. Охранник за дверью не стоял — стало быть, Григорий появился в больнице при более или менее тривиальных обстоятельствах.

Скорее всего шмякнулся на землю где-нибудь на улице или в сквере — может быть, даже в Линкольн-парке. Судьба улыбнулась ему хотя бы в этом.